Лариса Йоонас: «Мне хорошо, что я творю миры...»

Лариса Йоонас Фото: Facebook

«Война – это не только бомбежки или информационное давление. Это нарастание агрессии в обществе, неприятие чужих мнений, повсеместное ограничение свободы, и порой там, где не ждешь, на уровне социума, даже в кругу единомышленников. Я не принимаю черно-белой маркировки, любое явление многогранно, сложно, непостижимо в полной мере...»

В ноябре в российском издательстве «Русский Гулливер» у поэтессы из Кохтла-Ярве Ларисы Йоонас вышел сборник под названием «Кодумаа». Мы поговорили с Ларисой об этом сборнике и о ее стихах.

– Почему ваш изданный в Москве сборник назван эстонским словом?

– Над названием книги мы с издателем Вадимом Месяцем размышляли довольно продолжительное время. У меня с названиями вообще сложно, это можно заметить и по списку стихотворений. В какой-то момент Вадим предложил назвать книгу «Кодумаа», мне эта идея понравилась, я посоветовалась с Евгенией Павловой, поэтессой, живущей в Тарту (Женя помогла мне и в составлении книги) – и решила, что лучше этого названия придумать нельзя. Это часть названия стихотворения, которое для меня важно, эстонское слово на русском языке, очень многослойное в таком написании понятие. Книга могла появиться только здесь и сейчас, только в этих условиях...

– Не отпугнет ли такое название людей, не знающих эстонского?

– Если издатель счел его удачным, то, видимо, он просчитал эти риски. А я ему доверяю.

– В аннотации ваши стихи названы когнитивными. Что это значит для вас – технаря по образованию и профессии?

– Почему стихи так названы в аннотации – вопрос, наверное, не ко мне. Я не читала рецензии, частью которой является аннотация, целиком: подожду, пока она будет напечатана...

Да, я технарь, более того, я считаю, что каждому человеку следует быть немного технарем. Это дает определенную широту взглядов, понимание многих общих и частных процессов, учит логике, пониманию причин и следствий.

Кроме того, что я технарь, я еще и преподаватель. И я вижу, насколько в последнее время люди стали оторваны от предметной стороны жизни. Это обширная тема, заслуживающая отдельного разговора, но то, что утрачивается связь между реальной жизнью и некоторым ее вторичным отражением в узких кругах, – меня очень печалит. Такая категория, как здравый смысл, постепенно исчезает из обихода. Если бы люди могли критически осмыслить информацию, которую они получают, многими бедами в мире стало бы меньше.

– Как соединяется для вас технарство и поэзия, есть ли у них нечто общее?

– Что общего у поэзии и естественных наук? Всё. Мир неделим.

– Вы переехали в Эстонию в 1983 году. Насколько она для вас отличалась от России тогда, насколько она для вас своя – и/или иная, «кодумаа», – теперь?

– Что для меня Эстония? Я, как всякая русскоязычная эстонка, прошла с Эстонией весь путь – все радости, надежды, разочарования, ничем меня судьба не обделила. Это страна, в которой я прожила почти всю свою жизнь. Родина моих детей. Эстония – не правительства, режимы или идеологии. Это люди, которые тут живут и создают ее, все до единого.

Я живу в бедном регионе, в умирающем городе, который был когда-то цветущим, полным молодых ученых и инженеров, и когда я иду по улицам города и вижу бедных стариков, все равно узнаю в них молодых и веселых людей, которые построили этот город, а, значит, и эту страну, такую, какая есть, единственную, которая у меня теперь осталась.

– Насколько ваши стихи политичны? Ведь первое же стихотворение сборника:

гладкие плети заката

птичек шершавая горсть

не убивайте солдата

он не хозяин а гость

– можно прочесть с мыслью о Бронзовом солдате и вообще о советских временах.

– Нисколько не политичны. Я, напротив, считаю, что политика – это нечто сиюминутное, то, что завтра исчезнет. Политика меня волнует лишь с той точки зрения, что мне и моим потомкам жить в этом мире, а он не всегда дружелюбен к нам.

Меня гораздо больше интересуют люди, их чувства, их мотивы, их ощущения. Они одни и те же веками. Даже античные трагедии понятны нам, они и о нас сегодняшних. Изменился лишь быт.

Процитированное стихотворение написано два года назад и по другому поводу. Но то, что в нем можно увидеть и историю Бронзового солдата, говорит лишь о том, что все повторяется.

– Строчка «Провинциал достал чернил и плачет...» – аллюзия на Пастернака, и давать такие аллюзии – тоже традиция русской поэзии. Насколько они важны для вас?

– Я так делаю редко. Обычно аллюзии несут для меня ироничный оттенок, как и в процитированном стихотворении. А ирония в моих стихах сама по себе – нечастый гость. Может, это и неправильно. Но мне кажется, что время ироничного осмысления действительности проходит.

