«Революция» сметет всех нас с лица земли

"Революция". Фото: архив театра NO99 / Тийт Оясоо

Состоялась премьера первого спектакля из цикла «История века: совместный подарок театров Эстонии к столетию Эстонской Республики»: театр No99 представил зрителям «Революцию». О спектакле рассказывает театральный критик Борис Тух.

Непрерывный, невыносимый для слуха грохот. Актеры в алых балахонах барабанят киянками по деревянным доскам. Потом к дереву добавляется металл. И выкрики: «Революция! Революция! Революция!..»

Спектакль театра No99 «Революция» открывает проект «История века: совместный подарок театров Эстонии к столетию Эстонской Республики». Каждый спектакль – история одного десятилетия, начиная с 1910-1920 и заканчивая 2020-ми. В проекте участвуют 22 коллектива, временных периодов – двенадцать; пары для совместной работы и периоды были распределены по жребию. Но 22 пополам – 11, а чтобы охватить всю дюжину периодов, два театра должны были остаться без напарников. Открывающий цикл No99 – и завершающий его Русский театр. No99 работал над постановкой с зарубежными партнерами, Русский театр берет в соавторы школьников: на их представлении о завтрашнем и послезавтрашнем дне республики и будет строиться драматургия. Первый спектакль был показан в августе на острове Найссаар; заключительный выйдет в июле 2018 года. По спектаклю в месяц.

Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек

No99 – театр, органически неспособный выдавать аккуратненькое, выведенное по прописям сочинение на заданную тему. В этом его сила, его обаяние – и предмет ненависти консерваторов. Не тех, кто признает только традиционный театр психологического (более или менее) реализма: от неприятия чужой эстетики до требования уничтожить непохожего художника дистанция в несколько космических лет. Речь о совсем ином консерватизме. «ЕКRE, придя к власти, оставит No99 без государственного финансирования, а работники его будут уволены», – грозился совсем недавно один национал-озабоченный активист. Конечно, приход ЕКRE к власти – ненаучная фантастика: дай бог нашему теляти да волка съести, но какова злоба!

Причем активист, считающей Россию причиной всех бед маргинальной партии, по иронии судьбы буквально копирует тех российских квасных патриотов-активистов, которые в Фейсбуке пляшут на костях Серебренникова и предают анафеме «Матильду». Образ мысли тот же: «Их финансирует государство, а они... Лишить!» Паранойя не знает государственных границ.

«Революцию» поставили Эне-Лийз Семпер и Тийт Оясоо; тандем режиссера и сценографа здесь, как в подавляющем большинстве спектаклей, слитен и неделим, визуальный перфоманс создан в соавторстве. Но не только визуальный. Сегодняшний авангардный театр впитывает многие открытия немейнстримных театральных направлений и создает на их основе собственный театральный язык. Фундамент его сложён из этих открытий, но язык выразительных средств варьируется в зависимости от того, что требуется для конкретной постановки.

надо развивать культуру

которая сознательно противостоит правящей культуре

только то что

один человек осознает в полном одиночестве

поможет всем нам

Эти строки из поэмы Хассо Крулля «Метр и Деметр» звучат в спектакле – как его камертон.

Есть у революции начало, нет у революции конца

Семпер и Оясоо ставят спектакль не о каком-либо конкретном историческом периоде, а о самой сущности революции, ее философии.

Здесь очень много от экспрессионизма; спектакль этот – движение масс, в котором один человек неразличим и подчинен единому порыву. Революция – смерч; актеры в огненно-красном вращаются в этом вихре, и все шестеро: Март Кангро, Эва Кольдитс, Реа Лест, Йорген Лийк, Рагнар Уустал, Маарика Ваарик – самоотверженно и всецело подчиняют себя режиссерскому заданию.

Драматург спектакля Ээро Эпнер утверждает: «Революции не заканчиваются, потому что унижение не закончилось. Пропасти, возникающие над нами, никуда не исчезают, история не окончена, большинство людей еще не начали кричать; миллионы тупо сидят за швейными машинками и за дневную зарплату в один доллар терпеливо изготовляют майки с портретом Че Гевары, которые за тысячи километров от них надевают на свои загорелые тела интеллигентные и недовольные молодые люди. Невозможность для людей жить совместно породит революции и в будущем... Мы понимаем, что наши жизни бессловесно движутся по длинному пустому коридору, и единственная возможность для нас – устроить революцию».

