Подозреваемая в коррупции руководитель йыхвиской социальной службы Сирли Таммисте говорит, что случившееся заставило ее переоценить свое прежнее отношение к работе и умерило ее пыл действовать так же активно, как прежде. Она до сих пор не понимает сути предъявленного ей подозрения, передает «Северное побережье».
Подозреваемая Сирли Таммисте: «Мой внутренний пыл угас»
— Что случилось в волостном доме, когда во время заседания Йыхвиского волостного управления в этот вторник к дверям явились сотрудники КаПо и увели вас?
— Сначала вызвали волостного старейшину. Он пытался позвонить мне, но поскольку мой телефон остался в кабинете, то волостной старейшина вернулся в помещение и дал мне знак выйти. Когда пришла в кабинет волостного старейшины, там мне и предъявили это подозрение.
— Как оно звучало?
— Точно так же, как было указано в прессе: за нарушение ограничений на совершение сделок в связи с близким лицом. (Дополнение прокуратуры в пресс-сообщении: «Ее подозревают в принятии решений или направлении тех решений, что касались коммерческого объединения, с которым было связано близкое ей лицо».) Назвать имя этого близкого лица я, конечно, сейчас не могу. Честно говоря, все это казалось мне в тот момент абсурдным, поскольку я сама вообще не знала об этих обстоятельствах… Я была крайне шокирована и удивлена.
Потом мы спустились вниз, где обыскали мой кабинет. Должна, правда, сказать, что все происходило очень вежливо. Дома тоже прошел обыск.
— Что было дальше?
— Меня отвезли в контору КаПо. Там я провела какое-то время и затем меня доставили в арестантский дом.
— Вам объяснили, почему вас нужно везти в арестантский дом?
— Моей первой реакцией было, конечно: что я сделала такого, что меня нужно везти в арестантский дом и задерживать на 48 часов? Но, видно, люди делают свою работу и они считали, что подозрения, на их взгляд, достаточные, и если судья это подтверждает, то мне по этому поводу сказать нечего.
— В арестантском доме вы провели вторник и последовавшую ночь. На следующий день какие-нибудь действия проводились?
— Да, к обеду пришел мой защитник и тогда состоялся допрос.
— Долго он длился?
— Около трех с половиной часов.
(…)
Я думала там, в арестантской камере, что, окей, эти 48 часов я выдержу, но подумала, а если они возьмут меня под стражу и продержат здесь два месяца? Если я должна буду провести два месяца вдали от ребенка, у меня 88-летняя бабушка с больным сердцем… В такой ситуации ты понимаешь, что в действительности важно. Я 18 лет с большим воодушевлением делала тут свою работу. Этот случай очень сильно поубавил мой пыл.
Полная версия интервью — в газете «Северное побережье» 12 января.