Российское кино на PÖFF: жизнь переходит в искусство на желтый свет

Арестованный российский олигарх (Михаил Ефремов) в фильме "Прорубь". Фото: Кадр из фильма

Писатель Елена Скульская о современном российском кино на фестивале «Темные ночи»: «Аритмия» о буднях врача «скорой», «Язычники» о мракобесии и вере в чудо, «Прорубь» о чудовищности и бессмысленности нашего обусловленного телевидением бытия.

Игровое и документальное кино довольно условно разведены по жанрам. Изучая прошлое, мы очень часто ссылаемся на игровые картины как на документ эпохи, настаивая на том, что показанная в художественном варианте жизнь, на самом деле, и была такой, – и не только так одевались и причесывались люди, но и думали так, поступали, исповедовали такие принципы. Тогда как документальное кино того же периода, говорим мы порой, вовсе не заслуживает доверия, поскольку отвечает тогдашнему социальному заказу и скрывает те проблемы, которые терзали людей, страдавших от неразрешимости этих самых проблем.

При этом мы помним, что и игровое кино напрямую зависит от государственных, политических, социальных установок. Однако сама образная система художественного кинематографа, утонченность, изощренность, попытка обобщений побуждает ссылаться на него, как на нечто неопровержимое. Документальное же кино слишком привязано ко времени и даже не пытается отделиться от него, что, спустя буквально несколько десятилетий, наталкивает на мысль о его неправдоподобности.

Российские игровые картины, представленные на нынешнем кинофестивале PÖFF, в большинстве своем построены как раз на границе между художественным произведением и документальным; она заряжены невероятным публицистическим, трибунным пафосом, что должно бы убивать художественную ткань (но не убивает!); они пренебрегают живостью и динамичностью сюжета, что должно бы порождать скуку (но не порождает!); они вдалбливают разными способами в нас одну и ту же мысль, что должно бы раздражать (но не раздражает!).

При этом режиссеры выбирают актеров виртуозных, блестящих, совершенно не скрывающих именно игровую, придуманную, невероятную природу своих персонажей, созданных талантом и воображением, а не конкретной жизненной историей.

То есть эти фильмы сразу претендуют на то, чтобы быть и достоверным документом эпохи, и заведомой клеветой на нее. Но ведь мы и живем сейчас в мире, где правда и ложь так легко меняются местами, что мы не успеваем следить за действием наперсточников...

«Аритмия»

Самый сильный, наверное, из таких «почти документальных» фильмов – «Аритмия» Бориса Хлебникова с Александром Яценко в главной роли.

Нам свойственна какая-то инфантильная убежденность в том, что есть профессии, на которых окружающая действительность никак не влияет. Что дороги могут быть по-прежнему плохими, как во времена Карамзина, да и дураков не стало меньше, но вот летчики и капитаны кораблей профессионально безупречны, а уж врачи пришли в этот мир только для того, чтобы спасать людей со всей страстью мастерства и вдохновения.

Главный герой «Аритмии», врач «скорой помощи» – блестящий и чуткий диагност, но он никогда не сделает карьеру, никогда не сможет по-настоящему помочь пациенту, потому что на одного больного положено всего двадцать минут и понятие первой помощи строго ограничено циркулярами, и к тому же он жалеет людей, а не только лечит их. Но вы ни за что к такому врачу не пойдете, потому что он каждый день пьет. Напивается до беспамятства, немного спит, выходит на смену, нарушает правила, опять напивается.

Или лучше все-таки попасть вот к такому беспутному, близкому к белой горячке, но врачу от бога, а не от циркуляра? Не знаете? Вот и его жена не знает, то гонит его, то возвращает, то напивается вместе с ним, то просит развода, то собирает в их доме глубоко пьющую компанию врачей и медсестер, то говорит, что жизнь а алкогольной и безденежном бреду ей невыносима.

