Эдвард Лукас: о политических заключенных в России

Фото: Albert Truuväärt / Scanpix

Сколько политических заключенных прозябает в тюрьмах и исправительных колониях? Короткий ответ: этого не знает никто. Организациям по правам человека сложно следить за этими случаями из-за преследований. Многие осужденные сидят в тюрьме за «неполитические» преступления. Ориентировочное число составляет от дюжин до сотен.

Случаи, о которых у нас есть информация, достаточно серьезны. Например, случай одного из важнейших в стране специализировавшихся на сталинизме историков Юрия Дмитриева. Он был арестован более года назад по обвинению в изготовлении изображающих насилие над детьми фотографий. На этой неделе группа независимых экспертов единодушно заявила, что фотографии не носили порнографический характер, но документировали состояние здоровья приемной дочери историка. Когда девочка прибыла в семью из детского дома, она страдала от недоедания.

Теперь власти решили отправить Дмитриева на обследование в печально знаменитый институт Сербского в Москве. Это учреждение сопровождает жуткая репутация из советских времен, когда он был в первых рядах принудительной психиатрии, которую практиковали в отношении диссидентов. Эти смелые и блестящие люди не были сумасшедшими. После того, как им давали сильнодействующие лекарства от выдуманных в институте Сербского заболеваний вроде «латентной шизофрении», у них возникали реальные психологические нарушения, а в некоторых случаях это привело к необратимому ущербу для психики.

Карательная психиатрия была символом брежневской эпохи, точно так же, как Гулаг был олицетворением сталинского террора. Ее отмена была одним из первых сигналов, что Кремль Михаила Горбачева серьезно относится к правам человека. Нынешнее возвращение этой практики — один из самых чудовищных признаков того, в каком направлении движется Россия.

В этом не должно быть ничего неожиданного. Российские власти привычно используют правовые инструменты для подавления сопротивления как в самой стране, так и за ее пределами. На основании сфабрикованных обвинений в тюрьму отправлено не менее 60 украинцев — жертв войны России со своим крупнейшим европейским соседом и потенциальным главным другом.

Отбывающий самый долгий срок политический заключенный страны — Алексей Пичугин, чиновник среднего звена бывшей нефтевой империи «ЮКОС». Его арестовали в 2003 году и на основании недостаточных доказательств приговорили к лишению свободы за несколько убийств. Его настоящее преступление заключается в последовательном отказе от лжесвидетельств против его начальника, бывшего олигарха Михаила Ходорковского.

Российские власти хотели, чтобы и Сергей Магницкий, юрист одного московского адвокатского бюро, дал показания против базирующегося в Лондоне финансиста Билла Браудера. Он отказался, и в тюрьме его избили до смерти. Не смутившись, власти отдали мертвеца под суд и дали распоряжение об аресте Браудера, которого Владимир Путин недавно назвал «серийным убийцей». Настоящее преступление Браудера — его поразительно успешная кампания в поддержку санкций против руководящих Россией кровожадных мошенников.

Властям следовало бы спросить себя, работает ли это. Репрессии создают мучеников. Десять лет тюрьмы позволили Ходорковскому избавиться от ущерба для репутации, появившегося за время начавшейся в девяностых карьеры в бизнесе. Если бы его выслали из страны, его бы уже давно забыли. Возрождение Браудера в качестве борца за права человека перевешивает поддержку, которую он ранее оказывал режиму Путина. Обращение с Дмитриевым делает его участь событием, привлекающим интерес международной общественности. Pussy Riot до сих пор чахли бы на периферии культурного ландшафта, если режим столь сурово не обошелся с ними. Теперь члены ансамбля панк-перформансов — международные знаменитости.

В прошлом году Путин открыл мемориал «жертвам государственных репрессий», но правда заключается в том, что он предпочел бы дистанцироваться от прошлого. Российская государственная историография — это болезненно абстрактная тема. Жертвы и преступники анонимны. Никто не виновен, никто не заслуживает компенсаций. Хотя некоторые россияне приветствуют идею о твердой руке властей, современные репрессии выявляют сходство между режимом Путина и советским режимом. Стагнационный и безжалостный советский режим в конце концов потерпел крах. То же может произойти с его преемником.