Итальянцы, черные птицы и Чайковский: на сцене Русского театра покажут новую "Анну Каренину"

Теэт Каск Фото: Aurelio Dessi

Что получится, если эстонский постановщик решит поставить балет по классическому русскому роману на классическую музыку русского композитора с итальянскими артистами? В конце апреля таллиннским зрителям предстоит оценить это сочетание: Теэт Каск и Balletto di Milano готовятся показать нам свою версию «Анны Карениной». Незадолго до этого Rus.Postimees побеседовал с автором либретто и постановщиком балета.

- Как случилось, что балет по русскому роману вы ставите с итальянской труппой?

- Толстой был мне близок еще со школы, потом мы изучали его в Таллиннском балетном училище, мне нравились и «Война и мир», и «Анна Каренина». Я думал о этом балете еще в 2013 году. Мне его предлагали ставить и в Тбилиси, и в Минске – там я даже уже ходил и выбирал, кто будет танцевать Анну, но где-то сокращали бюджет, где-то просто перестали отвечать на письма. А потом я как-то разговорился с Карло Песта, художественным руководителем Balletto di Milano, он тогда хотел ставить балет c итальянскими поп-артистами, а я прислал ему «Анну» - и он согласился. Но главное - у него в труппе оказалась настоящая Анна. У меня мурашки бегали по спине, когда я ощутил в ней эту глубину на сцене.

"Анна Каренина" Фото: Aurelio Dessi

Сейчас я более осмыслил это для себя: меня волнует, когда у героини есть характер, когда она страдает, но ищет свой голос. В мировой культуре Толстой идет как бы волнами, но никогда не исчезает. Значит, у него есть какое-то глубинное понимание человека - он понял, как писать о вечных ценностях. Роман написан более ста лет назад, а мы до сих пор его читаем и учимся на нем.

- Каждый классический роман имеет свое современное измерение. В чем для вас современность «Анны Карениной»?

- Три с половиной года назад я сидел дома, отключив все гаджеты. Чтобы просто читать классику, отключиться от медиашума, от этой ежедневной лавины информации. Я стал читать «Каренину». Сначала на русском, потом на эстонском. Нашел самый близкий мне перевод. У меня много друзей в Петербурге и в Москве, у меня были русские балетные педагоги и сохранилась привычка читать по-русски. Когда я ставил «Царскую невесту» Римского-Корсакова, я обнаружил, что там очень устаревший русский язык, но хотя я не понимал некоторых слов, я чувствовал их. С Толстым было, конечно, легче. Хотя его воспринимают упрощенно: видят в романе одну только трагическую любовь. Но он пишет не только про это. Для меня современность – это быть самим собой, слышать свой голос в имеющихся условиях, когда общество диктует свои ограничения. Это история даже не о женщине, а о человеке, который действительно чувствовал этот голос, выражал свой протест и пытался раздвинуть пространство, чтобы в нем можно было дышать. Тогда эти рамки были очень жесткими. Сегодня мы как будто свободны, но на самом деле это не так. У нас тоже есть ограничения. «Каренина» - это про умение быть интеллигентным и слушать свой собственный голос.

- Толстой вынес в эпиграф романа идею возмездия «Мне отмщение и Аз воздам». Толстой как моралист актуален для вашей постановки?

- Прямо Толстой вам на это пальцем не покажет. Он только описывает ситуацию. Я стал искать, при чем тут этот эпиграф, не находил, меня даже начало это раздражать, но в конце концов я для себя нашел, и мне кажется, это выразилось в спектакле. Толстой ведь был плейбоем, многодетным отцом. У него были все возможности в жизни. Он прожил яркую, бурную жизнь - рулетка, карты, все на свете. Но он вынес из этого какой-то урок и написал об этом книгу. Я для себя этот эпиграф понял так: когда читаешь – не суди.

- Не впервые «Каренину» ставят на балетной сцене. До вас это пытался сделать, например, Борис Эйфман - и тоже на музыку Чайковского. Вы как-то имели в виду его постановку, отталкивались от предшественников?

