/nginx/o/2017/10/24/7245755t1he752.jpg)
Это спектакль о Чацком, о Грибоедове, о русском гении, о русском горе, о русском герое, о горе русского поэта и дипломата. Чацкий спустится с гор, куда ушел, чтобы медитировать и общаться с духами. Он спустится с гор, чтобы увезти Софью с собой. Роль Софьи укрупнена. Все образы энергетически прокачаны. Это будет кавер Грибоедова и трибьют Грибоедову...
В эту пятницу в Русском театре Эстонии – премьера: «Горе от ума» по мотивам пьесы Грибоедова в постановке Степана Пектеева, молодого режиссера из России. О том, что это будет за постановка, Степан рассказ порталу Rus.Postimees.
Сочинительский театр во плоти
– Расскажите немного о себе. Кто вы, откуда вы, куда вы идете?
– (Таинственно улыбается.) Я иду в горы...
– Вспоминается роман «Алитет уходит в горы»...
– Все мы движемся наверх и только наверх! Ни шагу назад... Ну – как? Я учился в Питере у трех мастеров. Окончил СПБ ГАТИ, курс Анатолия Праудина, практически вашего земляка – он родом из Риги, его отец долго возглавлял Рижский театр русской драмы.
После этого я учился в магистратуре у Андрея Могучего и Валерия Фокина. Это был такой экспериментальный курс при Новой сцене Александринского театра, «Проектирование спектакля». Набирались команды – режиссеры, художники, драматурги, технические директоры... В течение двух лет нас учили командной работе, потому что современный театр подразумевает именно командную работу. В последние годы театр безумно расширил свои границы, никогда театр не был столь всеохватывающим, как сейчас... всё, что угодно можно назвать театром... ну, не всё, что угодно...
В общем, нас учили работать в командах. А Новая сцена – это сейчас самая современная площадка России, с технической стороны там можно делать в принципе что угодно. Ни один другой театр, в которых мне посчастливилось ставить, такими производственными мощностями не обладает.
– Вам здесь, в Русском театре, этого не хватает?
– Я не могу сказать, что не хватает, потому что мой принцип – создавать конкретный спектакль под конкретных артистов. Это сочинительский театр: я беру материал, мы начинаем репетировать – и во время репетиций сочиняем новый спектакль. Текст дописывается, перекраивается, переписывается...
– То есть – в данном случае вы переписываете Грибоедова? Звучит довольно смело...
– Да, звучит смело. Я потом об этом подробнее расскажу. Так вот, каждый спектакль создается для конкретных артистов. В Русском театре я делал первый спектакль на малой сцене – по мотивам сказки литовского писателя Кястутиса Каспаравичюса, но спектакль на деле взрослый. Жил-был Медведь, прекрасный садовник, но однажды он решил загубить свой сад, потому что встретил Королеву, и та поинтересовалась, знает ли он что-то про черные розы, – и вот Медведь уничтожает свой сад, пытаясь вырастить черные розы... На основе этой сказки для артистов, которые играли в спектакле, были написаны тексты, которые учитывали голос, тон, тональность человека. Я стараюсь вглядеться в артиста, вслушаться в него и произвести наложение: вот артист, вот персонаж – где они пересекаются?
– Возвращаясь к «Горю от ума»: вы правда переписываете Грибоедова? Это просто, ну, очень странно.
– Категория странности важна в контексте Грибоедова! Лотман, кажется, говорил о том, что Грибоедов сам был странный человек и совершал странные поступки. Когда Чацкого объявляют сумасшедшим на балу, эта сцена взята из жизни самого Грибоедова. Сам Чацкий говорит: «Я странен; а не странен кто ж? Тот, кто на всех глупцов похож; Молчалин, например...»
На афише написано: спектакль по мотивам пьесы Грибоедова. Сам Грибоедов был одним из лучших музыкантов своего времени. Русской музыки как таковой еще не существовало... Грибоедов вообще был уникальной личностью: знал десяток языков, был министром-резидентом, то есть послом, в Персии, и все это он успел к 34 годам. В числе прочего он сочинял музыку...
