Руководитель полиции о криминальном мире: из 20 группировок опасны максимум девять

Генеральный директор Департамента полиции и погранохраны Эльмар Вахер. Фото: Tairo Lutter

Поднявшийся от члена группы по расследованию умышленных убийств до руководителя Департамента полиции и погранохраны Эльмар Вахер рассказывает, как его бывшие коллеги из Центральной криминальной полиции вышли на новый уровень разоблачения преступных группировок и каково закулисье нескольких увлекательных расследований, пишет Postimees.

- В последнее время полиция задержала несколько влиятельных преступных группировок. И раньше поступали такие новости, но их суть была проста: кто-то выбивал у кого-то долг, полиция зафиксировала ситуацию и предъявила обвинение в вымогательстве. Нынешние расследования намного более многослойные. Что привело полицию к такому прыжку в развитии?

-  На это несколько причин. Деятельность полиции и, прежде всего, борющейяся с организованной преступностью Центральной криминальной полиции, зависит от количества и качества информации. Если жители Эстонии нам доверяет, то мы получаем более достоверную информацию. Информация – это наше оружие. Вот так все просто.

- Связанные с преступными сообществами люди в любом случае не придут к вам исполнять миссию перед Эстонией. Говорит тот, кто оказался в серьезной беде и загнан в угол, или тот, кого-то сыщики вынудили рассказать что-то важное…

- Результат уже то, когда потерпевшие начинают с нами сотрудничать. Важно сосредоточиться на цели. И максимально ее придерживаться: если раньше царил хаос, то есть анализ нашей тактической информации был слабым, то в 2006-2008 годы снова начала вестись целенаправленная деятельность, в которой когда-то был сделан перерыв.

Я говорю о составляющихся раз в квартал обзорах деятельности организованной преступности, которые в свое время ввели руководители Центральной криминальной полиции Койт Пикаро, Андрес Анвельт и Калев Приллоп. Это были обзор и оценка, на основании которых выбирались самые опасные группы и люди. В какой-то момент это делать перестали: мы слишком сильно надеялись на анализы Европола и их оценки рисков. Но внутренние проблемы маленького государства уступают проблемам крупных государств.

- А почему был сделан этот в принципе непонятный перерыв в работе Центральной криминальной полиции?

- Я не знаю. Не буду отвечать за других руководителей. Я знаю, почему мы  возобновили эту деятельность. Возникла потребность: увидели, что работа не идет. Наши сотрудники самс сказали, что они так не могут: каждое утро где-то ковыряться, но не достигать реальной цели. Важно, чтобы полиция работала спокойно. Не мешайте ей, не требуйте отчетов, почему она чего-то еще не добилась. В этой просьбе есть смысл, если у команды правильные цели и ей доверяют.

- А цели правильные?

- Вместе с прокуратурой мы каждый год их рассматриваем, оцениваем, где мы находимся, думаем, к чему хотим прийти. Должны  быть амбиции. И на 2018 год м наметили цели, на достижение которых должны тратить свое рабочее время следователи и выполняющие секретную работу полицейские.

Жизнь сыщика такова, что он получает много интересной информации со стороны. Очень много. И душа сыщика хочет ее тут же использовать. Но если это не является целью и не приводит к выполнению поставленной задачи, делать нечего: информацию придется парадать в префектуру или в отдел.

Когда застрелили Николая Таранкова, я был в Гааге на собрании Европола, генеральный прокурор Лавли Перлинг тоже была за границей. Первым вопросом у нас было: должна ли и почему должна это расследовать Центральная криминальная полиция? Это же было преступление с классическим местом происшествия, с применением насилия, совершенное при помощи огнестрельного оружия, мы знали, что жертва – Таранков. Все чисто. Но должны ли мы отдать это дело на расследование в Центральную криминальную полициию?

- Отдали же.

- Да, зная, что в процессе были неофициальные оперативные дела, и мы очень-очень-очень долго занимались общаком... Нужно было быстро принять решение, что этим делом будет заниматься Центральная криминальная полиция.

- И Postimees после убийства Таранкова опубликовал новость о том, что скорее всего в ближайшее время его ждало задержание. Но эта новость в широком смысле осталась незамеченной. Вы могли бы в ходе следствия по общаку дойти до задержания Таранкова?

- Я считаю это весьма вероятным. Нас его убийство вывело на распутье – как быть дальше? Но, конечно, одно было ясно: теперь мы должны сконцентрироваться на том, как будут делить стулья.

- Собранная информация может оказаться полезной для разных расследований. Со смерти Таранкова прошло уже полтора года, до этого вы взяли Ассара Паулуса, Харона Дикаева, Андрея Кузякина, в Ида-Вирумаа – Романа Смирнова, Евгения Медуницу…

- Да, и еще в Пярну был Андрус Викс…

- А позже были Вячеслав Гулевич, Хуберг Хирв и Павел Гаммер, Ахмед Оздоев, Олег Мартовой. Это список тех лиц, насчет которых десять лет назад я даже не мог вообразить, что полиция их задержит.

