/nginx/o/2017/12/05/7380043t1h1630.jpg)
Режиссер байопика «Хармс» Иван Болотников: «Я показывал фильм одному известному и умному критику. В итоге он сказал: “Иван, ну неужели вы думаете, что так оно всё и было? Как-то наивно всё у вас. Наивно...” Это не наивность, это норма, о которой мы забыли. Нам нужна нормальность! Мой Хармс – нормальный. Об этом и фильм».
Одним из самых ярких российских фильмов на прошедшем фестивале «Темные ночи» стал «Хармс» – дебют в игровом полнометражном кино режиссера Ивана Болотникова, который в 2005 году снял документальную ленту «Чудо Даниила Хармса» и с тех пор мечтал рассказать о жизни уникального русского писателя в художественном кино.
Ювачева-Хармса сыграл поляк Войтек Урбаньский, его жену – литовка Айсте Диржюте. Российский актер Александр Баширов изображает старушек, которые выпадают из окон (помните: «Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась. Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на разбившуюся, но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась...»). Однако профессиональных актеров в «Хармсе» немного, а в основном такой родной мир хармсовского абсурда изображают обычные люди – и это тоже часть режиссерского замысла.
В нефтяные годы Хармс никому не был нужен
– Вы – ученик Алексея Германа. Только у Германа, мне кажется, в фильмах совсем нет юмора, а у вас в «Хармсе» – наоборот.
– Нет, не совсем так: с юмором у Германа всё было в порядке, просто это был его юмор, особенный, германовский. Алексей Юрьевич фильма увидеть не успел, и Светлана Кармалита тоже его не видела – фильм уже был смонтирован, но я не хотел показывать его на ноутбуке, а потом она, к сожалению, умерла. Вообще, год очень тяжелый, многие мастера «Ленфильма» ушли из жизни... Мне кажется, Герману «Хармс» понравился бы. Он нас учил всё подавать через деталь, это старая ленфильмовская школа, и в этом смысле «Хармс» – кино ленфильмовское, многодельное очень, там всё неслучайно, всё работает.
Кто-то сказал, что лучший ученик – тот, кто не похож на своего учителя. Я не люблю, когда делают фильмы а-ля Герман. Мне это не нравится. Герман такой был один, и он ведь никого не копировал – при том, что сам вырос на итальянском неореализме. Так что я – именно как ученик Германа – свободен. Например, в «Хармсе» много музыки, и я точно знаю, что Герман это не одобрил бы, он был уверен, что чем больше музыки, тем хуже режиссер, что музыка в кино – это костыли... Я так не думаю. К слову, в том, что в «Хармсе» такой прекрасный саундтрек, заслуга продюсера и музыканта Андрея Сигле, музыкантов питерского «АукцЫона» с их джазовыми импровизациями и еще македонского композитора Сони Петровского, он сочинил симфоническую музыку. Без музыки фильм было бы еще тяжелее смотреть...
– Вы говорите «тяжелее смотреть», как будто его и так смотреть тяжело. У меня совершенно другие ощущения.
– Я просто слышу очень разные отклики очень разных людей. Некоторые фильма не понимают, и им тяжеловато. Английские субтитры, увы, добавляют проблем – от русских реплик, от текстов Хармса смыслов осталось процентов двадцать... Я всегда стараюсь понять других людей, понять, почему им не нравится фильм. Это нормально. Я не хочу быть таким, знаете, диктатором... Возвращаясь к музыке: каждый фильм уникален, и мне кажется, что в «Хармсе» музыка была нужна. Может быть, следующий мой фильм будет вообще без музыки – не знаю.
– О Хармсе снято немало документальных фильмов, в том числе ваше «Чудо Даниила Хармса», но, кажется, до сих пор не было ни одного художественного...
– Не совсем так: югославы в середине 1970-х сняли фильм «Случай Хармса», и там Хармс был одним из персонажей. Но это другое, конечно. Я добывал деньги на своего «Хармса» больше десяти лет. Вы только представьте: когда в России были тучные нефтяные годы, Хармс был никому не нужен, но как только случился кризис и стало тяжелее и напряженнее жить – фигура Хармса тут же актуализировалась, и я получил финансирование. Так что фильм этот для меня во всех смыслах неслучаен. Я слишком долго к нему шел.
/nginx/o/2017/12/05/7380041t1hb991.jpg)
– Вы явно использовали множество источников: не только дневник Хармса и его произведения, но и воспоминания его второй жены, и «Разговоры» Липавского...
– Да, само собой, это же книга про обэриутов... Меня, кстати, ругают за то, что я не указываю, кто из героев фильма кто. Я считаю, что это было бы неправильно: вы видите на экране людей, которые мыслят и думают. Если вам стало интересно – возьмите книгу и посмотрите, кто есть кто.
– Насколько тяжело было уловить личность Хармса?
– Тяжело. И я даже скажу, что не уверен, что вообще-то его уловил. Фигура Хармса – непознанная...
– Но познаваемая?
