«Когда русский приходит наниматься на работу, эстонцы из отдела кадров встречаются с ним и чувствуют: что-то не то, – рассказывал глава соцдемов Евгений Осиновский. – Ну, акцент, конечно, и каких-то слов он не знает... Как мне говорил эксперт по набору персонала: мы рассматривали русские кандидатуры, но взяли эстонца, потому что эстонцы оставляют впечатление получше».
В рамках проходящей в Таллинне конференции «Единство в многокультурном обществе: роль культуры, медиа и гражданского общества», организованной Фондом интеграции, прошли политические дебаты под названием: «Интегрируя Эстонии: столько еще всего надо сделать, столько мест посетить, столько людей интегрировать». Это, как можно догадаться, цитата – слова инспектора по интеграции, героя эстонского телесериала «Наши Эстонии». Здоровая (само)ирония тут, безусловно, уместна; как заметил один из ведущих, журналист Неэме Рауд, такие дебаты можно устраивать хоть каждый год – и говорить всё об одном и том же, как делают это наши политики уже четверть века.
В дебатах должны были участвовать представители пяти партий: Виктория Ладынская от IRL, Йоко Алендер от реформистов, Михаил Кылварт от центристов, Евгений Осиновский от соцдемов и Мартин Хельме от EKRE. Последний не явился по уважительным причинам, благодаря чему острота дискуссии была несколько снижена. Говорили участники по-эстонски (это, к слову, единственное эстоноязычное мероприятие конференции, остальные прошли на английском), что в плане интеграции тоже показательно – ведь трое из четырех участников эстоноязычными не являются.
Пока русский человек в Эстонии – проблема
Ничего существенно нового на дебатах не прозвучало и, конечно, прозвучать не могло – кроме разве что признания Йоко Алендер: она лично ничего не имеет против того, чтобы все родившиеся в Эстонии дети автоматически получали эстонское гражданство. Осиновский как раз говорил о том, что в нынешнем коалиционном договоре такой пункт есть, но его претворению в жизнь мешает партия IRL, глава которой решительно против. Услышав Алендер, Осиновский оживился: «А есть такой пункт в программе Партии реформ? Если есть, давайте проведем это дело в жизнь! Мы-то с Михаилом (Кылвартом – Н.К.) только за, и если вы тоже за – сообразим на троих!..»
Но, понятно, Йоко Алендер выражала свое личное, никому ни к чему не обязывающее мнение и так далее, и так далее. А жаль. Счастье было так возможно.
Свои интеграционные позиции стороны обозначили, отвечая на первый же вопрос: что бы они сделали, если бы стали «министрами интеграции»?
Михаил Кылварт наконец выстроил бы систему обучения эстонскому языку («мы 25 лет говорим, что она есть, но ее нет»), создал бы возможности для общения детей разных национальностей («наше поколение общаться уже не начнет, а вот дети...») и постарался бы изменить представление об интеграции: «Пока русский человек в Эстонии – проблема, больной ребенок, которого надо как-то лечить, барьер, с которым надо что-то делать, а не ценность и не ресурс, мы никуда не продвинемся».
Виктория Ладынская считает, что заниматься интеграцией должны все министерства, каждое в своей области; что нужны бесплатные и доступные курсы эстонского языка, а главное – необходимо решать проблемы экономики, тогда рассосется и изрядная часть интеграционных барьеров. «Эстонские русские – важный плюс эстонского общества, а не его минус», – подытожила она.
Евгений Осиновский провозгласил основным принципом осторожность: государство не должно активно вмешиваться в интеграционные процессы и продавливать какие-то свои решения. Интеграция – процесс естественный, нужно предлагать курсы языка и прочее, однако нужно учитывать и такой фактор, как отторжение на эмоциональном уровне.
Это был камень в огород Йоко Алендер, которая отстаивала как раз реформистскую идею «единой системы образования» – всё только на эстонском, начиная с детсадов, чтобы каждый обрел счастье и равные возможности. Еще Алендер хотела бы привлечь к эстонским выборам всю эстонскую диаспору в других странах, чтобы дать сигнал: мы о вас заботимся, вы нам нужны.
