Юри Кяо: конкуренты хотят разбить Eesti Energia на куски

Юри Кяо считает, что государство могло бы поддержать конкурентоспособность Eesti Energia. Фото: Тоомас Хуйк

Правящие партии назна­чают в совет Eesti Ener­gia людей, которые действуют в интересах конкурентов государственной фирмы, считает председатель совета Eesti Energia Юри Кяо.

Юри Кяо, месяц назад горячо обсуждались зарплаты руководства вашей энер­гетической фирмы. Те­перь народ забыл об этом.

В дискуссии по поводу зарплат меня раздражала тема ответственности. Оклады руководителей Eesti Energia сравнивали с зарплатами премьер-министра, президента и главы Сил обороны. Ответственность — это не тема, поскольку в частном секторе существуют одни зарплаты, а в государственном — другие. По-моему, их нельзя сравнивать.

В Америке, например, руководители предприятий, оборот которых превышает сто миллионов долларов, получают в несколько раз больше, чем руководители страны. Это нормально. Посмотрите, какая зарплата у главы финского Fortum.

Зарплата главы Fortum — более 900 000 евро в год, однако бонусы составляют более миллиона евро.

Не имеет значения, речь идет о доходе. Зарплаты руководителей Eesti Energia — это хорошо, что их обнародовали — тоже считаются вместе с бонусами. Так, Сандор Лийве заработал в прошлом году 157 000 евро. Я бы сказал, что зарплаты руководителей Eesti Energia соответствуют рыночной ситуации. Они даже немного ниже.

С кем вы сравниваете Eesti Energia, ведь в Эстонии эту фирму не с кем сравнивать?

Можно сравнить с руководителями банков.

Думаю, что глава Swedbank в Эстонии Прийт Перенс зарабатывает примерно три миллиона крон, или 191 700 евро, в год.

Лийве получает меньше. Зарплаты в Eesti Energia ни в коем случае не больше, и их нельзя сравнивать с окладами руководителей государства. Разумеется, премьер-министр несет гораздо более высокую ответственность, но не ответственность нужно сравнивать.

Если уровень ответственности не является определяющим, то что тогда есть мерило зарплат руководителей в частном секторе?

В коммерческом секторе существуют исторически сложившиеся традиции, мотивирующие человека работать во имя достижения цели на все 200 процентов. Это во всем мире так.

Для сравнения я выяснил зарплату председателя правления Tallinna Kaubamaja Рауля Пуусеппа. В прошлом году он заработал 0,6 млн, а в позапрошлом — чуть больше миллиона крон за год.

Это так, но нужно посмотреть, какие должности он еще занимает в концерне. Разумеется, он получает еще доплату на предприятиях концерна.

В прошлом году оборот Kaubamaja был наполовину меньше, чем у Eesti Energia. В таком случае зарплаты Лийве и Пуусеппа не должны идти ни в какое сравнение, а вы говорите, что на самом деле Пуусепп заработал в прошлом году гораздо больше.

Да.

Коль уж мы стали сравнивать, то вы сами в качестве председателя совета Eesti Energia в прошлом году заработали 100 000 крон.

Очень мало, хотя все эти деньги я жертвую одному благотворительному фонду.

Председатель совета биржевой фирмы Nordecon Тоомас Луман в прошлом году заработал примерно в три с половиной раза больше, чем вы — 360 000 крон.

Не то чтобы я хотел повышения зарплаты, однако базой для сравнения зарплат членов советов государственных предприятий является публичный сектор.

Но сравнивать следует с частным сектором, так как у нас нет государственных предприятий, а есть частноправовые коммерческие объединения, владелец которых — вопрос технический. Коммерческое предприятие, владельцем которого является государство, должно отвечать требованиям рынка.

Одним словом, зарплата руководства предприятия — это лишь вопрос заключенного с владельцем соглашения.

Вот именно. Моего отношения плата не изменит, но я хотел бы повысить ответственность членов совета за работу. Нынешняя плата символична, она не мотивирует и не заставляет думать. Работа члена совета сопряжена с большой ответственностью, и нынешняя плата не соответствует ей.

Я не могу оставить вопрос зарплаты Сандора Лийве. Недавно вы утвердили рекордные экономические показатели Eesti Energia за прошлый год — какую премию за это совет предприятия назначил руководству?

Мое предложение не прошло, премии назначили в два раза меньше, но это было решение совета.

Нам нужно ждать до 1 апреля следующего года, или вы сразу скажете, какую премию получили руководители?

Вдвое меньшую, чем в прошлом году. (В прошлом году премия председателя правления составила 760 000 крон, а члена правления — 500 000 крон. — Ред.)

Я бы назвал это решение совета неправильным, поскольку оно не было основано на экономических результатах предприятия — это было политическое решение.

А прошлогодняя премия, за что Лийве получил ее?

У предприятия есть свои цели, цель осуществления проектов по прибыли и развитию. За это и назначают премии. Самая большая разрешенная премия в государственных коммерческих объединениях составляет четыре месячные зарплаты.

Это очень низкая ставка, поскольку в частных фирмах бонусы руководителей достигают годовой зарплаты.

Бонус не должен превышать годовую зарплату. По своему концерну (NG Investeeringud) я смотрю, что годовая зарплата — это слишком большой бонус, а шесть-восемь месячных зарплат — это нормально. Четыре месячные зарплаты — это предел, который может назначать совет.

