За двадцать лет изменилось больше, чем за тысячу

Марк Цукерберг Фото: SCANPIX/REUTERS

Доцент педагогических наук ТЛУ Тийу Куурме пишет в «Учительской газете», что несмотря на 70 лет жизни без войн, в Европе пошатнулись все устои, доселе вселявшие чувство уверенности. Отныне учителям стоит побаиваться детей и родителей, у трети школьников имеются особые образовательные потребности, а очереди к детским психиатрам растянуты на месяцы. 

Воспитывающие этих детей люди, очевидно, никогда не бывали на приёме у врача. Если за одно поколение мир изменился больше, чем за тысячу лет, то система образования и воспитания не может оставаться прежней.

Что будет с сегодняшними детьми завтра? Этот вопрос мог бы заставить задуматься о жизнеспособности нашей цивилизации.

Эпоха-как-одного-так-и-другого

Существуют теории, согласно которым глобальные перемены в обществе вызывают технологичные новшества. К примеру, Гутенбергу приписывают изобретение детства. Его печатный станок привёл к повальной потребности в повышении грамотности, а она, в свою очередь, к возникновению народных школ – так и было изобретено детство.

Теперь нас затянуло в новый омут – цифровой мир. Глобальные перемены в мире технологий затрагивают все слои цивилизации вплоть до микромира и внутренней жизни людей. Непонятно, насколько они поддаются управлению, да и управляют ли ими вообще?

Всё увеличивающаяся концентрация народных богатств в руках всё более узкого круга людей заставляет задумываться о том, всё ли в руках одного только случая. В обществе всегда найдутся группы, заинтересованные в сохранении и укреплений определённых жизненных практик хотя бы при помощи тех же самых технологий. Это представители финансовой и экономической властей.

Такие основы стабильности, как традиции, само собой разумеющиеся вещи и ценности, пошатнулись. В настоящее время процесс познания человека, а также его культурного багажа в виде духовного и душевного содержания проходят проверку на прочность – уцелеют ли?

То, что останется, отыщет в вихре перемен возможности и для себя: потребность в счастье и близких людях, необходимость ввести в большую жизнь маленьких граждан мира (воспитание), но и тягу к власти, жажду наживы, борьбу за выживание, идеологическое давление, а также отношение к большинству граждан как к народной массе, т.е. как к плебеям. Да и были ли когда-то иные времена?

Постмодернизм называли эпохой-как-одного-так-и-другого. Времена взаимоисключающих – одних и других – противоречий остались в прошлом. Так, например, непонятно в вихре этих перемен, плакать или смеяться, всё вполне хорошо или совсем ни к чёрту. Где правда, где ложь, кто сверху, кто снизу?

В отличие от былых времён, когда основы мира были непоколебимы, именно сейчас власть находит для себя больше возможностей, заполняя вызванный нерешительностью людей вакуум своими требованиями, угрозами и невежеством. До сих пор ради сокрытия своей хищной сути успешно удавалось прикрываться завесой демократии.

Власть не хочет ни за что отвечать. Она хочет править так, чтобы ответственности не было. В воспитательном же процессе вопрос об ответственности был всегда самым главным – кто и за что отвечает? За воспитание несёт ответственность взрослый. А что, если взрослыми больше и не становятся?

Нет человека – нет проблемы

Во многих отражениях духа сегодняшнего времени утверждается, что нынешние времена характеризуются отсутствием каких-либо авторитетов и великих сюжетов. Этому сопутствует также инфантильность людей и целых культур.

Государственники превратились в политиков, постоянно подкидывающих темы для комментаторов и карикатуристов. Глава одного государства объявляет другому: «На моём столе ядерный чемоданчик, чтоб ты знал». Тот ему отвечает: «А мой чемоданчик больше». Могли ли мы себе ещё совсем недавно представить, что миром можно будет управлять с помощью твитов?

О ребячестве, то есть инфантильности, говорит в том числе рвение, с которым людей хотят заменить роботами. Это гораздо легче, чем заниматься сложными проблемами всего человечества и находить им решение. Нет человека – нет проблемы.

Наше медийное пространство также ежедневно наводняется сообщениями о межпартийных распрях, а не ответами на вопрос, какие радости и горести выпадают на долю Эстонии. Ведь характеру, ставшему инфантильным из-за информационного шума, требуется всё большего экшна или возбуждения, чтобы спрятать за ними свои проблемы и мысли.

В мировом масштабе глобальной темой для обсуждения стала трансформация понятия «детство». Главным стало изменение эмпирических миров: отдалённость от природы и всего естественного, увиливание от работы, интенсивность информационного шума, физическая деградация детей и избегание ими ручного труда, распад семей, одиночество и проблемы в общении, потребительское отношение дома и в школе, а также амбивалентность по отношению к статусу взрослого – с одной стороны необходимость справляться с делами как можно раньше, с другой же – потеря свободы, ограничения и лимитированное время.

Разве раньше детство проходило под столь же мощным давлением извне, и всё «ради развития и быстрого вхождения на рынок труда»? Сейчас к детям относятся как к проектам и продукту, о чём ярче всего свидетельствуют нацеленные на результат учебные программы.

