«Матильда»: кто и зачем должен был перечитывать Гоголя?

Елена Скульская. Фото: Tairo Lutter

В Таллинне состоялась премьера фильма Алексея Учителя «Матильда». Своими впечатлениями от картины делится писатель Елена Скульская.

В своих воспоминаниях Матильда Кшесинская, знаменитая балерина и любовница наследника российского престола, писала о будущем Николае II: «Для меня было ясно, что у Наследника не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать». Так и фильму Алексея Учителя «Матильда», который стал задолго до выхода на киноэкраны символом борьбы свободного художника с миром мракобесия и клерикального фанатизма, чего-то не хватило для того, чтобы зритель мог праздновать теперь победу живого искусства над царством мертвых запретов.

Сам наследник в одном из писем к Кшесинской попросил ее перечитать «Тараса Бульбу» Николая Гоголя, предсказывая себе судьбу Андрия, полюбившего красавицу польку и убитого в конце концов за эту пагубную страсть (приведшую к предательству родины) собственным отцом. Не знаю, стала ли перечитывать романтическую повесть Гоголя польская красавица Кшесинская, но вот если бы перечитал другую вещь Гоголя – «Ревизора» – Алексей Учитель, может быть, он смог бы с некоторой иронией посмотреть и на свой фильм, и на свою роль трагической жертвы гонителей, которые, если бы победили, могли бы спасти его репутацию режиссера.

Но отсылка к двум письмам вовсе не означает, что в художественном произведении, где действуют реальные исторические персонажи, меня хоть в какой-то мере интересует фактическая достоверность даже в каком-нибудь условном, приближенном виде. Ни в коем случае! Я пришла смотреть роскошную костюмную мелодраму, где есть как будто все для душераздирающих страстей: семь тысяч блестящих нарядов, реальные замки и замки, выстроенные специально для картины в натуральную величину, театральные залы с царской ложей, упоительная музыка, тридцать два фуэте, незаигранные лица иностранных актеров, любовный треугольник с мучительными катетами и царственной гипотенузой, шуршание падающих юбок, девичья грудь, страстные объятья... Герой никак не может решить, что важнее: трон или любовь. Попробуйте выбрать!

Что сказать, когда нечего сказать?

На мой взгляд, Алексей Учитель, к сожалению, просчитался во всем: он взял на роль Николая немецкого актера Ларса Айдингера, как заявил в интервью, случайно, а тот случайно не сумел сыграть персонажа, который на двадцать лет его моложе. Сорокалетний одутловатый актер с некоторым затруднением взлетает по лестницам и с натужной ретивостью кидается в объятья возлюбленной: в нем нет ни харизмы, ни обаяния, ни динамики характера, а только портретное сходство. Современный кинематограф жесток, как и нынешний век: он отказывается гримом и ракурсом скрывать возраст.

Все говорят, что Матильда неотразима, но польская актриса Михалина Ольшанская, тоже попавшая в фильм как-то не сразу и почти случайно, не производит впечатления обворожительной покорительницы сердец – она просто одна из многих выбегающих на сцену актрисок, балеринок, прелестниц, которых принято было брать на содержание. Ее невозможно запомнить и выделить в толпе, она много и часто кричит: «Ники! Ники!» – но от этого ее образ не становится наполненным страстью.

Третья участница треугольника, будущая императрица в исполнении немецкой актрисы Луизы Вольфрам так тщательно играет непривлекательность, что никаких творческих ресурсов хоть на какое-то чувство или черту характера у нее не хватает.

Зато Данила Козловский – тоже совершенно случайно получивший роль офицера Воронцова: его не хотели обижать, ведь он уже как бы получил роль Николая, но тут на эту роль выбрали другого, вот и придумали Козловскому этого самого Воронцова, – так вот, в этой случайной роли, искупая некоторую статуарность и даже картонность остальных действующих лиц, рвет страсти в клочья: и избивает цесаревича, и пытается украсть Кшесинскую, завернув ее в какой-то тюль, и взрывается на плоту; и пытают его, и топит он врача-изувера, и очень красивое лицо его искажено судорогами неодолимой страсти – словом, вполне готовая роль Рогожина из «Идиота» Достоевского...

А за чем, собственно говоря, следует следить зрителю? О чем он смотрит фильм? Кому он должен сопереживать? Каково, простите, высказывание режиссера, которое он хотел до нас донести, обратившись к названным персонажам? "Не дает ответа"...

Там, где нет чувства юмора

Там, где нет чувства юмора, где нет ни одной остроумной реплики, где нет хоть одной фразы, которую можно было бы запомнить, процитировать, где нет ни одной комической сцены, в которой персонажи теряли бы свое лицо или снимали светские маски, там, по выражению Мандельштама, простыни не смяты, там поэзия не ночевала. И трагедия, лишенная минимального острословия, не может состояться. А уж любовная коллизия просто обязана строиться на упоительных словах, что доказал еще Эдмон Ростан в «Сирано де Бержераке», где героиня выбирает в конце концов красивые слова, а не красивую внешность. И ведь взяли в сценаристы писателя – Александра Терехова, но писатель писателем, проза прозой, а сценарий создать не смог, это особый жанр. Должно быть минимальное, хотя бы крохотное чувство реплики...

Простите, одна шутка все-таки была: директор театра в исполнении Евгения Миронова говорит, что театр отличается от публичного дома тем, что публичные дома не получают финансовой поддержки государства. Господи, такой плоской и лежащей на поверхности убогой шутки постыдился бы не то что писатель, но и пьяненький оратор в провинциальной пивной, никогда не видевший театральной афиши. А уж чтобы к такому глубокомысленному обобщению пришел директор Императорских театров...

А так хотелось чего-нибудь, знаете, куртуазного, пеньюарного, будуарного, адюльтерного, а не просто чтобы на стене дворца у фонтана мысленно нацарапали: Коля + Маля = сами понимаете чему.

Мы привыкли считать: то, против чего борются невежды и фанатики, непременно замечательно. Это наше великое заблуждение. Невежды и фанатики могут бороться и с плохим фильмом (не посягающим на церковные и прочие святыни, а просто художественно плохим), – гонители от этого не становятся людьми образованными или толерантными, от них в любом случае следует оберегать искусство, но и фильм от их хулы не может обрести прекрасные черты, если их нет. Когда режиссеру нечего сказать – это самая страшная беда режиссера: внутренняя немота...