Cообщи

Тийна Кауквере: в школе меня учили, что эстонцы сильно отличаются от русских (12)

Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Copy
Тийна Кауквере.
Тийна Кауквере. Фото: Helen Marts

У меня нет русских друзей, признается журналист Postimees – и задается вопросом, почему эстонская и русская общины нашей страны настолько далеки друг от друга.

Честно, нет. Знакомые есть, а близких друзей – нет. Несмотря на то, что я несколько лет ходила в родном городе в школу, в которой была большая доля русскоязычных учеников. Иногда я даже забывала, что в этом городе была еще и русская школа – несколько классов моих ровесников. Мы не общались.

И вот теперь я живу в Таллинне, почти треть населения которого составляют русские. В моем ближнем кругу их нет. Я слышу русскую речь, когда хожу по городу, соприкасаюсь с ними по работе, но по большому счету это и всё. Я этих людей не знаю.

Был ли это мой сознательный выбор? Если честно, нет. Я далека от ксенофобии. Напротив, круг моих друзей очень пестр. Осознание того, что среди них нет русских, сильно поразило меня саму, когда я однажды выполняла журналистское задание в Ласнамяэ. Раньше я этого вообще не замечала.

Нет русских и среди друзей моих друзей. Даже у тех, кто вырос в Ласнамяэ. Да, есть знакомые, есть друзья в смешанных семьях, но неужели дружба между русскоязычным и эстоноязычным человеком - такой редкий феномен?

У нас в доме есть русская редакция, но многие не знают, на каком этаже она находится.

Видимо, эстонская и русская общины очень разные. По крайней мере, я об этом слышала сызмальства. В школе меня учили, что я, эстонка, сильно отличаюсь от русских. Я – индивидуалистка, русские – коллективисты. Я замкнута и интровертна, русские – эмоциональные экстраверты. Мы принципиально противоположны и поэтому нам сложно поладить в одном обществе. Это объяснение я слышу до сих пор – простое оправдание столь многим проблемам.

У меня чувство, что из-за этого заученного оправдания я на деле чего-то лишилась. Убедив себя в том, что живущая в Эстонии русская община от меня отличается, я создала для себя некое препятствие.

Я вполне уверена, что русские точно так же считают в своей среде, что с эстонцами у них общего очень немного.

К счастью, в этом году мне как журналисту довелось общаться со многими эстонскими русскими. Невзирая на наличие некоторого языкового барьера, я успешно общалась с ровесниками. Наши проблемы и желания похожи.

То, что мы разные и хотим разного, – удобная парадигма, в которой живет сейчас всё общество Эстонии. Никто не хочет даже спросить, насколько эта парадигма соотносится с реальностью. Не говоря уже о том, чтобы приложить усилия и на этот вопрос ответить. Все смирились, потому что так было всегда. Мое поколение эту истину просто выучило.

Миф продолжает жить, и политические силы, которые могли бы выйти за его пределы, скорее помогают продлевать его жизнь. Партия реформ пугает эстонцев русскими, Центристская партия – русских эстонцами. Ни той, ни другой исчезновение противопоставления невыгодно – оно сделалось частью партийной самоидентификации. Им не нужны единая Эстония и единые эстоноземельцы, потому что такой Эстонии и таким эстоноземельцам реформисты и центристы будут не нужны.

Наверх