«Что такое русские в Эстонии?»
– Так что же вы делаете с его текстами?
– Мы берем мотивы, которые присутствуют в пьесе, фрагменты текста, например... Какие-то сцены идут почти без изменений – как они написаны Грибоедовым, так и воспроизводятся в спектакле. Что-то мы дописываем, что-то пишем специально. Например, у нас будет фигура автора – Грибоед, мертвый поэт. Мы помним, что это имя звучит в такой форме у Пушкина в «Путешествии в Арзрум» – он встретил гроб с телом Грибоедова, и сопровождавшие гроб грузины сказали, что везут «Грибоеда». Тексты автора написаны нами.
Еще написаны новые монологи Чацкого, сны Чацкого, переписаны ключевые монологи вроде «А судьи кто?..» Фрагменты остались, но на их основе создана новая структура, потому что в исходном виде этот монолог – памятник эпохе, а театр – дело актуальное и современное. Воспроизводить музейные реликвии на сцене было бы странно... Какие-то сцены в пьесе переставлены местами, чтобы обострить структуру. Смысл никуда не уходит, перерасставляются акценты. Это такая аранжировка Грибоедова. Кавер Грибоедова.
– И трибьют?
– И трибьют тоже. У Грибоедова комедия в четырех действиях, но в процессе репетиций все события в пьесе, которую я создал, сгущены до трех актов. Четвертый акт спектакля – трибьют Грибоедову, рефлексия на тему преломления роли Чацкого, первого русского героя, в истории русской литературы. В нашем спектакле укрупнена роль Софьи. Известна фраза Пушкина из письма Бестужеву: «Софья начертана неясно: не то б***ь, не то московская кузина...»
– И в какую сторону вы укрупнили образ Софьи?
– (Смеется.) Приходите на спектакль – увидите. На деле не в ту и не в другую...
– «Горе от ума», кажется, больше других произведений русской литературы разошлось на цитаты. Если вы переписываете текст Грибоедова, не теряете ли вы узнавание цитат?
– Конечно, ключевые цитаты мы оставляем, это часть нашего культурного мифа. Вообще, «Горе от ума» – исследование русского мифа о русском герое. Кто он, русский герой? Как он взаимодействует с миром? Да, цитаты очень важны. Пушкин, опять же, предсказывал, что пьесу растащат на цитаты. Она очень афористична. Наш спектакль, я настаиваю, поставлен по мотивам Грибоедова, и у нас эти фразы обретают иную глубину, оказываясь в ином контексте.
– Вы – режиссер не местный, а в России культурные коды сегодня совсем другие. Вот в вашем ФБ появилась цитата: «Чацкий: А если о политике... Принципа всегда было три. Три принципа: свобода, равенство, братство. Православие, самодержавие, народность – тоже три. И у меня их три: нормальные, честные выборы, независимые суды и сменяемая, сменяемая власть». Понятно, что этот текст многое значит для РФ, но, боюсь, не очень актуален и революционен для Эстонии. Вы не боитесь попасть впросак?
– В спектакле этого текста не будет, она в него не вошла... Очень хороший вопрос. Как вообще возник этот спектакль? Это часть большого проекта Министерства культуры РФ под названием, если не ошибаюсь, «Русский след». Речь о русских театрах ближнего зарубежья. Российский минкульт отобрал команду молодых постановщиков, в том числе пригласили меня. Сначала речь шла о русском водевиле, потом тема была расширена – русская классика. Мне на выбор предложили несколько театров, сначала речь шла о Тбилиси. Что можно поставить в Тбилиси? О, там же Грибоедов похоронен!
Проект долго готовился, я за это время успел поставить спектакль в Таллинне, и в конечном итоге здесь же решено было ставить «Горе от ума». Я Таллинн уже более-менее узнал, город очень классный... У меня остались яркие впечатления от моего пребывания здесь: я понял, что русские в Эстонии – это сложная уникальная культура. Когда это была часть другой страны, потом Эстония стала независимым государством, слава богу, что так, возник вопрос языка. Эстонцы, живущие в Эстонии, – это немножко другая история, что русские, живущие Эстонии. Это очень какой-то сложный вопрос, в двух словах никак не проговоришь. Тут возникает интересный контекст. Я много думал: что такое русские в Эстонии? Что такое менталитет современного русского человека, живущего в Эстонии? Этот вопрос очень серьезно передо мной стоял.