Может быть, одна-единственная привязка к предложенному проектом периоду возникает, когда актеры сбрасывают с себя алые балахоны – под ними синие рабочие комбинезоны – и начинают строить некое здание. Метафора прозрачная – и все же придумать можно много ее значений. Когда один из актеров волочит бревно, сразу вспоминается эпическое бревно ленинского субботника, которое, если верить воспоминаниям очевидцев, вместе с Ильичом несли от полутора тысяч до полутора миллионов человек. Строители измождены, их бьет лихорадка (у меня в этот момент возникла явно непредусмотренная авторами ассоциация – Павел Корчагин на строительстве узкоколейки), постройка то и дело рушится, но в конце концов возникает здание (нового государства?).

Однако это только половина спектакля. До сих пор обходились без слов. Теперь в свои права вступает эпическая поэма Хассо Крулля «Метр и Деметр».

Революция – явление амбивалетное. Она сметает (смывает?) с лица земли все отжившее, мешающее в данный момент поступательному движению (класса, нации, мира). Но, во-первых, почти всегда с грязной водой выплествают и ребенка. Точнее – поток уносит и детей, и взрослых, повинных только в том, что они подвернулись на его пути.

Даже Маяковский – в самый разгар революционной эйфории – застыл в недоумении:

О, великая!

Каким названьем тебя еще звали?

Как обернешься еще, двуликая?

Стройной постройкой,

грудой развалин?

Правда, завершил он:

Тебе обывательское

— о, будь ты проклята трижды!—

и мое,

поэтово

— о, четырежды славься, благословенная!

Правда, позже усомнился, прав ли был – и в конце поставил точку пулей.

В момент вселенского вихря, когда музыка революции звучит, перекрывая прочие шумы (пусть в данном случае эта музыка – грохот дерева о дерево и железа о железо), может показаться, что правда – за поэтом. Но погодя, когда в предрассветный час при каждом звуке шагов на лестнице человек вздрагивает: «Не за мной ли!» – трудно удержаться от мысли, что обыватель смотрел глубже и дальше.

Страшный образ преображения революции запечатлел Антокольский в поэме «Робеспьер и Горгона»:

Но шла река на убыль.

Хладел огонь в крови.

Потрескалися губы

От стольких слов любви,

От стольких клятв и песен,

Где смертью был припев.

И стал напиток пресен,

И стал мотив невесел,

И – смолкнул, захрипев.

Ну что ж, надену маску,

Пойду пугать народ.

Смотрите, как истаскан

Вас целовавший рот.

Венчанного кретина

Скатилась голова,

О, мрачная картина!

Всем правит гильотина...

Вы думаете – это не о спектакле? Ошибаетесь – о нем. «Революция» Семпер и Оясоо – такая же драматическая поэма, как поставленные Сашей Пепеляевым в этом же театре – со студентами – «12». У них много общего. Не столько по форме, сколько по экспрессии, отчаянном выкрике в преддверии крушения всего и вся.

Когда вода всемирного потопа...

В поэме «Метр и Деметр», на образном строе которой держится вся вторая половина спектакля, мифология переосмыслена. Прометей – бунтарь, как и у эллинов, но он не несет людям огонь, а устраивает потоп, чтобы смыть с земли всю грязь. В потопе исчезает все. Прометей – тоже. Вернется ли вода в границы берегов? Для этого придется заглянуть так далеко, как мы пока еще не умеем.

No99 мощно и впечатляюще начал проект «История века». И поставил планку так высоко, что остальным театрам придется помнить об этом. После этой фантастически зрелищной театральной поэмы – метафизической, далеко выходящей за пределы поставленной в проекте задачи – возвращаться к жизнеподобным историческим инсценировкам, конечно, можно, но как они будут выглядеть на фоне «Революции»?