По этому поводу разразилась буря в стакане воды: по какой логике реформисты так заботятся о диаспоре, то есть о зарубежных эстонцах, которые часто уже и не говорят по-эстонски, и хотят привлечь тех к голосованию – а почти 90 тысяч серопаспортников внутри Эстонии, многие из которых тут родились или прожили большую часть жизни, оставляют без внимания? Ответ был предсказуем и звучал уже не раз: диаспора – наши люди, а серопаспортники сами выбрали свои паспорта, не пожелав сдать легкий экзамен на гражданство, это личный выбор человека, чего уж тут. «Эстонская политика в области гражданства полностью провалилась», – парировал Осиновский.
«Мы двадцать пять лет говорим...»
Самая занимательная часть дискуссии касалась образования. Йоко Алендер, как и ее партия, стоит за жесткий перевод на эстонский всего и вся. Михаил Кылварт с Евгением Осиновским – против: оба считают, что такое «языковое» решение ничего не даст. Кылварт уверен, что нужно разнообразие: страхи возникают, когда нет выбора, поэтому выбор должен быть – кто хочет отдать детей в русскую школу, кто в эстонскую, кто в гибридную. Осиновский в принципе согласен: нельзя мыслить категориями «либо – либо», как нельзя взять и сломать какую-то часть системы образования. В Таллинне, уверен министр здравоохранения и труда, гибридные решения – когда эстонские и русские дети учатся часть времени вместе – возможны, в Ида-Вирумаа нужно придумывать что-то еще. Идеального решения, кажется, не существует.
Виктория Ладынская говорила о страхах матерей – и эстонских («если русские наводнят наши школы, мои дети будут говорить по-русски!»), и русских («если мои дети будут учиться в эстонской школе, они потеряют русскую самоидентификацию!») – и рассказывала о том, как преодолевала эти страхи сама. Алендер настаивала: русские поддерживают перевод образования на эстонский, вот и нужно это делать без всяких гибридных решений.
В целом присутствовавшие иностранные гости получили отличное представление о нашей «интеграции» – включая рассказ Осиновского, который стоит процитировать близко к тексту: «Я скажу, что эстонцам нужна эмпатия в прямом смысле слова. Когда русский приходит наниматься на работу, эстонцы из отдела кадров встречаются с ним и чувствуют: что-то не то. Ну, акцент, конечно, и каких-то слов он не знает... Как мне говорил один эксперт по набору персонала: мы рассматривали русские кандидатуры, но взяли эстонца, потому что эстонцы оставляют впечатление получше».
«Эстонцы должны понять уже, что они хозяева в своем доме, и проявить великодушие, – продолжил Михаил Кылварт. – Русские в нашей стране в неравном положении с эстонцами. Они живут в Ласнамяэ не потому, что хотят там жить, а потому, что там квартиры дешевле. Ты можешь выучить эстонский, ты можешь получить гражданство, но неравенство останется. Это не политики выдумали, об этом говорят социологи. И это опасно для общества».
Как образно сказал журналист Неэме Рауд, «все уже заметили, что в аудитории огромный слон – и он не уходит уже 25 лет». Слон был более чем заметен уже по началу дебатов, когда тот же Рауд сказал: «Мы знаем, у нас есть советское наследие, у нас есть инородцы...» Правда, судя по дальнейшему, журналист имел в виду перевод слова aliens, «чужаки», которым в английском обозначают серопаспортников и еще инопланетян.
Лозунгом дебатов вполне могли бы стать слова «мы 25 лет говорим...». И проговорим еще двадцать пять, пока проблема не решится естественным образом. Если уж мы продолжим делить жителей страны на своих и чужих, на эстонцев и инородцев, если мы продолжим считать такую картину мира приемлемой, решиться каким-то иным образом проблема попросту не сможет.