/nginx/o/2011/08/25/722358t1h1472.jpg)
Многое было сказано и написано по поводу домашнего насилия. Известно, что физическое и психологическое насилие применяют как мужчины, так и женщины, но несмотря на это правоприменительная практика странным образом ориентирована в большей степени на защиту женщин, пишет присяжный адвокат Владимир Садеков.
Если с темой насилия все более или менее ясно и государство реагирует на это постфактум, то намного сложнее картина обстоит с тем, как поступать в случае, если жертва уже находится в угнетенном состоянии, а формально против неё не было совершено никаких преступлений.
Как вы считаете, надо ли например, привлекать к уголовной ответственности человека, не дающего вам покоя своими SMS непристойного содержания либо скрытыми угрозами? А навязчивого поклонника, если его ухаживания вы отвергли, они вам неприятны? Можно ли возбудить уголовное дело против бывшего партнёра, если он своими действиями не даёт вам спокойно налаживать личную жизнь, преследуя вас или ваших близких?
А что насчёт слишком настойчивых представителей инкассо-фирм, требующих выплаты задолженности? К примеру, однажды вы отказали такой фирме и посоветовали прекратить всякое давление, но звонки и письма не прекратились. Что делать в этом случае?
Несмотря на всю странность постановки вопроса, данная тема имеет огромное значение для тех, кто хоть раз сталкивался с преследованием. Далеко не каждый случай преследования ранее попадал под действие уголовного права.
Рассмотрим следующий случай: после продолжительного проживания со своим партнёром девушка предложила прекратить отношения и остаться друзьями. Пара распалась, и теперь уже бывшие партнеры решили поддерживать нормальные отношения. За время совместного проживания пара обзавелась общими знакомыми, друзьями, рабочими контактами и прочими связями. После прекращения совместного проживания оба начали строить свои личные отношения.
Девушка в этом преуспела больше. Узнав о её новой жизни, молодой человек начал добиваться возврата старых отношений. Он засыпал ее SMS и письмами в соцсетях, посылал ей цветы, звонил ее друзьям — в общем, всячески пытался назначить встречу. Столкнувшись с полным игнорированием, он сменил тактику на прямые угрозы превратить жизнь девушки в ад: молодой человек принялся искать контакты с её новым возлюбленным, обливать грязью её новые отношения в соцсетях — другими словами, делать всё, чтобы либо вернуть прежние отношения, либо как минимум испортить новые.
Подобные ситуации - не редкость, и зачастую преследуемой стороной становится сам мужчина, хотя, конечно, в подавляющем числе случаев именно мужчина является преследующей стороной, а женщина — жертвой.
Эта проблема уходит далеко за пределы Эстонии. В рамках защиты жертв преследования, в 2011 году была принята Стамбульская конвенция, ратифицированная ЭР в 2014 году, целью которой было установить уголовную ответственность за насильственные действия в семье, домогательства и преследования. Субъектами защиты являются девушки и женщины. Поскольку исполнение конвенции является обязательным для ЭР, в Пенитенциарный кодекс была добавлена статья, которая ранее никогда не применялась в таком широком контексте.
Суть Конвенции обеспечивает субъектов правом на то, чтобы насилие в отношении женщин преследовалось в уголовном порядке и соответствующим образом наказывалось, чтобы акты насилия нельзя было оправдать ссылками на культуру, традиции, религию или честь, чтобы жертвы имели доступ к специальным мерам защиты во время проведения расследований и судебного разбирательства, чтобы правоохранительные органы незамедлительно реагировали на просьбы об оказании помощи и соответствующим образом регулировали опасные ситуации.
Еще не забыты шутки о том, как и в каких случаях в США наступает ответственность за приставания к коллегам (sexual harassment), как вдруг и наше законодательство пополнилось новым составом преступлений. Начиная с июля 2017 года появилась норма, предусматривающая ответственность за преследование с целью домогательства (в русском переводе): по сути, это ответственность не за само домогательство, а за преследование с данной целью. На мой взгляд, поле для привлечение к ответственности может быть очень широким.
Текст статьи Пенитенциарного кодекса 1573 гласит: “Поиск неоднократного или последовательного контакта с другим лицом, слежение за ним или вмешательство в его личную жизнь против его воли иным способом, если целью или последствием этого является запугивание, унижение другого лица, или причинение ему иным способом беспокойства, если отсутствует установленный в статье 137 настоящего Кодекса состав виновного деяния – наказывается денежным взысканием или тюремным заключением на срок до одного года”.
Согласитесь, что норма выходит за рамки ее названия на русском языке — преследование (только) с целью домогательства. В эстонском варианте название статьи звучит как аhistav jälitamine, что в переводе на русский язык имеет несколько другой оттенок. Имеется ли в наименовании или диспозиции статьи обязательный признак домогательства? Я лично считаю, в русскоязычном варианте статья должна иметь наименование “навязчивое преследование”. “Навязчивое” означает неоднократность, а “преследование” носит характер не столько физического слежения, сколько совокупность возможно и абсолютно законных действий с целью воздействия на человека.
