Михаил Лотман: расистское молоко и политкорректность

Михаил Лотман. Фото: Тоомас Татар

О расизме и антирасизме, паранойе и конструировании врагов России рассуждает на Postimees.ee семиотик Михаил Лотман.

Сначала я решил, что это глупая шутка. Что молоко – расистский напиток. Конечно, дело прежде всего в цвете. Но не только в этом. Пить молоко – позднее и не универсальное обыкновение.

Часть людей не переносит лактозу, они пить молоко не могут. Говорят, что среди чернокожих непереносимость лактозы распространена больше, потому этот напиток белых им не подходит. Не знаю – и, если честно, меня это особо не интересует, – правда ли это; меня интересует культурный феномен, своеобразная культурная паранойя.

Признаки расизма ищут – и находят – повсюду. Но, оказывается, всё еще интереснее. Не только сверхбдительные борцы с расизмом, но и сами расисты подняли молоко на щит. Кажется, тяга к молоку расистов вторична: сперва противники расизма решают, что молоко – расистский напиток, после чего это с радостью повторяют расисты: так и есть! С точки зрения семиотики культуры интересны обе позиции.

Арахнофобия, истинноверующие и стратегия Кремля

Во-первых, то, что я бы назвал переходящим референтом. При обычном семиозисе есть некий объект (неважно, физический или нет), с которым связывается некое понятие, которое, в свой черед, выражается в знаке. Скажем, слово «стол» выражает идею «стола» и означает любой стол. Стол как предмет мебели – заданное понятие и устойчивый референт в отношении вещи. Этим словом не обозначишь кошку, автомобиль, любовь и т.п. Переходящий референт – дело другое. Такие явления – обычные фобии. Скажем, арахнофобия – паническая боязнь пауков, когда одна мысль о пауках может вызвать психосоматическую тревогу.

Арахнофобу поможет психолог, который рационально объяснит его страх. Если терапия успешна, пациенту дают посмотреть на паука, на следующих этапах он может прикоснуться к пауку и даже поместить его на себя. Всё, человек больше не боится пауков, лечение было успешным. Иногда такие истории кончаются хорошо, но, увы, не всегда. По прошествии времени у человека может возникнуть необъяснимый страх темноты или закрытых помещений.

Арахнофобия прошла, страх – нет. Страх ищет себе новую причину. Это и есть переходящий референт: не вещь требует обозначения, а знак ищет себе основу. Страх – не единственный механизм, создающий переходящие референты, точно так же ведут себя такие явления, как беспокойство, тревожность, ненависть. Особенно много таких явлений в сфере культуры и идеологии.

Американский самоучка и сообразительный моралист Эрик Хоффер описал явление, которое он назвал «истинной верой». Ее объект может измениться. Что не меняется, так это фанатизм «истинноверующего». Так, истинноверующий французский коммунист Роже Гароди в начале 1980-х поменял веру и стал тоже истинноверующим, если не фанатичным мусульманином. В таких случаях, считает Хоффер, не так важно, во что человек верит, важен сам фанатизм. Он ищет и находит объект поклонения, то есть переходящий референт, но в самом человеке внутреннего противоречия нет – при совершенно разных объектах веры параметры его мировоззрения остаются прежними.

В России из бывших марксистских философов и преподавателей научного атеизма получились вдруг православные фундаменталисты, причем у части из них это перерождение искреннее. Более того: они не видят здесь внутреннего противоречия и участвуют в перформансах с иконами и красными флагами.

Формирование в СССР и постсоветской России образа врага изучено. В начале «нулевых» близкие к Кремлю публицисты и даже историки фабриковали образ Польши как вековечного врага. Россия с целью раскола ЕС флиртовала с Германией и демонизировала Польшу. При этом использовались архетипические образы и приемы советской пропаганды; Польшу характеризовали через стереотипы, которые ранее использовали при описании фашистской Германии.

В связи с грузинской войной 2008 года нужно было показать, что это не военное и даже не политическое и идеологическое, а цивилизационное противостояние. Вдруг выяснилось, что Грузия и есть вековечный враг, уже много веков вынашивающий русофобские планы, и чтобы не разбазаривать старое, но годное имущество, Грузию стали описывать через стереотипы, ранее использовавшиеся для описания Польши.

Когда случился украинский кризис, о Грузии забыли и переориентировали комплекс стереотипов на Украину. Это не халтура и не недосмотр Кремля, такое делается намеренно: враг должен быть узнаваем. Одни и те же знаки, одна и та же семантическая конструкция, но совершенно разные референты. И это не российская специфика, такие стратегии мы видим в разных культурах, с античного времени до постмодернизма.

