Михкель Мутть: русофобия – зона комфорта или хлопанье крыльями?

Михкель Мутть Фото: Эрленд Штауб

Не национализм и не национальность определяют эстонскую идентичность через противопоставление себя русской угрозе, просто некоторым кругам нужно сейчас это противопоставление, чтобы построить на нем свой собственный план действий, пишет Михкель Мутть. 

Скрытая борьба за прошлое приобрела в последнее время некую интенсивность. Это естественно, поскольку прошлое влияет на настоящее и на будущее. Хорошо идет борьба за названия местностей и за символы, а также за широкие социально-психологические течения.

Далее следует так называемая русофобия. А именно, сейчас мы со всех сторон видим явное желание связать национализм с советским временем. Националисты словно пропитались ядом советского времени. Они не освободились от тогдашней модели мышления и в состоянии думать только противопоставлениями. Прямым выражением этого вроде как становится жесткая русофобия и так далее.

Как у стран не может быть друзей, только интересы, так нет и смысла говорить с националистами (как с целостной группой) о любви или ненависти. Эти понятия просто неуместны. Если народы живут рядом, на их отношения во многом влияют конкретные исторические события и ситуации, связанные со сменой власти. Если же они живут далеко друг от друга, соответствующая информация настолько общая, что говорить о любви и ненависти кажется излишним.

Наша тема относится к первому варианту. Часто негативное отношение к оккупантам автоматически переносится на соответствующий народ. Степень негатива в числе прочего зависит от того, насколько жестокими или цивилизованными были оккупанты по сравнению с оккупированными, и какую идеологию они представляли. В случае Эстонии российская оккупация связана с большевизмом. И все же в таких делах нужно видеть разницу. Исторические отношения меняются, а так называемые отягчающие обстоятельства могут исчезать.

Негативное отношение может еще какое-то время продолжаться, но постоянно ослабевает. Европа преисполнена яркими примерами. (В этой сфере могут быть большие различия. Например, представляю, что отношение армян к туркам было и останется в обозримом будущем, мягко говоря, сдержанным, и их сближение с Москвой на фоне нежных отношений с ЕС понятно).

Во-вторых, нужно учитывать общие особенности народов. Забегая вперед, скажу, что и в других условиях между русскими и эстонцами не возникло бы большой любви, поскольку наши темпераменты, стиль общения и даже так называемые ценности в какой-то степени (если не в абсолютной) различаются. Советское время просто обострило их.

Чисто бытовые отношения между народами – нейтральные. Даже если, глядя со стороны, кажется, что это какое-то одно общее отношение, то при ближайшем рассмотрении мы видим, что речь идет о целом букете чувств. Типичный пример – британцы и янки, которые друг другом и восхищаются, и друг друга высмеивают.

Нейтральности в чистом виде нет. За ней всегда что-то скрыто: от отрицающего безразличия, страха до нежной сердечности. Только в этом диапазоне есть смысл говорить и об эстонцах и русских.

Естественно, я и не думал утверждать, что русских не проклинали в советское время. Но тут нужно уточнить. Если кто-то сейчас думает, что где бы эстонцы ни собирались (на крестинах или похоронах, в пивнушке или у костра), они не занимались ничем другим, кроме как скрипя зубами поносили русских, - пусть знает, что это сказка (которая подошла бы для сериала «СССР»). В жизни тогда были скорее другие вещи.

Тем, кто пострадал сам, или чьи близкие были высланы, посажены в тюрьму или убиты, понятно, сложнее было относиться по-доброму к народу, оккупации и коммунистической идеологии, и их проклятия действительно граничили с ненавистью…

Но проклятия обычно не были чистыми проклятиями. Юмор всегда был сильным оружием слабого против сильного. Так и в так называемом русском вопросе. Шутки отпускали крепкие, подшучивали-подтрунивали по-мужски. Конечно, это было выражением негатива, но это нельзя назвать ненавистью. (Ненависть - это что-то, что идет изнутри, из живота или спинного мозга, заставляет действовать как мусульманские террористы). Поэтому нельзя считать таковым и высокомерную хулу всего русского-советского (сами же мы принадлежали к европейскому культурному пространству!).

Естественно, нужно делать различие между отношением к местным русскоязычным и тем, кто жил где-то далеко, и так далее – оттенков много.

