Александр Генис: первым русским рэпером был Сергей Довлатов!

Александр Генис на Днях Довлатова. Фото: Mihkel Maripuu / Postimees

Что было бы, если бы книгу Довлатова издали в Эстонии? Как Довлатов повлиял на японскую демографию? За что любила Довлатова мафия Брайтон-Бич? Почему Довлатов так и не окончил университет? И еще немало историй о Довлатове от его друга, писателя Александра Гениса...

Таллиннские Дни Довлатова в этот раз выдались на редкость представительными: на них приехали и дочь писателя Катерина, и его друзья Андрей Арьев, Александр Генис, Лев Лурье, и другие люди, так или иначе имеющие отношение к Довлатову. Портал Rus.Postimees взял интервью у Александра Гениса, который щедро поделился с нами историями о последнем российском классике.

Довлатов, отечески улыбаясь, хлопал Петю по плечу...

– В книге «Довлатов и окрестности» вы говорили, что Довлатова любят в основном рослые славистки. Вот интересно: почему?

– Я написал, что Довлатова любят рослые славистки, потому что именно такая славистка полюбила Довлатова в Японии. Это была девушка ростом под метр восемьдесят, что для японки, сами понимаете, много. Она никак не могла найти себе мужа – сложно найти такого же рослого японца. Я ей посоветовал поискать в России. Она поверила мне и привезла из Рязани – города, где я родился, между прочим, – высокого белобрысого парня, который не понимал ни слова по-японски. Они поженились, и она попросила меня произнести речь на их свадьбе по телефону.

Брак оказался чрезвычайно счастливым, тем более, что она была из богатой семьи. Они открыли в Токио магазин русских сувениров. И вот огромный белобрысый рязанский парень сидит в кимоно и продает матрешки в Токио. Он прижился там великолепно, говорит на прекрасном японском языке. У них дети пошли – белобрысые и косоглазые, просто прелесть... И всё это потому, что в книге “Довлатов и окрестности” я написал фразу про рослых слависток. Я счастлив, что внес лепту в японскую демографию.

– Это очень довлатовская история.

– Похожа. Вокруг Довлатова всегда клубился абсурд, я подозреваю, что он его провоцировал. Андрей Арьев, самый близкий друг Довлатова, рассказывал о том, почему Сергей не сумел окончить даже второго курса университета. Они как-то сидели в аудитории, и тут Довлатов говорит: бежим, я вам покажу что-то невероятное! Они бросают всё, убегают с занятий, идут в скверик напротив – а там сидит старичок и смешно дрыгает ножкой. Ради этого Сергей увел с занятий всех. Ну как он мог окончить университет?..

– На Днях Довлатова понимаешь, что есть Довлатов – и есть легенды о Довлатове. Причем часто диаметрально противоположные. Одни говорят, что Довлатов отлично знал английский, другие – что плохо...

– То и другое – неправда!

– Еще лучше...

– С английским Довлатова была прекрасная история. Он приехал, как и все мы, ни хрена не зная, только хуже – мы все где-то учились, а Довлатов был человек с одной стороны без формального образования, но с другой – очень много знающий в самых неожиданных областях. Нас в редакции «Нового американца» было 16 человек, все с высшим образованием, кроме Довлатова, – и он оказался единственным, кто знал, что такое чесуча. Вы знаете, что такое чесуча?.. У нас был сотрудник Гриша Рыскин, специалист по немецкой поэзии и педагог. Он написал как-то: «Бездомные в Америке в жалкой чесуче...» Довлатов откликнулся: чесуча – драгоценная шелковая ткань, ее носили вельможи. Так вот, Довлатов долго утверждал, что английский ему не нужен, потому что все лучшее переведено на русский лучшими переводчиками. На самом деле он язык знал. Как он сказал однажды: «Я печатался по-английски, судился по-английски, купил машину по-английски, купил дом по-английски...»

Кстати, насчет легенд. В годовщину смерти Довлатова одна рижская газета напечатала полосу о нем. Там написано: как известно, Довлатов очень любил Ригу. Как-то раз он приехал, а в пивной «Зем озола», что означает «Под дубом», сидят Петя Вайль и Александр Блинов, редактор газеты «Советская молодежь», и пьют пиво, тут входит высокий человек и говорит: догадайтесь, кто я такой. Петя говорит: вы – Сергей Довлатов!.. И так далее. Я всё это читаю в ужасе. Это полное вранье. Довлатов никогда не был в Риге, Петя познакомился с ним в Нью-Йорке... Но тут целая полоса! С подробностями: Довлатов, отечески улыбаясь, хлопал Петю по плечу...