Потом был сложный процесс предварительной разработки материала, сращивания замыслов... Когда дело дошло до репетиции, я наблюдал за тем, как артисты произносят тексты, считывал реакцию. В первых редакциях были острополитические тексты, которые в России произнести со сцены практически невозможно.
Грибоедов зовет в горы и выси
– Острополитические для России?
– Да, я же пребываю в русском контексте. В России это был бы скандал, даже не скандал, а угроза расстрела. Короче говоря, они вымарывались. Сегодня найдено оптимальное, мне кажется, соотношение контекстов. Что я буду местному зрителю рассказывать про российские проблемы?..
– Но изначально вы пришли сюда все-таки с российской повесткой?
– Не только. Она была одной из. Пьеса Грибоедова очень неглупо устроена: так кроме злободневной остросоциальной тематики – крепостное право, преклонение перед иностранцами – еще присутствует столкновение с обществом как таковым, есть любовная линия, есть столкновение большого человека и маленького человека, героя и антигероя... Молчалин же потрясающий, мы его роль в спектакле тоже укрупнили. У нас все образы в спектакле энергетически прокачаны. Остался самый острополитический монолог, в котором звучат прямые намеки на российскую политическую ситуацию, – «А судьи кто?»...
– «...Времен очаковских и покоренья Крыма»?
– Да, это один из намеков. У нас в спектакле эта фраза звучит немного в другом контексте.
– А какой-то местный контекст в спектакле будет? Вы же сами говорите, наша культура сложная, проникнуть в нее не так просто...
– Сложная, но, с другой стороны, я за это время слышал очень простые и однозначные характеристики разного толка про русскую культуру в Эстонии...
– Про ее отсутствие, я полагаю?
– Ну, сродни этому. Понятно, что объем культурных событий во всей Эстонии несопоставим с объемом культурных событий в Петербурге, например... В нашем спектакле есть момент проговаривания местных проблем, он сделан в форме «лацци» – так в комедии дель арте называли импровизированные буффонные трюки, общение со зрителем. Сделано это впроброс, деликатно. Упоминается бесплатный общественный транспорт... У нас Чацкий спускается с гор и расспрашивает: ну, как вы тут живете?
– С гор?
– В пьесе непонятно, откуда именно Чацкий приехал, подразумевается, что из-за границы. У нас он решил покончить с этим миром, уехал в горы, где познаёт мудрость небес, медитирует где-то в пещерах, общается с духами, с огнем. И спускается с гор, чтобы Софью увезти с собой.
– В Эстонию спускается?
– Это мифологическое пространство. Не уточняется, куда именно. Он попадает в общество, которому присущ русский менталитет и которое говорит на русском языке. Неважно, Москва это или Таллинн. Чацкий приходит к русским людям.
– Я так понял, спектакль будет не только о Чацком, но и о Грибоедове...
– Это спектакль о Чацком, о Грибоедове, о русском гении, о русском горе, о горе русского поэта... Не скажу, что в спектакле рассказывается биография Грибоедова, но то, что он был растерзан толпой фанатиков, имеется в виду. Идеальный зритель спектакля – человек, который читал пьесу и знаком довольно близко с биографией Грибоедова...
– В описании спектакля вы называете Грибоедова путеводной звездой. Куда и кого ведет Грибоедов?
– В горы. В выси.
– И последний вопрос: я заглянул на ваш аккаунт в социальной сети ВКонтакте и обнаружил там дивную фотографию – наша Ратуша и ваш средний палец. Зачем так? С чем вы сравниваете наши достопримечательности?..
– (Смеется.) Это ваши домыслы, пространство ваших трактовок. Это просто средний палец!.. Нет, никакого жеста пренебрежения в этом не было. Просто это... ну, рок-н-ролл.
/nginx/o/2017/10/24/7245743t1h531f.jpg)