Беззащитные докторанты

Ирина Рудик. Фото: Личный архив автора.

Когда я рассказываю своим российским коллегам об эстонской докторантуре, на их лицах появляется мечтательное выражение. Стипендия, достаточная для того, чтобы хватало хотя бы на аренду комнаты. Бесплатные курсы иностранных языков и чего угодно – только учись. Хорошие конференции. Минимум бюрократии (кто в России диссертацию защищал, тот на этом месте нервно смеется). Программы обмена и гранты. В общем, дистанцию «поступление – защита» разве что коврами не выложили. Но вот до защиты добегают почему-то далеко не все, пишет выпускница тартуской докторантуры Ирина Рудик на сайте Feministeerium.

Первого декабря в Тартуском университете вручали дипломы молодым PhD. Несколько лет назад там вручили диплом и мне. Это было очень красиво, очень торжественно и уж точно – незабываемо (большое спасибо тем, кто устраивает такие праздники). Но перед этим я провела в докторантуре пять лет. На год больше положенного срока. И едва не пополнила ряды тех, кто так и не защитился. Как многие мои знакомые. Не думаю, что им очень хотелось уходить, не получив ничего, сознавая, что много лет можно просто выкинуть. Почему же так получается?

Будущее зависит… не от тебя

Иногда кажется, что докторантура – это опасное место. Черная дыра университета. Особенно на некоторых отделениях. Ты поступаешь, имея за плечами годы и годы на студенческой скамье. Ты – «молодой ученый», молодец и гордость. Кажется, что вот оно – твое место и призвание. В мечтах видится профессорская должность, полочка с написанными тобой книгами, уважение и почет. Докторант в первый год активен настолько, что его энтузиазм свернет горы.

А через пару лет понимаешь, что ты проиграл. И будущее – даже не профессорская мантия, а хоть какое-то место в университете, – ждет в лучшем случае десятую часть твоих коллег. Остальным лучше задуматься об альтернативной карьере. Если очень повезло, то докторанту дают читать курсы, вести занятия. На моей кафедре «от щедрот» выдавали несколько часов для зачета по практике. И все.

Чем ты занимался четыре года? Есть ли опыт преподавания? Хммм…

Конференции, статьи и прочее – это очень хорошо. Только, если ты не медик или востребованный технарь, никому не нужно. У нас, гуманитариев, эти кровью и потом написанные статьи за пределами университетов годятся только на растопку печи. Зачем работодателю из государственного учреждения или частной фирмы нужны сведения о том, сколько у свежего PhD конференций за плечами?

Сделать с этим ничего нельзя. Получение места в университете – это 20 процентов таланта и 80 – удачи, связей и харизмы. Пресловутых мест, знаете ли, мало. На всех не хватит. Зачастую, чтобы взять кого-то нового, надо уволить кого-то старого. А средний университетский преподаватель держится за свою должность, как утопающий за соломинку. Потому что больше ему пойти некуда.

Иногда кажется, что легче основать собственный университет, чем найти место в уже имеющемся.

Нас много. Нас очень много. И с каждым годом становится все больше. А ставок — меньше.

К тому же, на пути к заветной должности куда-то девается минимум половина женщин. На моем курсе в университете, например, было 56 девушек и 4 молодых человека. На молодежных конференциях девушек также большинство. А на филологических кафедрах мужчин — половина или даже больше. «Совпадение? Не думаю».

Был ученым, а кем стал?

Защита означает потерю статуса. Ты был докторантом такого-то университета, во всех программах конференций твое имя писалось рядом с заветным названием университета. А это, как ни крути, плюс к репутации. Быть докторантом намного лучше, чем вежливо называться «независимым исследователем». Это обозначение — всем понятное политкорректное выражение, синоним «безработный, но надеющийся».

Пока ты докторант, ты имеешь вполне приличные шансы получить стипендию на семестр в одной стране. В другой. В третьей. Стипендий для числящихся при университете намного больше, чем для тех, кто не может предоставить подтверждения – да, такой-то работает там-то. Скажете, что есть постдоки? Конечно, есть. Но их тоже намного меньше, чем свежих докторов. Особенно – докторов гуманитарных специальностей.

У одного моего талантливого и очень активного коллеги уже хобби — он посылает заявки на каждый более-менее подходящий постдок, и пока что эффект равен нулю. И вот PhD европейского университета работает учителем. В школе. В российской (про зарплату я тактично промолчу). Ну вот не везет – и все тут. Хотя, повторюсь, есть и ум, и умение налаживать хорошие отношения.

Иногда случается, что везет с темой, она модная и под ее разработку охотно дают деньги. Тогда шанс получить заветный постдок, а то и место, намного выше. Но к моменту защиты не всякая изначально выбранная тема остается модной.