Модель-транссексуал и чернокожий расизм

Во-вторых, расизм, как и многие другие социофобии, использует вторичные знаки. Параноидальные борцы с расизмом открыли расистское молоко, расисты с радостью приняли это на веру. Особый интерес представляют альтернативные правые (Alt-Right). С одной стороны, они радикалы, с другой – для них важен игровой компонент. В их молочных вечеринках есть элемент карнавала. Старые консерваторы были в основном серьезные, даже мрачные люди, их стиль – солидность. Альтернативные правые ни в коем случае не агрессивны, они веселы, среди них много молодых, входящих в разные альтернативные субкультуры, включая даже представителей LGBT.

Альтернативные правые ориентируются на общественные стереотипы, выработанные черными расистами, особенно идеологами панафриканского движения и черного Египта. В речи альтернативных расистов часто используется сленг чернокожих, пусть и в пародийном ключе. Давно замечено, что убежденный антисемит может долго и успешно пародировать евреев, что сам начинает вести себя так же.

Недавно имело место знаковое происшествие. L’Oreal уволила одного расиста за его высказывания. Само по себе увольнение расиста за высказывания – явление частое, но в данном случае речь была о чернокожем расисте, и, видимо, это первый такой случай. Говорить о черном расизме в приличном обществе – своего рода табу: если расист, по умолчанию предполагается, что он белый. Уволенная модель – это известный диджей и светская львица Монро Бергдорф, транссексуал, то есть представитель сразу нескольких гламурных меньшинств и субкультур. Монро Бергдорф умеет аргументировать свою точку зрения.

Эта точка зрения проста: «ВСЕ белые – расисты». Причем расисты не по убеждениям, а по цвету кожи. Это врожденный порок. Белые антирасисты – тоже расисты: расистским является всё общество, и белые антирасисты наслаждаются благами расистского общества. Модель уволили, но вскоре она обрела звездный статус. Ее зовут на ток-шоу, берут у нее интервью и так далее, причем делают это солидные либеральные СМИ, которые ни за что не стали бы звать белого расиста с аналогичными взглядами.

К слову, о цвете кожи. У чернокожей Монро Бергдорф очень светлая кожа. Не знаю, она такая с рождения или осветлилась в стиле Майкла Джексона. В связи с этим мне вспоминается случай, имевший место в США лет 15 назад. Прибывшие из Африки беженцы стали жертвами расистской атаки именно из-за цвета кожи. Досадное обстоятельство: нападавшие были местными чернокожими, кожа которых был куда светлее, чем у людей, приехавших из Африки.

Забавно, но не слишком неожиданно то, что борцы с расизмом и другими проявлениями ненависти – в плену семиотических механизмов, с которыми они борются. Антирасизм часто такая же фобия, по меньшей мере она базируется на тех же семиотических моделях, что и расизм. Они как два отражающих друг друга кривых зеркала, бесконечно воспроизводящих искаженные образы.

Кто ищет расизм, тот его найдет

Вернемся к расистскому молоку. Как обычно, переходящий референт активизирует или даже инфицирует то, с чем он ассоциативно связан. В том числе метонимически. Молоко часто добавляют в кофе, и здесь могут возникать двусмысленные конструкции. Во-первых, расисты - те, кто льет белое молоко в кофе, чтобы он перестал быть черным. Во-вторых, расисты - те, кто просит черный кофе, особенно в случае, когда обслуживает их чернокожий. Вот почему в одном из лондонских кафе из меню убрали «черный кофе», заменив его на «кофе без молока». Так владельцы кафе надеются бороться с расизмом.

При желании можно найти расизм в совершенно нейтральных или антирасистских произведениях. Расистскими оказываются многие фольклорные тексты и мифологические образы, диснеевские мультфильмы, нидерландский помощник Деда Мороза Черный Пит, реклама шоколада, сам шоколад, пипаркооки и так далее. Расисткие образы – Пеппи Длинныйчулок, Том Сойер, антирасистская книга Харпер Ли «Убить пересмешника» и даже культовый роман своей эпохи «Хижина дяди Тома». Борцы с расизмом ищут расистские символы так же упорно, как некоторые сторонники теорий заговора – масонские знаки. Тот, кто повсюду ищет расизм, его найдет, и тот, кто ищет следы всемирного масонского заговора, не разочаруется.

Воображаю возмущение части читателей: но расизм ведь реально существует! Расисты оскорбляют, запугивают, избивают и убивают людей – это суровая реальность, а не семиотическая ахинея. Да, но паранойя борцов с расизмом ситуацию не улучшает. Напротив, их деятельность только усугубляет проблему. Альтернативные правые в свою очередь ловят кайф от антирасистских высказываний и пародируют их.

Как и многие другие общественные пороки, расизм таков, что бороться с ним путем запретов и кампаний против ненависти бессмысленно. Наоборот, такое мировоззрение нужно пристально рассматривать и деконструировать. В этом смысле отличный пример – музей расистских сувениров Джима Кроу. В этом музее посетители могут рассмотреть разную расистскую рухлядь, и я не слышал, чтобы на выходе из музея кто-то стал большим расистом, чем был на входе.

Перевод с эстонского.