Новый руководитель фонда интеграции считает главной проблемой изоляцию

С 1 сентября Фонд интеграции возглавит Ирене Кяосаар. Летом будущего года она вместе с учреждением переедет в Нарву. Фото: Сандер Ильвест

Встающая с сентября у руля интеграционного фонда, в течение многих лет руководившая отделом общего образования Министерства образования и науки Ирене Кяосаар говорит, что ей не нравится, что в 2017 году перед выборами вновь поднят эстонско-русский вопрос. 

«Люди прожили тут десятки лет. Как долго мы будет говорить о том, что мы их дискриминируем, что у них нет равных возможностей? По-моему, это дела минувшие и теперь нужно смотреть, как можно лучше поддержать имеющиеся равные возможности. Язык – это одна из вещей, которая помогает добиться в обществе равных возможностей. Главная проблема Эстонии – изолированность. Начиная от обществ, которые живут в системе образования в совершенно разных мирах», - говорит она.

- Можно ли в 2017 году использовать слово «интеграция»? Она началась в начале 1990-х, люди прожили в Эстонии четверть века, выросло новое поколение – о какой интеграции мы все же говорим?

- Я полностью согласна, и я не люблю слово «интеграция». Мне больше нравится эстонское слово «lõimumine» (переплетение – рус.). Это совершенно другое дело. Мы должны рассматривать это переплетение намного шире, и между поколениями. Не только между народами.

В начале 1990-х были важны более практичные вещи: обучение языку, гражданство, образование. Главным в интеграции было обучение языку.

- О каком переплетении может идти речь, если не знаешь государственного языка?

- Язык – это очень большая часть, но она не одна и не единственная. По исследованиям мы знаем, что у нас есть группа русскоязычных жителей, которые в совершенстве владеют эстонским языком, но они абсолютно нелояльны к эстонскому государству.

- Лояльность и интеграция – это одно и то же?

- Я считаю, что одной из частей переплетения является и лояльность, забота о судьбе этого государства, о сегодняшнем дне и будущем этого государства, в котором ты живешь, работаешь, где находится твоя семья. Человек, который не принимает основные ценности Эстонии, не согласен, что мы были оккупированы, даже если он говорит на эстонском языке, по сути, являясь гражданином, не до конца интегрирован. Я не говорю о простом пути ассимиляции. Нет противоречия между уважением к эстонскому языку и культуре и уважением к своему второму языку и культуре.

- Элементарно: кто ценит свою культуру и язык, тот может оценить и другой язык и культуру.

- Точно. Исследования показывают и то, что есть люди, который не особо владеют эстонским языком, но очень хорошо и лояльно относятся к Эстонии. При этом есть и те, кто сейчас приезжает в Эстонию, русскоязычные в том числе, и скорее интегрируются в эстоноязычное общество. Им там удобнее, они видят, что там у них больше возможностей.

- Сейчас же приезжают в Эстонию?

- Сейчас они приезжают более информированными, свободно выбрав Эстонию. Те, кто остался у нас в качестве исторического наследия, приехали в Эстонию не добровольно, они, по сути, приехали в другую страну и в какой-то день оказались частью Эстонии.

- Важной частью переплетения было превращение русских школ в эстоноязычные, в чем заключалась ваша основная прежняя работа. Это было сделано вовремя?

- По моей оценке, это можно было сделать и раньше, а не с 2007 года. Решения были приняты еще в конце 1990-х, но тогда решили, что еще не готовы. Есть вещи, к которым нельзя подготовиться прежде, чем они начнутся. Если мы начали в 2007 году, то нужно было начинать и быть готовыми.

- До того момента и даже еще в самом начале процесса в русских школах надеялись, что обучения на эстонском языке не будет?

- Это очень по-человечески, мы боимся перемен. Когда перемены уже наступили, мы должны их принять и начать с ними справляться. Было бы лучше, если бы государство обозначило себя немного раньше и начало с более раннего уровня, чем гимназия. О чем сейчас много говорится.

- Если посмотреть назад в 2007 год: в политическом смысле о начальной школе и детских садах не говорили?

- Это обоюдоострый меч, и каждое решение принимается в свое время. Если бы решение принималось сейчас, то начинали бы явно с детских садов. В конце 1990-х было другое отношение. Тогда русскоязычное население эмоционально еще не понимало, что им будет полезнее, если начать учить эстонский язык раньше и это не повредит родному языку.

