Контроль качества здравоохранения отсутствует

В Нарве открылась клиника по уходу за пожилыми. Иллюстративный снимок. Фото: Райго Паюла

Ужасающие случаи обращения с пациентами в больницах заставляют поставить на повестку дня вопрос, который уже давно волнует и пациентов, и самих врачей: почему в Эстонии до сих пор никто не проверяет качество услуг здравоохранения?

Мы не имеем представления о качестве здравоохранения в Эстонии, сказала отвечающая в Пярнуской больнице за качество лечения Теэле Оргсе. «Мы не знаем, что плохо, что хорошо или удов­летворительно, потому что не договорились, что понимать под словом «качество» и как его оценивать», — сказала она.

Председатель совета крупнейшего в Эстонии частного медицинского предприятия Medicum Калев Кару подтверждает слова Оргсе: «Это действительно так. Отсутствует системная проверка качества лечения и контроль за качеством».

От случая к случаю
В этих заявлениях нет ничего нового. Госконтроль еще в результате проведенного в 2007 году аудита пришел к выводу, что, по сути, качество лечения не оценивается. Аудит содержал и ряд предложений по улучшению системы, с которыми согласились и Министерство социальных дел и здравоохранения, и Больничная касса Эстонии.

Однако сегодня, три с половиной года спустя, на вопрос, изменилось ли что-нибудь, заведующая отделом результатов аудита Госконт­роля Лийзи Удер отвечает: «Нет, вообще ничего не изменилось».

Все это не значит, что качество здравоохранения никого не интересует и что никто не занимается этой проб­лемой. Занимаются, но от случая к случаю. Зачастую по инициативе какой-нибудь конкретной больницы или даже по личной инициативе кого-нибудь из работников больницы.

Стоит инициативе сойти на нет или человеку уволиться из больницы, как деятельность, касающаяся качества медицинских услуг, прекращается.

Взять хотя бы обратную связь с пациентами и жалобы. В некоторых больницах пациентов поощряют писать жалобы, причем регистрируют даже такие, которые можно было бы оставить без внимания (например, больной при выписке забыл шампунь, а когда через пару дней хватился, то шампуня не оказалось). Но некоторые больницы вообще не регист­рируют заявления, и все жалобы решаются, так сказать, в устном порядке.

Понятно, что когда у Больничной кассы родилась идея сравнивать больницы по количеству поступивших жалоб, то больницы решительно выступили против этого, ведь в результате такого сравнения самыми «плохими» оказались бы те лечебные учреждения, в которых налажена обратная связь с пациентами.

«Финансирование эстонской медицины таково, что наши больницы становятся очень пугливыми. Больницы опасаются, что из-за ошибок или жалоб пациентов, которые станут достоянием общественности, могут последовать финансовые санкции», — заметил Калев Кару, говоря о системе мотивации больниц.

Кстати, Госконтроль пришел к выводу, что обратная связь и оценивание качества специальной медицинской помощи являются средством, с помощью которого больницы можно наказать финансово, а не средством, благодаря которому врачи и больницы могли бы улучшить свою работу.

Подобное положение дел провоцирует на сокрытие, обман и отрицание проблем.
Существует, правда, одна возможность хотя бы как-то оценить качество эстонского здравоохранения, это — заказываемые Больничной кассой (БК) клинические
аудиты. Но беда в том, что эти аудиты делают акцент на форме, а не на сути.

Например, заказанные БК в 2010 и 2009 годах аудиты, касающиеся работы семейных врачей, были посвящены тому, как врачи используют деньги, выделяемые на проведение анализов и обследований. В таких аудитах качество лечения оценивается лишь вскользь.

В них отмечается, что в центрах семейных врачей в большинстве своем заболевания верхних дыхательных путей лечат не в соответствии с добрыми традициями или что сонографию нередко назначают без надобности, например, заказывают УЗИ брюшной полости, хотя, судя по диагнозу, можно было бы обойтись гастроскопией.

Из-за того, что в аудитах используются слова «зачас­тую» и «в большинстве своем», у далекого от медицины человека может сложиться мнение, что врачи систематически лечат неправильно. В конечном итоге все это очень неопределенно. И Калев Кару, например, говорит, что он бы такие предложения вообще не цитировал.

Теэле Оргсе в своей магистерской работе, посвященной вопросам безопасности пациентов, употреб­ляет такое понятие, как «отклонение», обозначающее случаи, когда пациенту наносится ущерб. Это еще один способ, помогающий оценивать качество здравоохранения.

В СМИ из этой опубликованной работы попали две касающиеся Эстонии цифры: в год 12 000 отклонений, которых можно было бы избежать, и 1500 человек, умирающих из-за больничного лечения. На самом деле в Эстонии никто не регистрирует отклонения, и эти цифры теоретические, выведенные на основе исследований в других странах.

«Контрольная палата»
Вывод относительно ситуации со здравоохранением в Эстонии напрашивается такой: качество здравоохранения у нас не проверяет никто. И это наносит ущерб всем — врачам, пациентам и обществу. Ведь выводы делаются на основании примеров, ставших достоянием гласности.

Совсем недавно мы узнали, например, об ужасной ситуации в Кейлаской больнице. В прошлом году радиолог Юта Кырм предала огласке следующие данные: одну 16-летнюю девушку 70 раз направляли на рентген. Сообщали СМИ и о вопиющем случае в Валгаской больнице, когда во время операции в брюшной полости пациентки забыли огромный марлевый тампон.