В моей практике был случай, когда один молодой человек перестал общаться со своими друзьями, и те попросту затравили его, в течение полугода регулярно засыпая его насмешками и сообщениями, а потом и вовсе перейдя на завуалированные угрозы. При их случайной встрече парень-жертва просто не выдержал и нанёс обидчику телесные повреждения. Были ли его действия оправданными? Речь не могла идти о необходимой обороне, поскольку нет реальной и непосредственной угрозы от обидчика. В таком случае, можно ли было заранее запретить обидчику слать жертве такие сообщения? Жертва обращалась за помощью в полицию, пытаясь добиться прекращения SMS-атак, но ничего не изменилось.
До тех пор пока нет реальных угроз жизни и здоровью или имуществу, состава преступления нет. Пока преследующий реально не совершил такого преступления, запрета на приближения не добиться. Подобная ситуация беспомощности привела к самосуду, а поскольку она никак не связана с домогательствами и лицом женского пола, будет ли новая статья защищать жертв и от таких случаев?
В адвокатской практике я встречал разные виды подобного преследования: телефонные звонки, молчание в трубку, SMS, письма, электронные письма с нежелательным содержанием, слежение, в том числе и с устройством GPS, преследование в местах, где преследующему запрещено находиться, внезапное и нежелательное появление по месту жительства или работы, преподнесение нежелательных подарков, цветов, распространение тревожащей жертву информации в интернете и в соцсетях, поиск контактов с друзьями жертвы, навязчивое предложение своей помощи, отслеживание передвижения телефона и компьютера жертвы и даже повреждение имущества жертвы.
Преследование отравляет нормальную жизнь человека, заставляет его бояться преследователя, менять уклад своей жизни или жизни своих близких. Почему же такое влияние не было криминализировано ранее? Необходимо понять, что не всякая угроза в понимании простого человека является угрозой в понимании уголовного права. Множество заявлений в полицию остаются без удовлетворения, поскольку ни слова, ни фразы, ни поведение не являются на самом деле угрозой в контексте уголовного права. Кто-то может сослаться на ранее действовавшие в кодексе статьи об угрозах или незаконном слежении, однако я считаю, что они покрывают лишь незначительную часть проблемы.
Хотя навязчивое преследование отчасти перекликается с составом преступления угрозы, статья 120 ПК ЭР, предусматривающая ответственность за угрозу, не покрывает состав преступления навязчивого преследования и всех его нюансов. Угроза в контексте уголовного права требует конкретного, умышленного, угрожающего действия в отношении конкретного лица, которое заставляет чувствовать жертву страх за свою жизнь, здоровье или имущество, и такой страх оценивается с точки зрения критерия оценки среднего человека.
В случае навязчивого преследования страх у жертвы может сформироваться на основании совокупности действий, которые воздействуют на жертву, а по отдельности могут и не иметь значения в контексте уголовного права: например, внезапные визиты, отправка цветов и подарков, прогулка рядом, звонки и SMS. Такие нежелательные подарки и появления могут вызвать у жертвы чувство страха за себя или своих близких. Навязчивое преследование — явление долгосрочное, которое переходит к реальным угрозам лишь через длительное время преследования.
Статья ПК 137 гласит: “Слежка за другим лицом с целью сбора данных о нём, осуществляемая лицом, не имеющим законного права на проведение оперативно-розыскной деятельности, наказывается денежным взысканием или тюремным заключением на срок до трёх лет”. Действительно, в некоторой степени данный состав, предусматривающий ответственность за незаконное слежение, также перекликается с идеей Стамбульской конвенции, но предполагает сбор данных о преследуемом. То есть, некие домогательства или иное навязчивое поведение, не связанное с добычей информации, не может регулироваться нормой статьи 137.
В заключение
Исходя из вышепредставленного анализа видно, почему новый состав будет предоставлять более широкую защиту, нежели ранее. Но если в контексте защиты женщин более или менее ситуация ясна, то как поступать, если действие происходит наоборот — если женщина преследует мужчину, или мы имеем дело с описанным выше случаем преследования своими бывшими товарищами или инкассо-фирмами?
Что касается первой части диспозиции статьи, то действительно, инкассо-фирмы могут проявлять навязчивое поведение в виде звонков, писем и прочих средств. Но целью такого поведения не является унижение. А как поступать со второй частью диспозиции, которая предполагает причинение лицу беспокойства иным способом? Я считаю, что само требование не может являться предметом беспокойства, ибо это правовое действие, пусть даже совершенное неоднократно. Куда важнее форма предоставления таких требований. Если должник ясно и однозначно выразил свое отношение к требованию инкассо и попросил больше не беспокоить его таким образом, то дальнейшие действия инкассо должны рассматриваться в контексте статьи.
Например, после звонка представителя инкассо должник отказывается принять его требования и предлагает фирме решить свои проблемы через суд. Таким образом, должник ясно дает понять, что не боится действий фирмы и не считает её требования обоснованными. В таком случае, можно ли квалифицировать действия инкассо-фирмы как навязчивое преследование, если после своего однозначного ответа должник получит еще стопку писем с требованиями выплатить долг?
Ответы на эти вопросы будут даны судебной практикой. В данной же ситуации мы можем исходить из пояснительной записки, которая предусматривает ответственность за преследование другого лица, без конкретизации пола и наличия признака домогательства. Таким образом, сужать новый состав преступления в рамки одного лишь домогательства неверно. Данная статья должна применяться и в иных случаях преследования, в том числе и в описанных выше случаях.