– Не думаю. Хармс всегда будет великой дыркой от бублика. Новизна нашего фильма в том, что мой Хармс – нормален. Обычно его делают эдаким чудаком, странным человеком, полусумасшедшим...
– Есть же версия, что он не просто симулировал сумасшествие.
– Я полагаю, в какие-то моменты жизни мы все поступаем странно. Такие вещи абсолютно естественны. Мне кажется, Хармс всегда был художником, и это в нем – главное, а остальное всё – как посмотреть.
«Какой-то он у вас буржуазный...»
– В вашем фильме рассказы Хармса превращены в бытовые сценки, и получается, что весь этот абсурд в каких-то обстоятельствах вполне мог происходить, и сам Хармс превращается в...
– Свидетеля, да.
– Вы не отказываете Хармсу в воображении?
– Нет, не думаю. И надеюсь, что через сколько-то лет кто-то снимет еще один фильм о Хармсе, о своем Хармсе, совсем другой... Между прочим, часть российских критиков фильм не приняла.
– Чем мотивировали?
– Ничем.
– Тоже хармсовская ситуация.
– Может быть. Я думаю, тут дело в субъективном отношении: у каждого свой Хармс, и эти люди в моем фильме со своим Хармсом не встретились. Мне на «Темных ночах» эстонский зритель сказал: «Какой-то он у вас буржуазный...» Видимо, он должен был быть пламенным революционером. Но мой Хармс – породистый человек. Евгений Шварц ведь пишет в дневнике, что Хармс был единственным человеком в своем кругу, умевшим владеть вилкой и ножом. У него были дворянские крови.
– Он у вас всегда тщательно причесан, следит за костюмом...
– Да! Быт тогда был скудным, но у Хармса, как известно из воспоминаний, были изящные вещи. Мы, кстати, снимали реальные вещи, связанные с ним, например, чемоданчик, с которым Яков Друскин в фильме идет собирать рукописи Хармса, – это настоящий чемоданчик, в который настоящий Друскин собрал архив Хармса.
– Фильм был снят в рекордные сроки – за 22 съемочных дня. Вы принесли в угоду графику какие-то жертвы?
– Жертвы были, но если ты настоящий режиссер – ты обращаешь ограничения себе на пользу. Благодаря тому, что фильм продюсировали компания Pro Line и Андрей Сигле, у меня была полная свобода на площадке. То есть – у тебя 22 дня, но это твои 22 дня и твой «Хармс». Делай! И за это я Андрею очень благодарен. Уверяю, если бы я снимал фильм у другого продюсера, меня могли бы по итогам просмотра материала остановить, сказать: «Иван, нет, так не пойдет». А Сигле дал мне свободу, и ему эта свобода режиссера нравилась. Это очень важно – быть на одной волне с теми, кто делает фильм вместе с тобой.
Вообще, главный итог моего «Хармса» – это дружба. Мы все на съемочной площадке передружились...
– Хармса у вас играет Войтек Урбаньский, его вторую супругу Марину Малич – литовка Айсте Диржюте. У них не было проблем с «загадочной русской душой»?
– Никаких. В идеале Хармса должен был играть англичанин. Я вообще-то даже написал письмо Хью Лори, доктору Хаусу, – он был бы идеальным Хармсом, будь он помоложе лет на пятнадцать, времен, знаете, «Дживса и Вустера»... Идеальный Хармс! Внешне всё в порядке, но ты понимаешь, что он безумен... А Войтек влюблен в Россию, он ею живет, он говорит по-русски со своей старшей дочкой...
/nginx/o/2017/12/05/7380039t1h1c92.jpg)
– Урбаньский озвучивает себя сам, и чувствуется, что у него отличный русский...
– Именно. Войтек и Айсте – в числе людей, с которыми я подружился. И это, конечно, самое дорогое. Они мне говорили, что на других проектах такой атмосферы, как на «Хармсе», нет. Везде всё расчетливо, суховато – а мы на площадке все фантазировали. Войтек говорил: «Ваня, Ваня, а давай вот так...» Мы жили этим фильмом!
Алексей Герман, у которого я работал режиссером-стажером на «Трудно быть богом», был все-таки человеком диктаторского типа, он снимал долго и жестко. Я думал, что буду таким же. Но видимо, я изменился за последние годы, – как выяснилось, что я совсем другой. Я решал всё миром и любовью. У меня не было первых и второстепенных ролей. Все важны, все равны. Абсолютно все! Причем в основном в «Хармсе» снимались непрофессиональные актеры.
– «Хармс» взял приз за операторскую работу на Шанхайском кинофестивале и вообще был принят китайцами очень хорошо. Почему?
– Не могу ответить. Предполагаю вот что: Китай – древняя культура, в которой огромную роль играет изображение: отсюда и приз нашему оператору Шандору Беркеши. Китайцы купили права на фильм, но и не только они – «Хармса» закупило, например, финское телевидение. Я очень надеюсь, что этот наш фильм будет дальше жить какой-то своей жизнью. Абсурд Хармса – нужен в нашей нормальной, в чем-то жесткой, скучной жизни. Он нам просто необходим.