Трагическая жажда успеха: о бесстыдстве и массовой культуре

Елена Скульская. Фото: Tairo Lutter

Несколько лет назад один из самых утонченных режиссеров современности Робер Лепаж привозил в Таллинн свой знаменитый моноспектакль «Обратная сторона луны». Там была такая метафора с оттенком циркового трюка: персонаж открывал дверцу стиральной машины, ее круглое окошко превращалось в иллюминатор космического корабля, и из обыденности, из приземленности, из быта герой улетал в открытый космос. 

Не могу сказать, что спектакль в Таллинне прошел с успехом: большинство зрителей разочарованно скучало, никому особенно не хотелось распутывать сложнейшую паутину словесных хитросплетений, которые от темных болотистых низин тащили человека на поверхность, к свету, а потом – к солнцу и небу.

Мы бываем ничтожными, мы бываем великими, важно лишь какую из своих сторон мы считаем «лицевой», а какую – «обратной».

Несколько дней назад в Мадриде, в огромном шапито, я посмотрела шоу Робера Лепажа «Тотем», созданное им для Цирка дю Солей. И вот среди попкорна, кока-колы, хот-догов и прочих атрибутов демократического гулянья под радостный хохот зрителей режиссер продемонстрировал ту же метафору, что была в «Обратной стороне луны»: из волн мирового океана выплывали на сушу (Земля стояла на огромной черепахе – слоны не поместились) робкие первобытные существа, они влезали на трапеции, оказывались воздушными гимнастами, тела их покрывали блестящие серебряные костюмы космонавтов, и они, оседлав ракеты, взмывали в небеса, в открытый космос, преодолев свою косность и земное тяготение.

Но изящный театральный спектакль не перенести в цирковое пространство без потерь: цирку нужны пухлые веселые девочки на высоких одноколесных велосипедах (унициклах), клоуны с неразбиваемым яйцом, которое превращается в шарик для пинг-понга, жонглеры и фокусник, создающий из целлофанового пакета лебедя. То есть все сводится к самому обычному набору номеров с единственным отличием от классического цирка – у Лепажа нет шпрехшталмейстера.

Огромный зал, полнейший успех.

Мне всегда казалось, что хороший поэт не может написать текст для эстрадной песни – не из снобизма, а потому, что это – разные профессии, разная природа дарования. Но сегодня жажда успеха стала сильнее призвания и таланта, а потому граница между массовым искусством и так называемым «высоким» все больше размывается, отнимая при этом у массовой культуры счастье усредненности и невзыскательности, а у элитарной комфорт избранности своего круга.

Сколько лет женщине?

На ETV Вахур Керсна снял новый телевизионный фильм об Урмасе Отте «Урмас Отт. One Man Show”. В ленте есть эпизод, где знаменитый тележурналист берет интервью у Людмилы Гурченко. Начинается оно так: «Вы родились 12 ноября 1935 года в Харькове...» В ответ Людмила Гурченко теряет дар речи: называть точную дату рождения женщины, указывать ее возраст – неприлично, оскорбительно; актриса сразу загнана в угол, встать и хлопнуть дверью она почему-то не решается (не та быстрота реакции!), выказать обиду, возмутиться – совершенно потерять лицо, и Гурченко решает ответить Отту на оскорбительное начало великодушием откровенности, домашней, щедрой, приятельской открытостью.

Собственно, здесь столкнулись два тщеславия, и Урмас Отт положил начало новой телевизионной журналистике, где один задает бестактные бесстыдные вопросы, второй дает на них исчерпывающие бесстыдные ответы.

Урмас Отт хотел добиться успеха любой ценой, но в разных областях, где он пробовал свои силы, всегда кто-то был лучше, талантливее, ярче, а он хотел быть единственным. И стал. И сегодня без желтой скандальной, снимающей с человека трусы тележурналистики просто невозможно себе представить нашу жизнь у телеэкрана.

… У юмориста для самых широких слоев населения Евгения Петросяна дома собрана одна из самых богатых библиотек философской литературы. Может быть, возвращаясь после своих концертов, он припадает к какому-то тому, чтобы не сойти с ума…

Урмас Отт очень боялся сплетен, желтой прессы, держал в секрете свою личную жизнь, совершенно безоглядно вторгаясь при этом в жизнь чужую. Его уже давно нет в живых, но на любом российском канале сидят теперь его последователи и расспрашивают знаменитостей об их любовницах, гонорарах, постыдных тайнах, а те, даже не пытаясь выглядеть достойно, жадно пьют радостный позор массового признания.

Парадоксы "Рассказа служанки"

«Золотой глобус» в нынешнем году за лучший телесериал получил «Рассказ служанки» («The Handmaid’s Tale»). Любопытнейший феномен этой антиутопии состоит в том, что авторы – режиссеры Рид Морано и Майк Баркер попытались совместить две совершенно несовместные вещи: напугать зрителей и в то же самое время остаться в границах строжайшей политкорректности, то есть ни в коем случае даже не намекнуть на что-то, происходящее в реальной жизни, не показать ростков зла, из которых может вырасти ветвистое дерево тоталитарного общества, нарисованного в сериале.

Фантастика действует на нас в одном только случае – когда мы можем хоть как-то сопрячь ее с реальностью; если у вымысла нет никакого соприкосновения с жизнью, то и вдумываться в него нет резона.

Антиутопия выстроена так: в США победили некие загадочные враги равноправия и толерантности, у женщин отнято право работать, читать и писать, никаких вольностей, на смену обществу потребления пришло общество, получающее еду по талонам и мечтающее о настоящем кофе. Все одеты в одинаковую одежду. Правят командоры, женатые на бесплодных женщинах, а женщины, способные к деторождению, называются служанками и становятся суррогатными матерями для командорских семей.

Отдельная тема – преследование «гендерных предателей» – лиц нетрадиционной сексуальной ориентации.

Все служанки ходят только парами, чтобы следить друг за другом и доносить хозяевам. Часто происходят показательные казни. За малейшее непослушание или неосторожное словцо могут выколоть глаз.

Общество антиутопии фанатично религиозно и постоянно поминает имя Господа Бога всуе. Читают вслух Ветхий Завет.

Мечта каждого персонажа – сбежать в Канаду, где паспорта США становятся ненужными бумажками, а беженцам гарантирована полноценная жизнь. Но перейти границу очень трудно, всюду патрули, беглецов ловят и расстреливают.

Собственно, в реальности на Земле полно мест, где женщины бесправны, где мужчины постоянно воюют, дети недоедают, а человеческая жизнь ничего не стоит. Но чтобы намекнуть на эти страны, на агрессию, которой сопровождается известного рода религиозный фанатизм, на терроризм, накрывающий волнами страха человеческое сообщество, нужно было проявить художническое мужество, что, в свою очередь, заставило бы зрителей волноваться, сопереживать, а, может быть… выключить телевизор, заставляющий этим вечером думать о плохом. Ведь не для того же человек после трудового дня со всеми его тяготами и сложностями садится, наконец, перед телевизором, надкусывает пиццу и открывает банку пива, чтобы думать, страдать и переживать мучительную встречу с настоящим искусством.

Успех – это почти всегда подделка; исполнение мечты заводит художника в тупик, из которого нет выхода. Но репродукция всегда ярче и более затейлива, чем оригинал. Микс из массовой культуры и настоящего искусства производит брожение и в зрителях, в наших душах, мы постепенно перестаем ориентироваться в художественном пространстве – довольно неприятная перспектива...