Я сталкивался с позицией, – в последний раз мы обсудили эту тему с Андреем Хвостовым на днях творчества Лийва - что отношение образованных людей к русским в советское время и сейчас различаются. Мол, да, интеллигенция не ненавидит русских, поскольку смотрит на вещи «шире и культурнее», но так называемый народ ненавидел, а сформировавшиеся в советское время люди ненавидят и сейчас. Я считаю, что такая яркая позиция – это одна из частей ложного представления эстонских русских и эстонских левых либералов, их мания.

Всякое бывало. Знаю, например, творческую интеллигенцию, которой в какой-то момент овладевала вспышка гнева по отношению к русским, в то же время большая часть эстонцев придерживались смиренной нейтральности, скептического безразличия. Начальство есть начальство, в нашей истории оно было всегда! Страстные чувства – это не наша особенность. (Благодаря этому в Эстонии никогда не было крепкого анти- или филосемитизма).

Из трех столпов, которые обозначили положение эстонцев – оккупация, советская власть, этно-психилогические особенности – два исчезли. Из чего же теперь должна возникать массовая ненависть к русским?

Не национальность и не национализм определяют эстонский идентитет через противостояние российской угрозе, а некоторым кругам сейчас нужно это противостояние, чтобы выстроить план своих действий, чтобы создать себе raison d’être (смысл жизни – фр.)

Для чего же? Если дело в выборах, я еще пойму. Но если кто-то говорит об этом с глубоким убеждением, то я бы посоветовал ему лечить голову.

Раньше говорилось, что таким образом из Эстонии пытаются создать образ маленького злого нацистского государства. Более того, таким образом, пытаются создать впечатление, что эстонцев не нужно воспринимать всерьез. Мы – тролли, в голове которых не помещаются две мысли одновременно. Поскольку ясно же, что шатким и нелепым будет любой народ, чей идентитет базируется на каком-то одном элементе, тем более, негативном отношении к соседу.

Разве у жителей Северной Ирландии нет ничего в идентитете, кроме противостояния британцам? Смешно. Разве у поляков нет в идентитете ничего, кроме противостояния русским или немцам? Опять смешно.

Кстати, в самих русских (особенно в верхних слоях) всегда было крепкое сплетение из чужеродности и отторжения всего, что идет с запада. Но я бы не стал утверждать, что на этом построен весь русский идентитет.

Русофобство – это, с одной стороны, зона комфорта, категория душевной лени. Поэтому я не особо расстраиваюсь. Но кажется, что воскрешение противостояния русским – это духовное размахивание крыльями, чтобы взбить воду и отвести внимание от настоящих угроз.

В этом и заключается влияние глобализации и исходящей из нее идеологии на маленькие культуры и национальные государства. Глобализация – это современный мастер пуговиц из «Пер Гюнта». Неуместным, а иногда даже навязчивым рабочим инструментом этого для нас являются некоторые грани деятельности Европейского союза (подчеркну, что я не евроскептик).

Одним из примеров эстонской русофобии последнего времени является то, что если Яна Тоом скажет, что у эстонцев нет будущего, это воспринимается, как кошмар, но в то же время мы сами можем это свободно обсуждать. Это же так по-человечески. Членов своей семьи можно критиковать, о своих детях можно говорить одно и другое, но боже упаси, если это делают чужие! И если бы на месте Яны Тоом оказался какой-то финский или американский политик, эстонцы ощетинились бы точно так же.

Иногда кажется, как считают некоторые эстонко-русские интеллектуалы, что если эстонцы брюзжат на свое государство, политиков, национальные особенности и так далее, то они действительно ненавидят все это. То есть они должны хлопать в ладоши, когда это делают другие. Но эстонцы не ненавидят свою страну и даже себя.

PS. Пара еретических мыслей. Хочется верить, что в эстонскую нейтральность по отношению к русским в дальнейшем будет закрадываться все больше сопереживания. Это было бы, конечно, по-человечески, поскольку те, кто под Путиным, терпят лишения, а те, кто здесь, все сильнее за десятилетия отдаляются от своего народа.

Часть эстонцев временно или навсегда уехала в лучшие страны. Уехала и часть русских (некоторых от этого удерживает лишь отсутствие случая). Но кажется, что часть останется. Было бы нормально, чтобы у обоих контингентов остающихся со временем возникло определенное понимание. В длительной перспективе они все же терпящие бедствие в лодке истории.