С гимназии тогда начали потому, что гимназия не являлась и не является обязательным школьным уровнем. Точно так же университеты перешли на эстонский язык обучения. Было решено, что академическое образование в Эстонии может быть только на эстонском языке. Основное образование оставили русскоязычным.

- Что вас больше всего расстраивает в русской молодежи?

- Беспокоит изолированность. Откуда появляются эти русские подростки? Чаще всего они приходят из дома, где отношение и понимание осталось с прежних времен, где интеграция не сработала.

Мне очень нравится высказывание Дмитрия Бурнашева (прежний руководитель интеграционного фонда – ред.), что дело в познании. В Эстонии никого не дискриминируют никого, но люди не освободились от чувства, что их не хотят принимать на работу, потому что они русские или армяне, или кто-то еще. Что у них есть меньше возможностей в обществе, хотя это не так. Такое познание часто идет из семьи. Из дома молодежь идет в школу, где средний возраст учителей старше 50 лет – в русских школах он выше, чем в эстонских – и многие учителя из того поколения, которое чувствует себя разочарованным.

Это среда, где молодой человек растет. Наша задача вытащить молодежь оттуда. Не в том смысле, что они должны отдалиться от своей семьи, своего языка и культуры, а чтобы они увидели и другое.

- Как это вытаскивание должно происходить?

- Системе образования нужно постепенно двигаться в ту сторону, при которой русские и эстонские дети учились бы вместе. Это не означает, что мы должны утратить русский язык как обучение родному языку, чтобы не преподавали некоторые предметы на русском языке. Это не означает, что мы отнимем у них русскоязычный фон, чтобы они не могли общаться между собой по-русски – абсолютно нет. Важна общая среда, чтобы были общие мероприятия, чтобы в какой-то степени было совместное обучение.

(Ирене Кяосаар говорит о смешанных школах, гимназиях и основных школах, принадлежащих самоуправлениях, где эстоно- и русскоговорящие дети учатся вместе. Она знает и то, что уровень русскоязычных школ очень различается: примерно треть школ являются слабыми как в эстонском языке, так и в других предметах, в трети к окончанию основной школы можно выучить эстонский на элементарном требующемся уровне, что означает, что поначалу в гимназии у учеников знание эстонского языка едва лишь достаточное, и есть лишь треть основных школ, в которых дети с родным русским языком хорошо владеют эстонским).

- Вы и на новой должности будете заниматься образованием и школами?

- На ней нужно заниматься молодыми людьми, где под молодежью понимаются не только школьники, но и те люди, чьи дети уже могли закончить гимназию. Я считаю, что старшее поколение уже можно было бы оставить в покое с интеграцией и переплетением. Пусть они живут в своем мире. Если бы решение было найдено, то его бы уже давно использовали. Мы должны сосредоточиться на тех, кто в будущем будет строить наше общество, посмотреть на детей и подростков, которые будут формировать нашу страну в течение последующих 20-30 лет. Сотрудничество со школами, конечно же, останется.

Министерство образования, например, попыталось свести вместе ученические организации школ, но это не особо удалось. Из-за бюджета и небольшого страха. Может быть, русские дети не решились прийти, может быть, они критично относятся к своему знанию языка, поскольку не всё понимают. Местом объединения могли быть лагеря для одаренных детей, которые проводятся по природоведению и точным наукам.

- Их больше не организуют для эстоно- и русскоязычных детей вместе?

- Они вместе, но количество учеников с русским языком обучение очень маленькое.

- Может быть, информация о научных лагерях не доходит до школ, родителей?

- Одна приехавшая три года назад в Эстонию русская семья спрашивала у меня о таких возможностях, чтобы одновременно можно было пообщаться с эстонскими детьми и улучшить знание эстонского языка. Я предложила им несколько вариантов, но стала думать – а достаточно ли этого?

Или другая история, которую я слышала от одного русского журналиста о его опыте в детском саду. Он отдал своего ребенка в русский детский сад, в котором было и языковое погружение, но детский сад из собственных соображений отправил ребенка в русскоязычную группу. Мать удивилась, что у нее не спросили, не хочет ли она отдать ребенка в эстоноязычную группу. Руководитель детсада спросила: есть ли у них дома эстоноязычный фон, говорят ли дома по-эстонски. Мать призналась, что не очень хорошо говорит по-эстонски. На это детский сад даже не попытался посоветовать, что не нужно бояться групп языкового погружения, если дома на эстонском языке не говорят.