- Конечно, это долг постановщика – знать о том, что было до тебя. Это умно и это дань уважения. Но это было не так, что я посмотрел и захотел сделать что-то подобное: у соседа есть, хочу и себе такое же. Это началось неожиданно: я читал и увидел танец, увидел ситуацию. Я взял бумагу, нарисовал это. И где-то через 10-12 дней на полу было много рисунков, вырисовывалось какое-то пространство. Вдруг я понял, что читаю и вижу что-то, что можно передать без слов. У меня не было цели возобновить «Анну Каренину» на балетной сцене, я хотел просто передать свое впечатление от книги. Анне, например, все время видятся черные птицы - я потом вычитал, что аристократы того времени часто употребляли опиум, и как-то связал это, а потом попытался визуально себе представить...

- Почему именно музыка Чайковского подходит к сюжету «Анны Карениной»? Классика автоматически рифмуется с классикой?

- Я много думал об этом и пришел к Чайковскому не потому, что уже кто-то использовал эту музыку до меня. Я много слушал Бородина, но он для меня не открылся, не дал мне того возбуждения, которое необходимо, когда я создаю балет. Я говорил с дирижерами и композиторами. Один мне сказал: «Знаешь, это все-таки Толстой, я не готов к этому». Другой сказал, что мало времени и он не успеет написать музыку. А потом я сел читать дневники Толстого и Чайковского и вдруг понял, что они жили в том же пространстве. Не знаю, встречались они или нет, но как автор Чайковский сочинял свою музыку в то же время, он пропитан той же эпохой. Это то же культурное пространство, те же переживания. Я нашел в архиве старые граммофонные записи мелодий и открыл для себя целый мир Чайковского, о существовании которого не подозревал. Например, его духовная хоровая музыка. Для меня это был позитивный шок. У меня уже было либретто, и когда я обнаружил, что это правильная для него музыка, это стало откровением. А из балета Эйфмана я видел только одну часть.

- Правильно ли я понимаю, что саму смерть вы в балете не показываете, зритель видит только свет паровоза? Почему? Причина чисто техническая или это имеет какое-то символическое значение?

- Да, я не заинтересован в том, чтобы делать это в лоб. Смерть – это нечто непонятное. Ее нельзя изображать прямолинейно. И я решил оставить просто ослепительный луч.

- Но для Толстого ведь изображение смерти очень важно. Он во многих своих произведениях рисует, кто и как умирает. А вы этого не показываете.

- Да, для него это очень важно. Но я не копирую Толстого, он служит мне источником вдохновения, от которого я отталкиваюсь и иду дальше, пользуясь для этого формами современного балета. Например, для меня были ключевым моментом пуанты. Это такая странная вещь – я 25 лет был партнером у многих балерин, которые танцевали на пуантах, но не понимал их глубокой сути. Парадокс: я серьезно задумался об этом, только перестав танцевать. Пуанты – это же ужасная боль, это ограничение. И я понял, что когда у меня Анна находится в обществе, то она на пуантах, а когда она наедине с собой – тогда не на них, тогда она свободна. Тогда она десятью пальцами на земле и чувствует какую-то природную силу, как женщина и как человек.

Алессия Кампидори и Алессандро Моррьелли. Фото: Aurelio Dessi

- Что для вас было самым сложным в процессе подготовки «Карениной»?

- Были неожиданные моменты. Вот есть разница между ленинградской и московской балетной школой: в первой есть акцент на позиции рук, там есть некоторая манерность, романтичность, элегантность, во второй акцент сделан на мощь, на высокие прыжки, революционный напор, силу, технику. А итальянцы – это техника, скорость, очень много энергии и темперамента, но для них такой нюанс, как чистота рук, – это уже не важно. В какой-то момент я понял, что мне трудно дать им понять, что у русского аристократа должна быть какая-то сдержанность. Я понял, что для них это неестественно, им приходилось гораздо больше трудиться над тем, чтобы себя удержать, показать линию. Ведь русских аристократов с детства учили, как ходить, как держать себя, а я пытался наскоро научить этому итальянцев – как повернуть голову, как поклониться. Но затея себя оправдала, хотя это, конечно, очень оригинальная комбинация – Толстой, Чайковский, итальянские танцоры и скандинавская сдержанность. Но мне было очень приятно с ними работать, и когда балет был готов, я чувствовал, как будто выиграл миллион. 

- Можете определить в двух словах: что эстонские зрители увидят на сцене Русского театра в конце апреля?

