15 марта 2018 года в Национальной опере «Эстония» состоится премьера балета Тоомаса Эдура и Тауно Айнтса «Екатерина Первая». Либретто написала замечательная русская поэтесса Ирина Фетисова-Мюллерсон, которая сейчас живет в Лондоне. Это уже второе ее оригинальное либретто для «Эстонии»: дебют состоялся несколько лет назад, когда Ирина создала либретто балета «Модильяни – проклятый художник». С Ириной Фетисовой-Мюллерсон беседует писатель Елена Скульская.
Он подарил ей Российскую империю и люстру... (1)
– Ирина, вы родились в Москве, на Арбате, вышли замуж за эстонца – известного и признанного ученого Рейна Мюллерсона, оказались в Лондоне… Такие неожиданные и непредсказуемые повороты личной судьбы как-то повлияли на ваше желание участвовать в спектакле о Екатерине Первой, чья судьба – одна из самых невероятных в мировой истории?
– Вообразите себе, что у меня, русской женщины, оказывается, есть эстонские корни, эстонские предки. Пра-пра-прадед моей мамы был эстонцем. Я об этом узнала, можно сказать, совершенно случайно! В нашей семье никогда не обсуждался национальный вопрос, никогда не делили людей по национальному признаку. И со своим мужем, Рейном, я познакомилась на юридическом факультете МГУ, влюбилась в него, вовсе не предполагая, что он эстонец. То есть я вообще не думала о его национальности, но сочетание имени и фамилии наталкивало на мысль о том, что, вероятно, он из немцев… Любовь выше национальности… Загадочные повороты собственной судьбы, возможно, вы правы, помогают лучше понять, как именно идти к творческой цели либретто.
– Вы часто бываете в Эстонии, она чем-то особенным вам дорога?
– Знаете, мы уже давно были женаты с Рейном, я уже неоднократно бывала в Эстонии, и когда в очередной раз стала восхвалять лик этой земли, стала восхищаться ее уютом, ее морем, ее красотами, мама мне вдруг и сказала о моих эстонских корнях. И я воскликнула полувсерьез-полушутейно: вот это и называется зовом крови! Внезапность в моей судьбе очень существенна: я не знала, что стану поэтессой, писателем, буду сочинять либретто, училась себе на юриста, а оказалась в литературе и театре…
– У меня есть роман «Пограничная любовь», и там героине, живущей в Питере, бабушка перед смертью рассказывает об эстонских корнях в их родословной, и героиня немедленно собирается в Таллинн; предполагается, что ее пра-пра-пра-прабабка была фрейлиной Екатерины Первой. Могли ли быть такие дворцовые связи в вашей семье?
– О, так глубоко я эти обстоятельства не знаю, но тяга именно к Кадриоргу у меня необыкновенная, я просто чувствую, что это мое место, и вот, наконец, мы с мужем купили квартиру в Кадриорге.
– То есть максимально приблизились к Екатерине Первой. По версии моего романа она была эстонкой, а как у вас в либретто?
– Да, будучи человеком дотошным, юристом по образованию, изучив все версии происхождения моей героини, я остановилась на самой убедительной – она была эстонкой. Но дело для меня было не только и не столько в национальности. Она была уникальной женщиной – великой и простой одновременно. Сама себя она называла портомоей – моющей портки, то есть прачкой. Да, она в раннем детстве осталась сиротой, не получила образования, была прислугой, но только она и именно она была создана для императора Петра Первого. Никто не смог бы оказаться на ее месте. Она обладала уникальной способностью успокаивать, исцелять и умиротворять буйный нрав Петра Первого. У него бывали приступы ярости, безумия, чудовищные головные боли, во время которых он метался как лев в клетке, все разбегались, она – нет, она садилась рядом, клала его голову к себе на колени, она мурлыкала и пела, он засыпал, она часами сидела неподвижно, чтобы не потревожить его сон; он просыпался совершенно здоровым человеком. Это та форма деятельного проявления любви, которая встречалась, да и сейчас встречается не часто.
А ее приверженность его взглядам! Ведь она не покидала его почти никогда, во всех походах, хотя почти всегда была беременна. Она родила одиннадцать детей, но если нужно было отправляться в поход, в поездку, то эта женщина в любом состоянии, пренебрегая всеми трудностями тогдашних путешествий, следовала за ним, порой верхом или в повозке… Разве что только морских путешествий избегала. А он ей писал: «Катеринушка, помощников–то нет, я один на всё...»
– Когда он бывал в отъезде, она для него в Ревеле дыни выращивала, виноделием занималась…
– Они все время слали друг другу трогательные подарки, находясь в разлуке: да, она посылала ему и домашнее вино, и домашнее пиво, и вязаные вещи. А он ей — то отрез на платье пошлет, то еще что-то.
Мы много говорим о любви, много пишем о ней, но способны ли мы в быту так внимательно относиться к мелочам? Оказываем ли мы своим любимым неустанно знаки внимания? Петр Первый на свадьбу подарил Екатерине люстру собственной работы; он подарил ей всю Российскую империю, но еще и люстру, вырезанную им лично из дерева. Я надеюсь, что она будет у нас в спектакле, эта люстра, она очень важна для меня.
– Она сознательно поднималась вверх от одного мужчины к другому?
– Уверена, что нет. Она была простой женщиной без имперских замашек. Она не была хищницей и она не была безумной красавицей. Но она обладала таким обаянием, что ни один мужчина, чьей любовницей она была, не мог ее потом забыть.