- Вы понимаете, что я не могу обо всем говорить. Но мы очень основательно пересмотрели базу своих агентов – как мы собираем информацию, какими методами. Для достижения цели прокурор создал объединенные следственные группы КаПо и Налогово-таможенного департамента. Центральная криминальная полиция может использовать весь имеющийся у нас багаж информации. Основной упор был сделан на умный сбор информации. Мы не ждем, что информация сама начнет поступать к нам, она идет определенным образом…

- Каким?

- В Эстонии около 20 преступных сообществ, мы их картировали и опасными признали от семи до девяти из них. Максимально усиленно мы работаем с тремя-четырьмя. Приходится выбирать, и руководящие следствиему сотрудники должны иметь твердый характер и уметь сказать: этим мы не занимаемся. Не занимаемся - и все.

Когда мы иак решили, я как раз встретил в коридоре Реймо Ресберга: это легендарный следователь, который активно занимался тем, что происходит в так называемом таллиннском таксоизвозе. Зная Реймо больше 20 лет, я могу предположить, с какой страстью он бросается на каждую крупицу информации и бежит спасать мир. Но ты должен выбирать. У нас нет тысяч полицейских. У нас горстка профессионалов, что позволяет бороться лишь с самой верхушкой.

Между Центральной криминальной полицией и прокуратурой есть договоренность, что мы не обращаем внимания на на что другое, кроме этих трех-четырех важных расследований. Вкладываем в них все свои ресурсы, скрытую работу. Я совершенно не согласен с позицией адвоката Леона Гликмана, что скрытой работы в Эстонии ведется слишком много. Мы смотрим, что происходит в Европе, как быстро преступные группировки начали получать прибыль от миграционного кризиса. Анализы Европола показали, что переправка людей, бегущих от войны – это хлеб для преступников.

Поведение преступников очень законспирировано. Есть среди них и те, кто прошел у нас практику и переметнулся на другую сторону. Например, бывший коллега Индрек Пыдер, или кто угодно другой. В своей новой работе они использую ту же практику, то, чему они научились у нас.

- Преступность уже не та, что была десять лет назад. Изменилось, например, то, что там больше не перемещается так много «насильственных и сырьевых» денег.

- Да. Если посмотреть на наши расследования и собранную информацию, то преступная деятельность уже не та, какой была в 90-х. Жестокости меньше, но структура сохранилось. Исчез контроль за рынками со стороны быков, но появились другие способы заработать криминальные деньги: налоги, мошенничество, контрабанда. Сигареты и другая контрабанда на рынке давно, но теперь контрабандным товаром стал и человек.

Построение классического преступного сообщества никуда не исчезло, но насилия меньше и страха на улицах больше нет. Расследуя дела таксомафии, мы слышали, что таксисты боятся, но это не оправдывает того, что они играют на руку преступникам. А если боятся, нужно говорить об этом нам. Никто не хочет, чтобы таксисты боялись и им резали шины.

- Преступники постоянно открывают новые источники доходов. Времена, когда мошенничество на акцизах через Латвию было массовым, прошли. Сейчас такие миллионеры уже не бросаются в глаза на городских улицах, поскольку из-за изменений в законодательстве у них сузились возможности для совершения экономических преступлений.

- В действительности там так, что верхушка богатая, а работники бедные. Считается, что если у человека есть эксклюзивная машина, то он и живет широко. Но оказывается, что у него есть только эта машина, да и она приобретена в кредит. Дома жена считает деньги, у детей не оплачены кружки танцев... Но вы сказали об одной правильной вещи – международных отношениях.

Там тоже произошли изменения: если раньше мы проводили широкие международные операции, то теперь мы договорились, где устанавливаем свои цели.

Сформировалась общая следственная группа - и теперь, насколько известно, в Ирландии арестован Имре Аракас. Этого бы не произошло, если бы между двумя командами не существовало доверия. Если раньше мы только искали широкомасштабного доверия, то теперь мы его добились. Но самое крепкое доверие возникает все же после хорошо проведенного совместного расследования.

- Литовские угонщики все еще испытывают у нас судьбу?

- Осмелюсь сказать, что сейчас мы можем контролировать их передвижение. Вопрос в том, где они сначала путаются под ногами - в Латвии, в Тарту, в Пярну или сразу попадают в Таллинн. И можем ли мы работать оперативно. После того, как несколько лет назад на границе с Латвией произвели задержание, которое закончилось перестрелкой и тараном нескольких машин, в Литве ходили слухи, что в Эстонию не стоит ехать.

Это показывает, что какой-то сигнал мы дали. Или, например, программа защиты свидетелей: в Эстонии она не работает без международного соглашения. Часть стран хочет получить от нас помощь. В 2004 году в Эстонии для этого появилась законная возможность, и мы начали создавать такое подразделение, но реально смогли начать его работу только через год. Это произошло благодаря доверию партнеров: когда мы показали на деле, что можем придерживаться принципов защиты свидетелей стран-партнеров - защищать людей, получать от них показания в суде. Теперь можем пользоваться программой и сами.

- И есть люди, которых мы на какое-то время отправляли пожить за границу?

- Конечно, по-другому нельзя.