Министр может повысить бонус, но, насколько мне известно, ни один из министров еще не решился премировать правление предприятия. Они считают, что зарплаты всегда связаны с недовольством народа.

Все мы являемся владельцами Eesti Energia, в основном зарабатываем 800–1000 евро в месяц. И когда мы узнаем, что кто-то заработал больше 100 000 евро в год, чувствуем зависть. Как ее побороть?

Никак. Рыночная экономика в Эстонии такая же, как, например, во Франции или Англии. Разница между зарплатами работников и руководителей в Германии или Америке еще больше, чем в Эстонии.

Оправдана ли такая большая разница?

А рыночная экономика оправдана? Это вопрос мировоззрения. Рынок определяет зарплаты, а акционеры соглашаются платить их. Возьмем, к примеру, оклад руководителей шведского Swedbank — как его сравнить со средней зарплатой в Швеции? Невозможно.

Глава Swedbank Майкл Вульф зарабатывает восемь миллионов шведских крон в год. Но вернемся к ответственности членов совета: указывает ли непринятие предложения о премиях для членов правления на противоречие в совете, в котором некоторые члены действуют как представители конкурентов Ees­ti Ener­gia?

У меня нет ни одного факта, подтверждающего это. Но как в любом принадлежащем государству коммерческом объединении, так и в совете Eesti Energia есть заинтересованные группы, пытающиеся чего-то добиться.

Как это может быть, что в совет крупной государст­венной фирмы входят люди, которые не ратуют за интересы этого предприятия на все сто процентов?

Во многом это связано с тем, кто реально назначает членов совета. Официально одну половину членов совета назначает министр финансов, а другую половину — министр экономики. Однако за этим стоят не сами министры, а решения, принятые партиями в закрытых помещениях.

Партия реформ утверждает, что у них нет закрытого помещения.
Все так говорят. Конечно, это так не называют, однако в каждой партии какие-то обсуждения ведутся в узком кругу.

От какой из правящих партий приходят конкуренты в совет Eesti Energia?

Думаю, что от обеих. Этот вопрос стоит шире.
Eesti Energia состоит в острой конкуренции с разными заинтересованными группами. Мотивация у всех разная, но объединяющий их вектор направлен на то, чтобы навредить коммерческому успеху Eesti Energia.

По возможности разбить Eesti Energia на куски, лишить предприятие конкурентоспособности, чтобы отхватить какой-то кусок бизнеса. Что и объединяет все лоббирующие группы. За этим стоят коммерческие интересы — пока Eesti Energia являет собой одно целое, она сильна и конкурентоспособна.

Государству следовало бы поддержать конкурентоспособность Eesti Energia, поскольку на международном рынке она является маленькой фирмой. По сравнению с оборотом Fortum, Eesti Energia в восемь раз меньше. Eesti Energia — мелкий деятель, и если поделить ее на куски, то скоро этой фирмы не будет.

Кто выиграет от отделения сланцевых шахт?

Производители сланцевого масла. Сланцедобывающие шахты находятся в одной упряжке с Нарвскими электростанциями. Если ее разбить пополам, Eesti Energia, безусловно, понесет потери.

В то же время Eesti Energia — крупная фирма и может помешать конкурентам выйти на рынок.
Не знаю, производители ветряной и биоэнергии находятся на рынке, и в сланцевую энергетику никто не хочет идти. Сейчас острие проблемы — это производство масел.

Главный вопрос — сырье: сланец, древесина, отходы?

Да.

Какую выгоду кто-то может извлечь, отделив распределительную сеть Eesti Energia?

Заинтересованные в приватизации распределительной сети имеются. В первую очередь, это предприятия международного уровня.

Fortum сделал бы эту инвестицию?

Непременно.

Насколько большой риск Eesti Energia взяла на себя в Иордании и Америке?

Очень маленький. Инвестированы маленькие суммы.

В Америку инвестировано 40 миллинов евро?

Меньше 30 миллионов евро. Это небольшие суммы.

Но для большинства предприятий Эстонии это очень большие деньги.

Это из той же серии, что мы не можем сравнивать зарплату премьер-министра с окладом председателя правления Eesti Energia. Мы не можем по своему кошельку сравнивать инвестиции предприятия. Величину риска следует сравнивать по финансовой состоятельности предприятия. Для  Eesti Energia риск очень маленький.

Какова возможная прибыль, которую сможет заработать каждый евро, инвестированный в Америку или Иорданию?

В мире Eesti Energia является ведущим предприятием в сланцевой технологии, так как сланец — это нишевая сфера деятельности. Это шанс Eesti Energia, на который крупные фирмы не обращают внимания, но благодаря которому мы можем расшириться.

Новая сланцевая электростанция будет в Нарве?

Да. Альтернатив нет, но нужно будет обеспечить разумную окупаемость и отдачу этой инвестиции. Правительство должно обсудить с комиссией, как это сделать. Эта станция обеспечит Эстонии энергетическую безопасность, других решений у нас нет. Другие решения — это пустые разговоры.

Почему Eesti Energia делает такие скромные инвестиции в соседние государства — Финляндию, Латвию, Литву или Россию?

Наши зарубежные инвестиции опираются на сланцевую технологию. В Финляндии, Латвии и Литве у нас нет конкурентного преимущества. Там мы являемся таким же инвестором, как и другие энергетические фирмы. Мы сфокусированы главным образом на сланцевой энергетике, чтобы расширяться с ее помощью.