Довлатов прав всегда: всё, что смешно, – и есть правда

– Класс. С другой стороны, тексты Довлатова тоже отличаются от реальности...

– Я понимаю, что вы хотите сказать, но все это не так просто. Глупо верить Довлатову – но глупо и не верить ему.

– А как тогда?

– Говорят, что в его записных книжках всё вранье. Я первый так говорю. Я не помню, чтобы говорил то, что у него про меня написано, – но других-то я помню. Про себя я не помню, потому что Довлатов не слушал, а подслушивал, это большая разница. Думаю, со всеми точно так же. В Нью-Йорке у нас был друг Изя Шапиро, маленький язвительный еврей из Минска. Он спросил Довлатова: «Сергей, какой у тебя на даче телефон?» Тот говорит: «Я не помню». Изя: «Ну хоть приблизительно?» Я сам стоял рядом и это слышал. И Довлатов это записал. Так и рождались его записные книжки... Так что – трудно понять, где правда: я бы не копался и оставил всё как есть. Довлатов прав всегда: всё, что смешно, – и есть правда.

– Вы видели фильм Станислава Говорухина «Конец прекрасной эпохи»?

– Не видел. Скажу честно, я боюсь смотреть фильмы про близких людей. Дело не в том, хорошее это кино или плохое, просто я чувствую себя неловко. Так что лучше я промолчу.

– Как вы думаете, если бы в свое время в Эстонии уже набранную книгу Довлатова не рассыпали – насколько переменилась бы история?

– Я об этом думаю постоянно, мысли об альтернативной жизни меня часто посещают. Выпустили бы его книжку в Эстонии. Стал бы он начинающим, подающим надежды писателем из братской республики. Я знал таких «подающих надежды», они были в очень убогой ситуации. В Москву и Ленинград их не пускали, всё, на что они могли рассчитывать, – должность секретаря молодежной секции местного отделения Союза писателей. Думаю, ничего хорошего не получилось бы.

– Но Довлатов мог бы не уехать.

– Мог бы. Он уехал по единственной причине, как и все мы: чтобы писать и печататься. По-русски, как ни дико это звучит. Он пробивался бы в советскую литературу, приехал бы с этой книжкой в Ленинград, его продолжали бы давить – если уж его здесь давили... Чем бы это кончилось? Спился бы Сергей...

– Однажды грянула бы перестройка...

– До перестройки нужно было дожить – десять лет в лимбе. За эти десять лет в Америке Довлатов создал 12 книг, стал тем писателем, которого мы знаем. Я думаю, эмиграция была для него спасением. Он и сам так считал. Посмотрите на его друзей: они все уехали. Игорь Ефимов, Владимир Марамзин, Лев Лосев. У Сергея с его характером и амбициями вряд ли что-либо здесь получилось бы. Так что я считаю, что ему повезло.

К тому же Довлатов попал в страну, которую обожал и понимал лучше многих. Он был воспитан на американской прозе. Что характерно, Бродский был воспитан на английской поэзии – и на фильме «Тарзан». Общей у всего этого поколения была и любовь к джазу. Довлатов приехал в Америку и ахнул: вот она, живая, настоящая! Но я бы не сказал, что это как-то повлияло на его сочинения. Его проза и до того была похожа на американскую прозу. И все-таки он достиг в Америке больших успехов. Напечатал, например, книгу по-английски и на гонорар купил дачу. В России на гонорар раньше тоже можно было купить дачу, а сейчас – разве что пива выпить...

Довлатов с того света: «Здесь как в армии...»

– Насколько Довлатов интересен молодому поколению – в мире рэп-батлов, «Игры престолов» и нелюбимого вами «Гарри Поттера»?..

– «Гарри Поттер» еще ничего. Рэп-батл гораздо хуже!

– О да. Оксимирон против Гнойного...