- Я очень надеюсь, что публика, по крайней мере, не уйдет безразличной.

Rus.Postimees также поинтересовался тем, какими представляются роман и главная героиня, у исполнительницы роли Анны -Алессии Кампидори и исполнителя роли Вронского - Алессандро Торрьелли.

- Существует ли Анна Каренина помимо романа Толстого или персонажи уже живут своей жизнью, независимо от фигуры автора и его философии?

Алессия: Философия Толстого – важнейшая часть этого романа, о которой нельзя забывать, и прежде всего, нельзя забывать о жажде счастья, которую испытывает каждый человек. Для персонажа Анны это фундаментальный момент, из которого развивается ее характер. Проживать Анну – очень стимулирует на психологическом уровне, поскольку это испытание со всех точек зрения. Постоянно надо помнить, из чего все это вырастает, и это возможно лишь благодаря Толстому, написавшему этот роман. Это до сих пор очень живая история, вызванная проблемами, которые весьма актуальны и по сей день.

Алессандро: История Анны Карениной рассказывает не просто об адюльтере, который плохо кончился. Это гораздо более сложный путь, начинающийся с бурного внутреннего развития главной героини и заканчивающийся обличением лицемерия того социального класса, к которому принадлежал Толстой. В ходе очень тщательного редактирования персонажи оживают и уже значительно отличаются от изначальной идеи. Сам Толстой оказывается порабощен Анной и влюбляется в нее, как ни в кого другого из своих персонажей.

- Вы читали роман или предпочитаете "забыть" его, поскольку этот балет – нечто совсем иное?

Алессия: Я читала роман и смотрела фильм, поскольку полагаю, что какими бы ни были нюансы, о которых хочется рассказать, важно знать и об остальном, хотя бы, чтобы иметь свое представление о персонаже. Это часть моей работы и моего подхода к героине, которая меня очень привлекает.

Алессандро: В версии Balletto di Milano “Анна Каренина”, поставленная Теэтом Каском, более свежа и актуальна. Хронология событий сохраняется, а Анна изображена как сильная женщина, которая несмотря на внутренние терзания противостоит предрассудкам общества, чтобы последовать за своей любовью к Вронскому, которого исполняю я.

- Могла ли драматическая ситуация, в которой оказывается Анна, случиться в наши дни?

Алессия: Не думаю, поскольку, к счастью, наше общество развивается, и развод – больше не табу, но есть другие моменты, где мы еще очень отсталы. Скажем так, в каждую эпоху есть свои препятствия, которые приходится преодолевать, и, конечно, некоторые аспекты, которые затрагиваются в “Анне Карениной”, еще очень актуальны.

Алессандро: История Анны совершенно актуальна. Если читать ее в более современном ключе, ее можно было бы сравнить с буллингом. Речь о тех, кого осуждают и изолируют, потому что они «отличаются» от того, что предлагает общество. Толстому удается нарисовать большую картину человеческих типов, фигур и персонажей, которые были представлены в русском обществе того времени, но в каком-то смысле существовали и будут существовать всегда.

- Анна – жертва общества или женщина, виновная в том, что оставила своего сына?

Алессия: С моей точки зрения, Анна – страстная женщина, влюбленная в любовь и живущая в обществе, которое ей тесно и жертвой которого она понемногу становится. Несмотря на то, что поначалу она очень сильна и полна решимости, чем дальше развивается история, тем больше Анну захватывают эти механизмы общества. Она вынуждена оставить своего сына, но не по своей воле.

Алессандро: Бросить сына – жест явно не благородный, это не то, что заслуживает похвалы. В романе Анна – жертва общества, но в то же время она жертва постоянного эгоистического поиска совершенного счастья. Но в балете, который мы представим, посыл совершенно другой.

- Для вас это чисто русская история или она не имеет национального оттенка?

Алессия: Я бы сказала, ни то, ни другое. Правильное определение: актуальная. Очевидно, многие проблемы мы уже смогли преодолеть, поскольку женщина в наше время более защищена, но, по-моему, можно было бы сделать гораздо больше, особенно в 2018 году.

Алессандро: Для меня это интернациональная история, которая всегда актуальна и может быть интерпретирована тысячью способами.