- Я помню примеры многогодичной давности с Литвой и другими соседними странами. Криминальный мир Литвы, по сути, тот же, что и в Эстонии. Кого ты спрячешь в Литве, чтобы он был в безопасности?

- Но мы же не ограничиваемся Литвой. Круг стран шире.

- Что делает это слишком дорогим удовольствием.

- Конечно.

- Около 15 лет назад была история, когда нужно было защитить одного человека в Пярну от компании негодяев. И тогда, через полгода, следователь сказал мне: долго мы его в лесу прятать не сможем, он должен сам справляться. Это было жестоким заявлением. А как теперь?

- У нас есть примеры, когда мы оцениваем риски ,и человек возвращается к своей жизни в Эстонию. Не каждому подзащитному свидетелю придется прятаться до конца дней своих, многие возвращаются к нормальной жизни. Наша задача – помогать этим людям и впоследствии.

- В связи с защитой свидетеля был случай, который вы когда-то расследовали. Есть человек, которого местный криминальный мир считал ключевым свидетелем по уголовному делу, и несколько лет назад он бежал из Эстонии. А теперь вернулся назад и уже более года совершенно открыто ходит по Таллинну: никто его не трогает. Это и есть пример того, что полиции опасаются?

- Мне очень приятно, если люди становятся законопослушными и понимают, что совершение преступлений того не стоит. Наша роль в случае преступных сообществ – следить, чтобы при сведении счетов не пострадали невинные люди, чтобы преступность не вышла на улицы. Мы очень серьезно отнеслись к сведению счетов в баре таллиннской гостиницы, где произошла стрельба. В ситуации, когда Таранков только исчез, и в криминальном мире царило ожидание, преступность вышла в общественное пространство.

Один рикошет - и могло произойти что угодно. Людей, которые, доверяя нам, передают нам информацию, мы не предаем. Они понимают, что преступлениями не обогатишься, освободились от своих старых принципов и в благодарность мы защищаем их. Это непростые решения, и они проходят через Государственную прокуратуру.

- Раньше было много таких случаев, когда люди в результате сведения счетов просто исчезали…

- Следствие по таксорынку в Таллинне показало, что такое поведение преступников еще не до конца прекратилось.

- Это история Кемеровской группировки?

- Да, трупы мы нашли в лесу в Вильянди.

- Но это в принципе была бытовая ссора, а не заранее спланированное убийство.

- Да, это была ссора, вышедшая из-под контроля во время пьянки.

- Для ликвидации преступных группировок есть много способов. Одно из ваших громких последних дел – случай Павла Гаммера и Хуберта Хирве – картировало бюро по борьбе с экономическими преступлениями. Зная, что Хирв и Гаммер из-за многих, в том числе, тяжких преступлений против личности, находились в орбите интересов правоохранительных органов и всегда выходили сухими из воды, подход через экономические преступления произвел впечатление. То есть, образно говоря, если полиция не смогла войти через главные двери, то нашли черный ход.

- Я не могу углубляться в детали дела Гаммера и Хирве, следствие еще не завершено. Вопрос в том, как долго мы можем позволить хорошо законспирированным преступникам – ликвидаторам, мошенникам, коррупционерам – совершать экономические преступления. Цель полиции – внести свой вклад в создание честной экономической среды. Если предпринимательство честное, это в итоге приносит государству хороший доход в виде налогов.

- В общак постоянно приносили наличные, которые собирали в котел…

- В кассу?

- Я слышал, что они используют и слово «котел». Но отследить этот котел очень сложно, если ты в прямом смысле слова не знаешь, что это за деньги и где их можно отследить. После того, как Таранков умер, а собиравшийся взять на себя его миссию Гулевич сел, общак еще существует?

- Я не могу говорить обо всем, это помешает нашей работе. Заверю, что мы умеренно контролируем ситуацию. Это правда, что перечисленные вами люди из Эстонии не исчезли, просто они находятся в тюрьме. А общение с тюрьмами у нас по сути открыто. Они там нуждаются в поддержке, и мы это отслеживаем.

- Чем больше людей, способных держать общак, находится в тюрьме, тем меньше они получают доходов. А тех, кому нужна поддержка, напротив, больше. Говорят, что из-за этого в какой-то период касса жила в режиме экономии.

- Ну, вот пример Юрия Воробья. Молодой Воробей встретился с Таранковым, чтобы решить денежные вопросы.

- Для того чтобы по знакомству получить преимущество в денежном споре.

- Да. Эта встреча из-за денег переросла в убийство.

- Какой цели вы хотите достичь в борьбе с организованной преступностью через пять лет?

- Мы пока что не знаем, кто у нас является локомотивами киберпреступности, где они. И в расследовании экономических преступлений хотелось бы быть более успешными. Это если мы говорим об организованной преступности.

- Кто станет крестным отцом преступного мира после Таранкова?

- Мы очень много работаем для того, чтобы такой ситуации не возникло. Задержание Оздоева – важный шаг в этом направлении. Мы должны разумно использовать то время, пока преступные группы не могут поладить между собой: это дает возможность их считывать. В плане сбора информации у нас сейчас время цветения яблонь.