- Новая должность означает, что вы должны переехать в Нарву. Ваш предшественник, молодой человек, выросший в Ласнамяэ, но его семья оказалась не готова к этому. А как у вас?

- Я готова переехать в Нарву и, выставляя свою кандидатуру, знала, что с лета 2018 года мое рабочее место будет там. Я не могу сказать, приняла бы я это решение, если бы у меня были такие же маленькие дети, как у моего предшественника.

Начиная с 2000 года, я очень часто ездила в Нарву. Проводила там и свое свободное время. У меня там есть друзья, коллеги, хорошие знакомые. Я считаю, что меня знает очень много нарвитян, в основном это образованные люди, но мой круг общения шире. Для меня Нарва со своим многоязычием и многокультурием – интересный город.

- Должен ли интеграционный фонд находиться в Нарве?

- Не должен, но может. Я понимаю, что многие работники фонда решили, что они не поедут. Конечно, жаль, что многие туда не едут, но люди сами принимают свои решения. Чем больше таких учреждений, требующих ума для получения рабочего места, мы переведем в Ида-Вирумаа, тем больше, в хорошем смысле, мы сможем повлиять на тамошнюю культуру, процессы, сможем принять на работу местных жителей.

Я считаю, что важно стать ближе для жителей Нарвы, Ида-Вирумаа.

- Назовите одно дело, которое вы обязательно хотите сделать.

- Конечно, я не считаю правильным организовывать разовые мероприятия в порядке кампании. Ничего особо не изменится, если организовать одну конференцию или концерт, или разок свозить людей из Нарвы в Таллинн или в Тарту. Если организовывать разовые мероприятия, то их должны организовывать сами нарвитяне.

Фонд не должен заниматься сам, мы должны найти тех, кто будет делать. Таких людей в обществе и среди русских много. Последних меньше, и они не умеют так свободно работать в обществе, но для этого и есть мы с фондом, чтобы помочь им и не только деньгами.

Ирене Кяосаар – интегрирована с детства

Об Ирене Кяосаар (47) знают все руководители и учителя русскоязычных школ. И хотя Кяосаар, будучи руководителем отдела общего образования при министерстве, представляла государство, требуя, чтобы русские школы, по сути, стали эстонскими, чтобы гимназистов в большей степени обучали на эстонском языке, сильные руководители школ относятся к ней с уважением.

Это уважительное отношение явно не исходит из того, что образованные люди связывают имя Кяосаар с языковым погружением в русских школах Эстонии. Все по-человечески проще: Ирене Кяосаар из двуязычной семьи, где за завтраком в семье физиков, конечно, больше говорили по-эстонски, но с матерью две дочери всегда говорили только по-русски.

Оглядываясь назад, младшая дочь Ирене признает, что в эстонской школе в Тарту они с сестрой смогли узнать эстонский язык и культуру, но поскольку русская мать, родившаяся в Печорском районе, посвятила себя семье больше, чем отец-эстонец, дома девочки хорошо выучили как русский язык, так и узнали русскую культуру.

Несмотря на то, что изучавшие физику в Тартуском университете на русском и эстонском отделениях, а позже преподававшие ее там же отец и мать в 1970-х приняли решение, что, проживая в Эстонии, дети должны учиться на эстонском языке, переход из одной страны в другую в 1990-х для семьи оказался не таким уж простым.

«Я понимаю людей в Нарве и других городах, поскольку видела, что происходило у меня дома в 1990-х годах, когда не было общего понимания, что произошло, и я видела, как сложно было людям однажды утром начать свою жизнь в другом государстве. Тем утром еще не все понимали, но со временем пришли знания, что это теперь точно другая страна, это не сон одного августовского дня, это другой государственный язык. Это не было просто, - говорит Кяосаар. – Я всегда была патриотом Эстонии, но я понимаю, что людям пришлось проделать из-за перемен».

В 1992 году Ирене Кяосаар пришла молодым учителем эстонского языка в русскую школу. Затем она стала одним из инициаторов языкового погружения в Эстонии, и уже когда она была руководителем отдела общего образования при министерстве, ее прямой обязанностью было начать и организовать перевод большей части предметов в русских гимназиях на эстонский язык обучения.

«Переход на эстоноязычное образование ни для кого простым не был, но я все же утверждаю, что процессы перехода по сути удались, хотя с идеальной точки зрения до этого идеала еще слишком далеко, но если сравнить, с чего мы начали десять лет назад, продвижение заметно», - оценила Кяосаар и добавила, что продвижение, прежде всего, в отношении.