На основании таких историй складывается представление об эстонском здравоохранении. Из-за того, что СМИ порой слегка преувеличивают, у врачей складывается впечатление, что их работу не ценят.

Систематическая оценка качества здравоохранения помогла бы снять напряженность и возражения с обеих сторон.
«На самом деле врачи за контроль качества, но они не могут сформулировать свое желание», — считает Калев Кару.

Конкретные предложения на этот счет имеются, причем делались они неоднократно. Так, по мнению многих врачей, при Институте развития здоровья могла бы действовать группа экспертов, которая бы занималась сбором и оценкой информации, поступающей из больниц.

Эта рабочая группа не зависела бы от БК, и больницы не опасались бы ее, поскольку информация оставалась бы анонимной. Эксперты могли бы стандартизировать имеющуюся в больницах систему обратной связи с пациентами.

Кроме того, рабочая группа могла бы сравнивать результаты лечения в больницах. Создание такой «контрольной палаты» зависит исключительно от инициативы Министерства социальных дел и денег.

В настоящее время Институт развития здоровья не в состоянии заниматься такой работой, поскольку, как сказал руководитель одной больницы, секретарь в больнице получает больше, чем специалист Института развития здоровья.

С еще одним конкретным предложением выступило Эстонское представительство пациентов: следует создать совершенно независимый и наделенный правом проводить дознание орган, который рассматривал бы жалобы пациентов.

«Такой орган можно было бы создать при МВД или полиции», — сказала руководитель представительства Пилле Ильвес.

Пугающие примеры уровня лечения в больницах по уходу в Эстонии

Эстонскому представительству пациентов известны вопиющие случаи, имевшие место в учреждениях реа­билитационного лечения и больницах по уходу по всей Эстонии.

• В отделении, где лежит моя сестра, я не видела никого из медперсонала. Я искала медсестру или врача, чтобы узнать медицинские показатели сест­ры, спросить, как ее кормят и ухаживают. Спрашивала на месте, звонила каждый день, через неделю мне, наконец, удалось застать ее лечащего врача.

• Это был живой труп. Пищу ей ставили на край тумбочки, сама она не могла дотянуться, так тарелку и уносили. Причем мама до конца оставалась в здравом уме.
• В тот день, когда мы поехали за ней, чтобы забрать домой, оказалось, что по дороге в туалет она упала, и никто до самого обеда не помог ей подняться. Мама сказала, что она несколько часов лежала на полу и звала на помощь.

• Я постоянно находила ее лежащей в дерьме (прошу прощение за выражение), в рвоте, она была грязной и хотела пить. Я сама мыла ее и меняла белье. Каждый вечер она просила, чтобы я не оставляла ее там. Но что я могла сделать — домой забирать было нельзя, так как ей нужна была врачебная помощь.

• Там пациентов даже не моют. Когда моя знакомая на день задержалась с оплатой счета, ей сразу прислали угрожающее письмо, что ее мать вышвырнут из больницы. Соседку по палате 24 часа продержали в фекалиях в «наказание» за то, что та ночью посмела нажать кнопку вызова. Ее отругали и оставили без ухода. Теперь она боится нажимать кнопку вызова.

• Никто не знал, в какое время мама умерла. Ее тело засунули в чулан с вед­рами и тряпками. По степени окоченения тела можно было предположить, что она была мертва уже как минимум 12 часов.

• Бабушку ночью отругали за то, что она посмела побеспокоить их, попросив горшок. Ее отругали, но помощь все равно не оказали.

• Для начала врач заявил, что, как это ни смешно, но он (мой отец) уже должен был бы умереть. Мы в этом ничего смешного не увидели. Спустя некоторое время мы снова обратились к врачу, и тот, не отрываясь от компьютера, сказал: «Да умрет он, ничего нельзя сделать!»

• У мамы появились пролежни, и она лежала в гнойных простынях. Когда мы сами стали мыть ее, пришла сестра и стала кричать, что мы мешаем им — мол, из-за этого ваша мама дольше не проживет, лучше дайте денег.

• Врач сказал, что срок пребывания отца в больнице по уходу закончился, и его надо выписывать. Затем сказал многозначительно, что не знает, можно ли это как-то решить. Я сразу поняла, что он хотел получить взятку.

• Я постоянно хотел поговорить с врачом, но встретился с ним только тогда, когда надо было расписаться в том, что после его (родственника. — Ред.) смерти получил его вещи.

• Даже не знаю, как это сказать, но за все время ее нахождения там, примерно четыре месяца, я лишь три раза видела там каких-то работников. Один раз — санитарку. Во второй раз — наверно, медсестру, которая за ноги переворачивала на бок больного, страдающего от страшных пролежней. И в третий раз — когда я пошла за вещами матери в день ее смерти.

• Когда мы потребовали объяснений, нам сказали: разве вы не знаете, что сюда людей направляют умирать, а не восстанавливаться.

• Ни у кого из медперсонала не было таб­личек с именами, никто не назвал своего имени, когда я заявила, что буду жаловаться. Зато мне прямо сказали: вы одна против нас шестерых — кто вам поверит? Мол, ходите тут, портите нам настроение.