– Кого из поэтов – русских, эстонских, каких-то еще – можно назвать вашими маяками?

– Наверное, не имеет смысла перечислять поэтов, которые оказали на меня влияние за мою достаточно долгую жизнь. Назову лишь тех, кто был важен для меня в последнее десятилетие. Это поэт Алексей Цветков, чьи стихи конца двухтысячных произвели на меня огромнейшее впечатление. И это тайский поэт Монтри Умавиджани, который дал мне новое измерение в понимании окружающего мира и его отражении в поэзии.

– Некоторые стихи в сборнике откровенно ностальгичны, причем в качестве объекта выступает СССР:

На наших синих пилотках

артековская война,

застывшие слезы в горле —

у вечного огня.

Что дает вам больше поводов к стихам – прошлое как таковое, или метаморфозы, которые с нами происходят при движении из прошлого в будущее, или тоска по утопии?

– Николай, вы открываете мне мои стихи! Никогда не думала о том, что это стихотворение – ностальгия по СССР, оно для меня о том, как изменялся мир, и как он изменился, и что мы теперь стоим перед этим миром, со своим скудным наследством, и смотрим в него.

У меня вообще особые отношения со временем. Для меня его не существует. И мы не меняемся, просто накапливаем определенный опыт, как множим отпечатки нашей личности. Все, что случилось – уже случилось, оно уже сыграло роль в том, что мы именно такие, именно здесь и сейчас. Поэтому мне удивительны постоянные обращения к прошлому, ведь прошлое уже живет в нас, настоящих, и, что удивительнее, наше будущее тоже живет в нас.

– В ваших стихах часто встречается слово «война». Почему? Откуда это постоянное ощущение жизни на грани – либо после войны, либо, наоборот, накануне? Вот как здесь:

Положи мне яблок, похожих на белых мышей,

А в карман — пятерку и ниткой зашей.

Чуешь, воздух, как колокол, в теле гудит, как вздохну.

Не хочу идти на войну.

– Разве война появилась только в моих стихах? Они лишь отзываются на то, что ощущается в воздухе. Эта тема прослеживается лишь в последней книге, значит, именно в последние годы происходит некое сгущение агрессии, неравновесности. Война – это не только бомбежки или информационное давление. Это нарастание агрессии в обществе, неприятие чужих мнений, повсеместное ограничение свободы, и порой там, где не ждешь, на уровне социума, даже в кругу единомышленников. Я не принимаю черно-белой маркировки, любое явление многогранно, сложно, непостижимо в полной мере. И я не люблю оружие, ружье на стене выстреливает рано или поздно.

– У вас есть стихи про язык:

Язык — это средство коммуникации.

Что говорит тобой, когда ты говоришь на своем языке?

Обычно для поэтов язык – нечто куда большее, чем средство коммуникации: для кого «кодумаа», для кого божественное откровение. Но для вас это все-таки не так?

– Это тоже очень большая тема, которую я в короткий ответ не вмещу. Конечно, то, что я живу в Эстонии, где язык порой – орудие манипуляции людьми, заставляет воспринимать его не как обычное средство выражения ощущений, а как нечто большее, более важное порой, нечто такое, чему следует уделять меньше внимания, чем уделяется. Упомянутое стихотворение, несмотря на декларацию в первой строчке, как раз, пожалуй, о том, что такое язык на самом деле. Может быть, оно излишне экспрессивно, но так уж вышло.

– Ощущаете ли вы себя поэтом? Насколько то, что вы пишете стихи, определяет вас как личность – больше, чем работа, или друзья, или семья, или что-то еще? Все-таки:

самое лучшее что было в жизни

неконвертируемое наследство

немногие из них

удачно высказанные

еще проживут несколько лет

если выбирать между уборкой и стихами

то выбор очевиден

– В русской традиции назвать себя поэтом всегда было несколько неприлично, так что я лучше промолчу. Но если говорить о главном, то я все же сначала человек, то есть моя семья и близкие мне люди дороже всего прочего. А вот как распределяются остальные приоритеты – вопрос сложный. Могу сказать только одно: то, что я пишу, вот эта моя способность писать – для меня важна. Может быть, это самое важное дело моей жизни.

***

Из сборника Ларисы Йоонас "Кодумаа":

Пока я сплю, не движется река,

Ветра не облетают облака,

Обильный воздух не тревожит кроны.

В невидимые райские края,

Растрепанные криками зверья,

Не долетает океан соленый.

Мне хорошо, что я творю миры,

И не начнут, пока я сплю, игры

Ни те, кто встанет утром слишком рано,

Ни те, кто сеет, и ни те, кто жнет,

Ни те, кто знает время наперед,

И мир с войной замешивает пряно.

И только в миг, как я разомкну глаза,

Тогда светиться станут небеса,

И жизни ток пойдет по всем сосудам.

Спасибо, день, что начинает бег

Со мной твой дождь, твой ветер или снег

Чтоб пробежать до окончанья суток.