Cообщи

Давка в "Лужниках": очевидцы о крупнейшей трагедии советского спорта (1)

Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Copy
BBC
Фото статьи
Фото: Скриншот.

Ровно 35 лет назад, 20 октября 1982 года, произошла крупнейшая трагедия в истории советского спорта - после футбольного матча между "Спартаком" и голландским "Харлемом" в давке на выходе со стадиона "Лужники" погибли десятки человек, в основном подростки. 

Советские власти пытались скрыть информацию об этой трагедии, так что первая достоверная публикация о событиях того дня появилась в прессе лишь через семь лет, в 1989 году.

Согласно официальным данным, жертвами давки стали 66 человек, однако родственники погибших и журналисты, занимавшиеся расследованием трагедии, не сомневаются в том, что эта цифра значительно занижена.

"Спартак" забил в той игре два гола: первый уже на 16-й минуте встречи, а второй - почти перед самым финальным свистком, на 90-й минуте. Некоторые зрители к тому моменту уже потянулись на выход, но услышав победные крики оставшихся болельщиков, часть решила вернуться на трибуны.

По одной из версий, это стало поводом для толкотни и неразберихи на лестнице под Восточной трибуной. Однако главной причиной давки, как показало расследование, стало то, что несколько тысяч человек должны были выходить в узкий проход, а не в широкие ворота, которые так и остались закрытыми до конца трагических событий.

Русская служба Би-би-си попросила рассказать о том, что произошло 20 октября 1982 года, двух очевидцев, а также спортивного журналиста Сергея Микулика, одного из авторов публикации 89-го в газете "Советский Спорт", благодаря которой трагедия в "Лужниках" стала достоянием общественности.

Александр Просветов, позже работавший журналистом "Спорт-Экспресса" и в начале 2000-х проводивший собственное расследование тех событий, в 82-м году пришел на матч в качестве рядового болельщика "Спартака" и наблюдал за игрой с Восточной трибуны - под которой в конце матча как раз и началась давка. Еще один болельщик "Спартака" Алексей Осин в это время находился на Центральной трибуне. 

Алексей Осин

журналист "Эха Москвы"

Несмотря на то, что был конец октября, уже подморозило, и довольно серьезно. Было очень холодно. В "Лужниках" они выпускали сначала четные, потом нечетные сектора, чтобы не создавать толкучку на входе. И показывали на табло мультфильмы диснеевские. В начале 80-х это была редкость в Советском Союзе, и мы с приятелем вместе ходили на футбол и оставались посмотреть. Поэтому даже если бы мы были на той [Восточной] трибуне, скорее всего, неприятностей с нами бы не случилось. 

Вышло так, что люди пошли через один узкий выход, а потом Швецов забил гол - этот момент я прекрасно помню. И толпа рванула обратно. И как раз на этом встречном движении произошла трагедия. Но это я только потом узнал. На нашей трибуне тоже такое было: народ начал выходить, потому услышали люди, что болельщики кричат, забили гол, и они повернули сразу назад. Только у нас не было таких последствий. 

Там еще был один момент. Та трибуна, на которой произошла трагедия, она ближе к метро "Спортивная". Обычно по стадиону в те годы говорили, что станция метро "Ленинские горы" - она сейчас "Воробьевы горы" называется - она "временно закрыта". И люди верили и туда не шли, а шли на "Спортивную". И там надо было пройти довольно узкий коридор - конная милиция стояла и пешие милиционеры. Народ в этот коридор втягивали, и люди шли прямо к входу в метро. А на самом деле станцию "Ленинские горы" не закрывали, туда можно было спокойно подойти, там народу совсем не было. И мы как раз этим пользовались. А те, кто не знал, они как раз вот в эту мясорубку и попали.

Люди, которые не были вовлечены непосредственно в эту трагедию, они фактически узнали о ней потом. Я сам о ней узнал - не скажу когда, но не на следующий день, а может быть, даже через несколько лет. То есть настолько все хорошо конспирировалось, что даже те, кто был на игре, не могли ничего заметить. 