К тому же, многие кафедры хотят, чтобы докторант занимался темой, которая находится в русле интересов потенциального научного руководителя. Или в рамках гранта. И это логично, с одной стороны. А с другой — часто выбора просто нет. Либо ты пишешь диссертацию об этом, либо не пишешь ее здесь вообще. А от места в докторантуре мало кто откажется.

И вот приближается момент защиты, кафедра намекает, что пора бы и уступать место следующему поколению. Опубликовать книжечку с красивым титульным листом — и отправиться восвояси. А работы, милый друг, для тебя здесь нет.

Дилемма. Университет не может обеспечить нового доктора работой — если, например, Тартуский университет будет заключать контракты с докторантами, то скоро сотрудников там будет больше, чем студентов. Не брать в докторантуру тоже не может — от количества докторантов зависит репутация и кафедры, и профессоров, и самого университета.

Недостаточно увлечен

Несколько лет назад иностранные докторанты не имели права работать где-то еще. Раз вид на жительство для учебы, вот и учись. Сейчас ситуация другая. Иностранцы, как и эстонцы, стараются во время докторантуры где-то подработать. Но про ситуацию «работа вышла на первое место и докторантуру пришлось оставить» я писать не хочу – об этом пишут все.

Я хочу немного поговорить о другом. Увы, не раз и не два я видела докторантов, которые говорили «сил моих больше нет» и клали на стол деканата заявление. Потому что их родная кафедра в погоне за количеством защитившихся теряла все границы.

Ходишь на курсы иностранного языка? А диссертацию кто будет писать? Замуж вышла? Да ты вообще представляешь, сколько времени у тебя будет отнимать семья? Ребенка родила? *Обморок*.

И нельзя сказать, что руководители были абсолютно не правы. Да, ребенок требует времени. Да, семья требует времени. Но почему-то только от женщины. Мужчине чаще всего почему-то ни жена, ни дети не мешают заниматься наукой.

Любое движение влево или вправо от стола с черновиком диссертации в случае «острой необходимости в защите» приравнивается к попытке побега. Со всеми вытекающими: нравоучительными беседами, гневными письмами, стремлением надавить на все рычаги, которые существуют. Вплоть до «либо ты молчишь и слушаешься во всем руководителя, либо лишаешься стипендии и отправляешься по месту прописки». Окружение тоже подливает масла в огонь. Хотите разозлить докторанта? Спросите у него – «как диссер? Когда защита?». Почему-то это часто считается невинным светским вопросом, тогда как это – родной брат пресловутого «когда замуж? Рожать собираешься?». Жить под прессом со всех сторон, знаете ли, никому не нравится.

На некоторых кафедрах «лучше знают», кому и что нужно. Докторант – это не совсем человек, это ресурс, права голоса не имеющий. В принципе, это понятно – докторанты приходят и уходят, а бюджеты остаются. Но самого докторанта это не утешает.

Во всем слушаешься начальство – получаешь степень, но без гарантии места. Не слушаешься – возможно, найдешь работу где-нибудь еще, но степени у тебя не будет. Или будет, но «тормозить» твою защиту за непослушание будут долго и с удовольствием. Чтобы сам проклял тот день, когда решил заниматься наукой. Как говорится, «до поступления у меня не было ничего. А теперь – ничего и дергающийся глаз».

К счастью, так далеко не везде. Я видела руководителей, которые всеми силами стараются помочь бывшим подопечным, пишут рекомендации, дают советы. Видела очень дружелюбные коллективы, где комфортно было всем. Но если с кафедры не один и не два докторанта сбежали, не оглядываясь, забыв про степень – то скорее всего проблема не в них, а в атмосфере и нравах, царящих в этой обители науки.

Что же делать? Рецепта нет и не будет. Это как вопрос «как быстро интегрировать всех эмигрантов и беженцев по всему ЕС». Можно многократно увеличивать или уменьшать стипендию, увеличивать и сокращать количество мест. Даже можно (наконец!) официально приравнять докторантуру к работе и начать засчитывать за трудовой опыт бесконечные организации конференций, редактуру сборников и прочую деятельность, которую работодатели не от науки обычно не замечают (или не подозревают о ней).

Но академический мир – это довольно маленький аквариум, вмещающий ограниченное число ученых. И даже если в Эстонии создадут эталонную систему подготовки PhD, все равно стопроцентной «защищаемости» не будет. Потому что нельзя устроить в университеты всех. Нельзя добиться от каждой кафедры мотивирующей и доброжелательной атмосферы. Нельзя изменить всю университетскую бюрократическую систему по всему миру.

Если докторант получает пусть не степень, но хотя бы ценные навыки, которые будут полезны и ему, и обществу – то это уже хорошо. Лучше хороший школьный учитель, ушедший из докторантуры со знаниями, чем плохой университетский преподаватель, получивший только докторский диплом.