Сюжет практически идет по кругу – всё новые пациенты, всё новые попойки, всё новые скандалы.

Мы, нуждающиеся в медицинской помощи – что в России, что в Эстонии, что в остальном мире, – никому не нужны, во всяком случае, не нужны врачам, у которых полно своих забот, а что до клятвы Гиппократа, она сродни давнишней клятве пионера, несчастного обманутого ребенка, который, преодолев возраст наивности, вполне цинично вспоминает о планах посвятить жизнь борьбе за освобождение человечества.

Поразительна игра Александра Яценко, сумевшего убедить нас в том, что он – сквозь алкоголь – способен к любви, нежности, заботе, жалости, способен помочь страждущим, но... бессилен.

«Язычники»

«Язычники», фильм Валерии Сурковой, снятый по пьесе трагически погибшей молодой и необычайно талантливой Анны Яблонской, как бы переносит на экран традиции Театра.doc, где не «играют», но воспроизводят «реальные» события. В этой картине все ждут чуда, поскольку без вмешательства чудесного муж не перестанет быть безработным, жена не избавится от бесконечных поисков приработка, дочь не вернет возлюбленного; всё рушится, все пропитывается ненавистью, жить не на что, деваться некуда. И вдруг является милейшая смиреннейшая бабушка, странствовавшая по монастырям, и вера в Бога ее столь велика и прекрасна, что постепенно всё в семье идет на лад, Бог всем управляет, ставит всё на свои места.

Правда, внучка-блудница бросается с балкона и попадает в реанимацию, но помереть на Пасху, объясняет бабушка, большое счастье, ибо двери в рай распахнуты в сей день для грешников. Потрясающе играет эту роль Татьяна Владимирская: она создает вокруг себя такой гипнотический морок, что вместе с другими персонажами веришь тихим ее увещеваниям, глотаешь «опиум для народа», а потом медленно выходишь из гипноза.

Валерия Суркова так выстраивает фильм, что чувства персонажей синхронизированы с нашими; мракобесие бабушки–богомолки раскрывается нами не раньше и не позже, чем всеми героям фильма. Потому что и нам, зрителям, хочется верить в чудо, хоть на время отказаться от своего агностицизма, попить воды из святого источника и почувствовать благодать.

«Прорубь»

Понимаю, что я – одна из очень немногих поклонниц этого фильма Андрея Сильвестрова, в котором весь произносимый текст написан очень плохими стихами. Но – умышленно плохими, виртуозно плохими; я убеждена, что это – блестяще сделанная пародия на стихотворные тексты в газетах, зарифмованные рекламы, пародия на слова песен, которые, никого не смущая, звучат с эстрады. Всем на свете кажется, что они смогут – если очень захотят – написать стихи.

И наступили сейчас для этих «всех» счастливые времена, сегодня почти никто убогие вирши от истинной поэзии не отличит, нет прививки вкуса, навыка, зато есть большое чувство авторского достоинства и отвоеванного в джунглях жизни права на эксперимент.

И еще там есть потрясающая метафора: все без исключения персонажи осознают окружающую действительность только через экраны телевизора. Если есть что-то настоящее в жизни – нам это покажут в новостях, а если не покажут, то оно и не стоило нашего внимания.

В фильме разные люди ныряют в прорубь: одни – чтобы покончить с собой, другие – чтобы прославиться, третьи... Ужас бессмысленного окружает со всех сторон. Прорубь. Телевизор. Чудовищные стихи, которыми изъясняются дикторы на экране. Сказочная щука в руках президента, загадывающего желание. Смесь сказа, пародии, фантастики, капустника, домашнего видео, КВНа. Всё, чем сегодня богато ТВ, наше единственное окно в реальность. Не нравится?

Ну, знаете, всегда можно сказать, что фильм документальный, а можно, возмутившись, прокричать: нет, он художественный! Он игровой!

Как вам будет угодно – типа: as you like it.