– Я видел Оксимирона и Гнойного, потому что, как и всех немолодых людей, меня интересует, что делают молодые. Любопытно, что бы сказал по поводу рэп-батла Довлатов. В отличие от меня, сноба, он был очень демократичен и гораздо шире, чем я, понимал литературу и жизнь. Когда мы работали в «Новом американце» и к нам приходили бизнесмены, чтобы разместить рекламу, Довлатов говорил мне: «Посиди в сортире, а то у тебя такая рожа, что рекламу никто не даст – сразу видно, насколько ты их ненавидишь».

Так вот, когда появился рэп... Вам может казаться, что рэп был всегда, но я-то помню, как он появился – в начале 1980-х. Мы все работали на радио «Свобода», я рэп, конечно, ненавидел – язык гетто, ничего веселого, – но Довлатову нравилось. Он однажды взял микрофон и стал, если есть такой глагол, рэповать экспромтом, и у него превосходно получалось. Так что первым русским рэпером был Сергей Довлатов! Он рэповал, когда Гнойный и Оксимирон еще не достигли звездной славы.

Из той же оперы: Сергею очень нравился блатной язык, он говорил, что феня богаче, чем язык академиков. Чтобы так думать, нужно иметь широту взглядов.

– Он ботал по фене?

– Мы, как говорят, «ботаем по Дерриде». А Довлатов ботал по фене.

– Вы писали, что вам как-то тут приснился Трамп. Дурацкий вопрос, но – снится ли вам Довлатов?

– Довлатов мне снится постоянно, особенно в свой день рождения. Эти сны всегда одни и те же – мне снится, как я с ним разговариваю, зная, что он мертв. Очень неловкая ситуация: ведь невозможно сказать мертвому человеку, что он умер. Самое поразительное было на первую годовщину его смерти. Мы поехали на кладбище, выпивали на могиле, как положено. И мне приснился сон, который я считаю историческим. Во сне звонит мне Довлатов – оттуда, и я от ужаса, не зная, что сказать, спрашиваю: «Ну как там?» А он говорит: «Как в армии: хреново, но жить можно». Ужас, да? Я с этим сном живу четверть века.

– О чем вы разговариваете с Довлатовым во сне?

– Ни о чем инфернальном. Мне все время кажется, что вот сейчас мы что-то придумаем, чем-то займемся. Ведь нет лучшей дружбы, чем совместный труд. Это – субботник, это весело. С Довлатовым нам лучше всего было вместе работать. И еще мне ужасно жалко, что я не могу Довлатову рассказать, что тут с ним происходит. Я каждый раз думаю: господи, как бы ему туда позвонить и сказать ему, кем он стал после смерти? Он ведь жаждал славы. Когда писатель говорит, что слава его не интересует, он врет в квадрате. Сергея слава живо интересовала. Он потому и не возвращался в Россию. Говорил: «Я не хочу ехать в Питер в качестве простого еврея, я хочу приехать в качестве известного писателя». Ждал, когда в России напечатают его книгу. Произошло это, как вы знаете, через две недели после его смерти.

– Как вы думаете, Довлатову была бы комфортна такая большая слава?

– Думаю, да. Сергей прекрасно понимал, какие его сочинения получше, а какие – похуже, и когда родина нас почти простила и стала нас печатать, он повел себя очень профессионально. Я, например, печатался в газете «Советский цирк». И не я один – Синявский печатался на соседней полосе. А Сергей Аверинцев печатал в журнале «Литературная учеба» свой перевод Евангелия от Марка. Начинающий автор Марк. И вот какой-то такой журнал хотел напечатать рассказ Довлатова «Представление». А Сергей сказал: не надо, давайте придержим пока и напечатаем что-нибудь попроще. Он был опытным писателем.

Другой вопрос, вернулся бы он или нет. Думаю, он жил бы, наезжая в Россию, в Эстонию, но из Америки не уехал бы. Аксенову, скажем, в США было куда более комфортно, он написал книгу по-английски и саркастически называл себя самым популярным писателем в Вашингтоне (этот город знаменит не писателями). Но Аксенову было хорошо в Москве. И Войновичу хорошо в Москве. У них у всех там в прошлом что-то было, а у Довлатова – ни кола ни двора. Уезжать от какого-никакого, но налаженного быта в Америке не было смысла. И потом, Довлатов жил в Куинсе, на 108-й улице, которая теперь носит его имя. Это – тоже своего рода Таллинн: маленький уголок большего района, который Довлатов старательно обжил. Он говорил: «Я удивляюсь, когда меня узнают на улице. Но когда не узнают, удивляюсь еще больше».