Тут важно то, что информация была засекречена настолько, что только через знакомых можно было что-то узнать. Была заметка в "Вечерней Москве" маленькая, что что-то произошло, без указаний, конечно, сколько народу тогда погибло. А в 89-м году на волне Перестройки, когда вообще многие вещи стали открываться, тогда, конечно, подробно рассказали об этой трагедии.

Александр Просветов 

сотрудник Олимпийского комитета России, в прошлом журналист ТАСС и газеты "Спорт-Экспресс"

Я был там как обычный болельщик вместе с двумя приятелями. Нам было по 26 лет. Мы сидели на Восточной трибуне, которая потом стала трибуна С. Мне казалось, что билеты продавали только на Восточную, практически все сидели именно там. Противоположная Западная вообще была пустая. Восточная была более-менее забита. [Согласно официальным данным, на Восточную трибуну было продано около 16 тысяч билетов, на Западную - около 4 тысяч - прим. Би-би-си]

Был "минус", и все время холодало по ходу игры. Народ там выпивал - тогда проще все это проносилось. И почему сделали решетки и узкий проход? Проверяли, чтобы несовершеннолетние без сопровождения взрослых не проходили. А никакого обыска, никаких металлоискателей не было. Так что где-то на себе народ там фляжку вполне мог пронести.

Ну и плюс швыряли в милиционеров льдышками, снежками, под всеобщий восторг. Попадали им по фуражкам, у кого-то их сбили. Очень радовались. Тогда настрой был очень негативный. В принципе тогда было большое противостояние с правоохранительными органами. Жестко относились.

Мы имели привычку сидеть до конца [матча], и один приятель говорит: "Да бог с ним, посидим мультики посмотрим". Мы-то уже замерзли, говорили: "Давай свалим!" Но он говорит, нет, лучше чуть-чуть подождем. А в итоге все это затянулось, долго не выпускали. Мы еще были недовольны: "Ну вот какого черта не пошли? Вот теперь сидим тут". 

А потом нас в результате выпускали через другой сектор. Вышли сначала на второй ярус, но там нас не выпускали. Толпа немножко отпрянула, и тут я увидел, что пронесли одного солдата в шинели. Он лежал как в гамаке. Как труп несли. Но может, он и выжил, откуда я знаю... Нас обратно на трибуну загнали, а потом уже выпустили - мы обошли этот сектор вокруг и все видели издали.

Было видно, что лежат люди на лестнице. Вроде головами вниз. Неестественные позы. Но понять, что произошло, до конца мы не могли. Просто поняли, что, видимо, трагедия произошла. А насколько она была серьезна, никто не знал.

Была только маленькая заметка в "Вечерней Москве", что произошла трагедия, есть жертвы. Первые дни, конечно, мы созванивались, рассказывали, что произошло, делились впечатлением. Как "сарафанное радио" передавали из уст в уста. Слухи ходили. Все-таки там много народу присутствовало. Они что-то видели, пусть с дальней дистанции. Неслись кареты скорой помощи - ясно же, что что-то произошло.

Произошло что? Была закрыта дверь, решетка. Не были широкие ворота открыты, а только как бы одна калитка. Плюс кто-то поскользнулся, кто-то, может, кого-то толкнул. Не исключено, что и по пьяни, кстати. Поскольку скользко было, снег, кто-то начал падать. Еще не могли открыть ворота, не было ключа - якобы какой-то милицейский начальник с ним ушел. 

Но хоронили-то их в закрытых гробах, всячески пытались представить это как действие толпы.

Сергей Микулик

спортивный журналист

Прежде всего неясна цифра погибших - и она никогда не будет ясна. Это уже понятно. А все остальное уже относительно раскрыто.

Люди шли в один узкий проход, который сузила милиция, когда проверяла паспорта у юношей и девушек - поскольку тогда по закону без сопровождения взрослых после девяти часов несовершеннолетние не могли появляться. И потом его не открыла. Какой-то милицейский чин унес с собой ключ и ушел раньше. И образовалось большое количество народа, который не ожидал, что на выходе его ждет "горлышко бутылки". А милиция была абсолютно нескоординирована и еще подгоняла людей. 