Первоначальное название балета было «Эстонская Золушка», но мы потом вместе с хореографом Тоомасом Эдуром и композитором Тауно Айнтсом (этой неразлучной троицей мы работали и над предыдущим балетом) решили от такого названия отказаться, поскольку случай Екатерины Первой — единственный, уникальный, и второй такой Золушки не было в реальной истории человечества, чтобы царь увидел служанку, замарашку и женился по любви, превратив ее в императрицу.
– Вернемся к версии о ее эстонском происхождении, тем более, что на этом настаивало и первое название балета.
– Марта Скавронская впервые появляется в истории, впервые появляется в документах именно в Тарту (Дерпте), появляется брошенным ребенком, чьи родители умерли, когда ей было всего четыре года. Она была не сказать что замкнутым ребенком, но, несомненно, молчаливым, – эстонская девочка. Вы ведь знаете, что эстонцы более молчаливы, чем, например, мы с вами… Но вот еще какой важный факт: почему Петр Первый покупает долину в окрестностях именно Ревеля, вкладывает свои собственные деньги, называет место «Кадри»? Это была дань ее происхождению, ее национальности, он бы ни в коем случае не стал там строить дворец и разбивать парк, если бы Екатерина была полькой или шведкой!
Всё связано с Ревелем – как он приезжал сюда, как она приезжала, как они любили это место. Дворец в Кадриорге тоже будет действующим лицом балета…
– Как вы считаете, был ли у нее государственный ум, окидывала ли она взглядом всю геополитическую обстановку (вспомним, что она отдала все свои драгоценности во время Прутского похода на нужды войны, на подкупы турецких вельмож) или она по-семейному относилась к империи, по-домашнему, с «женским» кругозором?
– У нас будет такая сцена в балете… Не думаю, что у нее было глобальное видение происходящего, но ей важно и нужно было спасти своего мужа! Сначала спасти Петрушу, потом себя, потом страну.
– Как известно, Екатерина Первая весьма спокойно и иронично относилась к бесконечным изменам своего мужа. Совместимо ли это с большой любовью – такое полное отсутствие ревности?
– Что говорить – не только с иронией относилась, но порой и сама выбирала ему любовниц… Трудно представить себе такую мудрость в семейных отношениях. Ну, начни она устраивать скандалы, выяснять отношения, чем бы кончилось? Она была не только женой, но и большим другом, всё понимающим и все прощающим. Она была по-женски очень умна. Как сохранить семью, как сберечь – она знала. Посмотрите, сейчас семьи раскалываются как орехи — легко и быстро, а она сберегла всё и стала императрицей.
– Но все-таки терпела-терпела, да не вытерпела.
– Вы имеете в виду ее любовника Монса? Да, не без этого, но она же была не каменной… А гнев Петра и ссору с ним сносила она потом достойно. И в конце концов, перед его смертью смогла с ним примириться, думая о том, что ей принимать державу, а потом завещать ее своим дочерям… Она — главная героиня нашего балета, Петр – вторая фигура.
В предыдущем балете у меня был соблазн сделать главной героиней не гениального художника Модильяни, а его важнейшую спутницу Жанну Эбютерн, ибо ни один великий мужчина не может состояться, если за его спиной не стоит потрясающая женщина, разделяющая и направляющая его судьбу и сносящая все сложности и невзгоды трудного счастья жизни с гением.
– С какими сложностями вам пришлось столкнуться при создании образа Екатерины и всего либретто?
– Сложность одна: нельзя врать, сколь бы сказочной ни казалась ситуация. Можно лишь несколько опоэтизировать какие-то события. О Модильяни написано много, известен каждый его шаг, о Екатерине написано мало, но зато все факты известны, то есть писатель натыкается на каждом шагу на правду, которую невозможно изменить. В этом балете я восторгаюсь героиней, я люблю ее, в этом я проявляю свою творческую свободу.
– Хочется задать простой вопрос, на который, наверное, вовсе нет простого ответа – как пишется либретто?
– Нужно прежде всего стать (внутренне) балериной, нужно представить, как ты жестом или определенным па передашь то, что так естественно для тебя передать словом. Мы понимаем слова легче, чем танец, хотя, казалось бы, танец очевиден, но он должен так передать порыв души, чтобы в нем слились музыка и движение, и ты обязан, работая над либретто, об этом думать, – о композиторе и хореографе.
– Вы познакомились с Тоомасом Эдуром еще в Лондоне, где он долго танцевал?
– Да, я была на двадцати, а то и тридцати его представлениях и стала его фанаткой, хотя совершенно к фанатизму не склонна. В нем главное – высочайшая духовность! Я видела многих великих танцоров, но Том — лучший! Говорят, что с таким же восхищением относилась к нему и принцесса Диана… Тут еще важно добавить, что мы с Тоомасом двойные фанаты: он влюблен в мои стихи, именно любовь к моим стихам и побудила его пригласить меня в соавторы балета. Работать с ним – счастье; я посвятила Тоомасу несколько стихотворений... Чудесного единения мы достигли и с композитором Тауно Айнтсом.
– Такие восторги в адрес соавторов, да еще стихи, посвященные Тоомасу, – не слишком ли большое испытание для вашего мужа?
– Мой муж достоин отдельного балета – о том, как простой деревенский эстонский паренек стал президентом Института международного права...