– Есть же версия, что он не просто симулировал сумасшествие.
– Я полагаю, в какие-то моменты жизни мы все поступаем странно. Такие вещи абсолютно естественны. Мне кажется, Хармс всегда был художником, и это в нем – главное, а остальное всё – как посмотреть.
«Какой-то он у вас буржуазный...»
– В вашем фильме рассказы Хармса превращены в бытовые сценки, и получается, что весь этот абсурд в каких-то обстоятельствах вполне мог происходить, и сам Хармс превращается в...
– Вы не отказываете Хармсу в воображении?
– Нет, не думаю. И надеюсь, что через сколько-то лет кто-то снимет еще один фильм о Хармсе, о своем Хармсе, совсем другой... Между прочим, часть российских критиков фильм не приняла.
– Тоже хармсовская ситуация.
– Может быть. Я думаю, тут дело в субъективном отношении: у каждого свой Хармс, и эти люди в моем фильме со своим Хармсом не встретились. Мне на «Темных ночах» эстонский зритель сказал: «Какой-то он у вас буржуазный...» Видимо, он должен был быть пламенным революционером. Но мой Хармс – породистый человек. Евгений Шварц ведь пишет в дневнике, что Хармс был единственным человеком в своем кругу, умевшим владеть вилкой и ножом. У него были дворянские крови.
– Он у вас всегда тщательно причесан, следит за костюмом...
– Да! Быт тогда был скудным, но у Хармса, как известно из воспоминаний, были изящные вещи. Мы, кстати, снимали реальные вещи, связанные с ним, например, чемоданчик, с которым Яков Друскин в фильме идет собирать рукописи Хармса, – это настоящий чемоданчик, в который настоящий Друскин собрал архив Хармса.