Лестница была скользкая. Кто-то поскользнулся, упал, а на него другой. А за ними шли другие, которых заводили в этот проход. Лестница была огромная, каменная. Более того, там когда перила перестали выдерживать и просто разжимались, то люди падали в пролет ниже - они таким образом отделывались переломами, но оставались живы.

Почему официально [число жертв] 66? Потому что хозяин Москвы товарищ Гришин [Виктор Гришин - первый секретарь Московского горкома КПСС до 1985 года], когда ему об этом доложили, он спросил: "Сколько?" А это, соответственно, еще часа не прошло после окончания матча, и завалы только разбирались - если так можно говорить о людях. Ему сказали: "Вот здесь и сейчас - 66". Он сказал: "Все, товарищи. Это конечная цифра, больше быть не должно. Вы меня поняли". 

И поэтому 66 - это такая цифра "по приказу". Людей увозили в четыре морга, а выдавали потом из трех. Более того, у меня есть свидетель - врач, единственный профессиональный врач из болельщиков, которые оказался на месте трагедии, помогал фельдшеру, который дежурил по "Лужникам". Он сказал, что когда скорые помощи начали подходить, а это уже около часа после игры прошло, то он сам видел, как человек 20-25 туда отправлялись в тяжелейшем состоянии, что называется "не жильцы". Чтобы никто не умер по дороге - такого, к сожалению, сложно себе представить. Но Гришин сказал 66, и взяли под козырек, сказали, будет так.

Властям хотелось представить дело так, что молодые люди - а из 66 официально погибших 44 было моложе 20 лет - это все было якобы какое-то отребье, которое выпило портвейну, кидались снежками в милиционеров, потом вдруг полезли на лестницу и сами подавились. 

Тогда был, правда, такой апофеоз противостояния фанатов и милиции. Потому что тогда был какой-то "озверин" заложен в милиционеров. И был план - не меньше ста человек должны были побывать в отделении милиции. И неважно - рот ты открыл или в ладоши не вовремя хлопнул. Советский болельщик любого возраста должен был чинно сидеть и хлопать в ладоши, когда наши забивали гол. Больше ему мало что позволялось. Тогда можно было в отделение попасть просто за шарф. Причем атрибутики официальной не было, что называется, мамы и бабушки дома вязали. Но и это не приветствовалось.

И в ответ эффект толпы - "нас много, нам не страшно".

Обвинительное заключение, которое я читал, - это смесь лжи и противоречий. Если там сразу написано, что стадион был расчищен от снега и был готов к матчу, получается, что они снег и лед с собой что ли принесли? Или лестница там была сухая и чистая. Как она могла быть, если тысячи людей прошли по ней сначала туда, потом обратно? Глупости какие-то.

Из 500 свидетелей отобрали или в погонах, или со стороны администрации. Или какие-то выжившие, которым повезло.

И плюс когда спрашивают, а как можно было скрыть трупы? Очень просто. Во все времена люди стремились в Москву со всего Союза. И если кто-то пошел на футбол не предупредив соседей по общежитию, если сразу не обратились родственники в морги, и он там некоторое время уже лежал, то сообщалось, что "к сожалению, ваш родственник был найден на улице с асфиксией, удушением, случайные прохожие вызвали скорую помощь, но она уже ничем помочь не смогла". А поскольку это уже было фактически в ночи с 20 на 21 октября, то это уже ставилось следующим числом и про футбол ничего не говорилось.

Один из родителей говорил страшную цифру 340, потому что он имел отношение и к КГБ, и к медицине. И выяснилось, что тогда очень много молодых людей в течение недели погибли от схожего диагноза - асфиксии. А в то же время нигде больше таких же глобальных происшествий не было вообще. И тут в общем легко сложить два и два.

Я не утверждаю, что 340 погибло непосредственно на стадионе, но в течение двух недель, когда выдавали тела, на 340 человек неожиданно мор такой напал - на молодых людей, москвичей и приезжих. Вот откуда эта цифра. Цифра 66 - "гришинская", 340 - сугубо неофициальная. Но правда тут настолько размыта, что узнать ее невозможно. Может быть, это знал только лишь господин Шпеер, старший следователь прокуратуры, но он уже давно умер.

Ключевые слова

Наверх