Гутенберг и Цукерберг

Изобретения как Гутенберга, так и Цукерберга, отразились, прежде всего, на детях. Для них открылся новый эмпирический мир, доселе несравнимый ни с чем. Он озадачивает взрослых людей, поскольку их былой опыт и знания более не помогают находить решения. Когда Гутенберг заставил детей овладеть культурой письменности, это привело к развитию последовательно-линеарного способа мышления и приобретению опыта при помощи умственного труда.

Продукция же от Билла Гейтса и Марка Цукерберга вкупе с изобретениями Силиконовой Долины фрагментируют образ мыслей и возвращают людей к пиктограммам, запускают в мозгу параллельно несколько познавательных процессов (множественная суета), низвергают авторитеты, приводят к поверхностной небрежности и вызывают мнимое ощущение о воздействии на реальность. Дети учатся быстро, и потому некоторые двухлетние малыши являются уже весьма опытными пользователями планшетов.

Однако они не ходили за ними в магазин, не покупали их. Вызывающее проблемы использование гаджетов было выбором родителей. По последним данным, в государствах, заботящихся о своих детях, введены жёсткие ограничения на использование детьми смарт-устройств. По мнению теоретиков постмодернизма, нынешние времена напоминают Средневековье. К примеру, снова исчезает понятие «детство», снова возникают сословия, а на смену рациональности приходит иррациональность.

В условиях сокращающихся ресурсов (денег нет и не будет) начинают действовать законы джунглей. Выразительнее всего это отражается в лексике неолибералов: конкурентоспособность, культ успешности, рейтинги, индивидуализм, эгоизм. Кому понравилась бы жизнь, при которой было бы всё меньше поводов доверять другим и надеяться на них? Или где-то есть те, кому понравилось бы то, что большинство людей живёт такой жизнью?

Подобного рода жизнь вообще не даёт повода быть человеком. Смехотворность же современной доминирующей лексики интеллектуалы доказывали в своих произведениях в течение уже сотен лет, а убогая культура речи на уроках родного языка в школах в сочетании с беспокойным поведением больше не позволяют углубиться в эти произведения. Манера перебивать сделала надежду на сохранение культуры весьма хрупкой.

На что мы можем надеяться?

Многие скучают по тому, как всё было раньше. Считается, что отсюда и возрождение интереса к народной культуре. Фигур исторического масштаба сейчас нет, поэтому люди и повернулись спиной к будущему, выискивая драгоценную мудрость в прошлом, словно добывая драгоценные камни. Некоторые из этих «камней» светят благодарно в ответ и поныне, исцеляя душу и помогая наладить отношения.

Чувствуется всё усиливающийся спрос на такие человеческие качества, на которых зиждилось апробированное в течение столетий желание существовать и радоваться жизни: смелость, храбрость, великодушие, сопереживание, забота, доверие, душевная теплота, способность понимать других, бескорыстие, доброта и мудрость. Нахождение рядом со взрослыми, обделёнными этими качествами, лишает детей чувства благодарности и доверия.

Как при написании законов, так и по ходу самой жизни целью является краеугольная культурная и воспитательная ценность эпохи просвещения – способность нести ответственность. Кажется, будто руководители учреждений несут ответственность только за прибыльность и бюрократические предписания, но не перед людьми. Лес рубят – щепки летят. Деревья почти полностью вырубаются, и от некоторых наших лесов одни пеньки уже и остались – задним числом их берут под охрану как рамень.

Пожирающий всё на своём пути харвестер из видеопредставления театра NO99, продемонстрированного на президентском приёме, приобретает пугающие и символические размеры. При росте экономики пространство людей, включающее в себя школы, аптеки, сёла, магазины и прочее, кажется обречённым на «затяжное» сжатие. Государство, созданное для сохранения и обслуживания людей, ведёт себя как грабитель.

Если в эпоху просвещения надежда на прогресс базировалась на образовании, то сейчас настала пора напомнить о тогдашних основополагающих идеях и пожелать себе такого образования, которое станет не поставщиком рабочей силы на рынок труда, а носителем ценностей, сохраняющих природу, человека и жизнь, а также поможет осмыслить бытие через культуру.

Вместе со своими коллегами я глубоко и основательно изучила четыре школы, в которых заботятся об учениках. Мнение учителей о детях характеризует оценка как-одно-так-и-другое: у ребят выявили как смелость, умение выражать свои мысли, нести ответственность и желание помогать другим, так и отсутствие умения выживать, неуклюжесть, неспособность прыгать со скакалкой, слушать других, а также страх перед природой. На один из вопросов из нашей анкеты, чему жизненно важному невозможно научиться в школе, один восьмиклассник ответил: «Тому, насколько сложна жизнь взрослых».

Иногда кажется, будто настало время учиться у детей. Они уже несколькими способами дали понять, что не хотят жить жизнью предыдущих поколений: предавать, продавать и ненавидеть друг друга, быть коварными и недоверчивыми. Когда они по мере взросления будут становиться крепче, быть может, им удастся изменить мир.