Сосиски из русского языка: не фиг или нефиг?

Доктор филологических наук, профессор РГГУ Максим Кронгауз. Фото: Институт Пушкина

Наконец появился человек, который поставил точку в длинном и трудном споре завсегдатаев соцсетей: как правильно коверкать слова. Хотя, скорее всего, это не точка, а многоточие.

На прошлой неделе в Эстонии побывал российский лингвист –  доктор филологических наук, профессор РГГУ Максим Кронгауз, известный широкой публике благодаря своей книге «Русский язык на грани нервного срыва». В Таллинн Максим Анисимович приехал для того, чтобы принять участие в научно-практической конференции «Современная школа как отражение общества», организованной ЭСТАПРЯЛ (Эстонская ассоциация преподавателей русского языка и литературы), и вручить присуждаемую Институтом Пушкина ежегодную премию «Учитель года» в номинациях «Русский язык как родной», «Русский язык как иностранный» и «Русский язык как дело всей жизни». Мы беседовали в процессе церемонии награждения и после него.

Чище, чем в Москве, но так же, как везде

- Первый вопрос – строго по теме. Ваши впечатления от конференции?

- Конференция произвела большое впечатление, как, собственно, и ее финал – церемония вручения Пушкинской премии Институтом Пушкина. Отрадно, что такая премия существует в Эстонии: учителя-русисты, безусловно, заслуживают своей собственной награды. Отдельно хотел бы отметить их безупречный русский язык, так же, как и хорошее знание русского языка выступавшими учениками эстонских школ.

- Вы довольно часто бываете в Эстонии. Как вам наш эстонский русский язык – чувствуется  ли? Акцент, например, или построение фраз странное?

- Ничего этого нет, и я вам больше скажу: в Эстонии русский язык, когда на нем говорят те, для кого он родной, даже чище, чем в России, а точнее – например, чем в Москве. В крупных городах язык больше подвержен изменениям, в центре страны он меньше меняется. Так и у вас.  

- Какие неправильности в языке вас больше всего раздражают?

- Как лингвиста меня ничто не раздражает, даже наоборот. В каждой неправильности может крыться зародыш новой тенденции. И есть слова, употребление которых характеризует говорящего – и я сразу начинаю понимать, кто он. Неправильность всегда что-то сообщает о человеке дополнительно. 

- Что сейчас происходит с нашими падежами?  «Следствие доказало о том, что», «он был недоволен о том, что», «суд признал о том, что»  – предложный падеж наступает по всем фронтам. Правда, сдав при этом некоторые позиции: например, теперь мало кто говорит  «скучаю по вас», это превратилось в «скучаю по вам».

- Да, изменения есть, и вы назвали самое заметное: экспансию предлога «о». Сейчас его иногда употребляют даже с глаголом «видеть»  – «я видел о том, что…».  Это попытка упростить речь, сделать все одинаковым. Сильная тенденция, но неизвестно, чем это кончится. Я не думаю, что дойдет до конца. Кстати, еще одна тенденция – это появление  «то» в предложениях, где его быть не должно. (Кронгауз имеет в виду конструкции типа «Если российская элита принимает решение остаться с Путиным, ТО их могут посадить»: «то» здесь явно  лишнее  – прим. М.Т.) А что касается  «скучаю по вам», так это давно признано нормой.

- К сожалению. Меня аж трясет. Но есть примеры неправильного употребления и других косвенных падежей: например, вечная путаница родительного с винительным.

- Наблюдается и экспансия именительного – например, в названиях «Гоголь-центр» и «Ельцин-центр». Но, я думаю, это просто мода.

- Я знаю, что вы не сторонник изменений названий государств и городов. Я правильно помню, что все эти «Бакы», «Кыргызстан», «Башкортостан», которые русскому человеку и не выговорить без длительной тренировки, сначала были ненадолго узаконены при Ельцине – кто-то в РАН на нервной почве демократии – перестарался, а потом были закреплены в русском в прежнем виде?

- Там с разными топонимами по-разному было. Другое дело, что порой это становится поводом для агрессии, попыткой заставить других людей говорить так, как надо тебе. Сюда же относится и спор о предлогах, которые нужно употреблять со словом «Украина».

И чо, что чё?

- Еще к вопросу об изменениях и улучшениях. Зачем было нужно реформировать слово «травмапункт», чему и кому помог тот факт, что теперь мы должны писать «травмопункт» или – еще лучше – «травмпункт». Как это вообще можно выговорить?

- (Очень удивленно) А что, теперь уже не «травмапункт»? Не может быть. 

- (Злорадно) Может! Уже и в словарях так. Видимо, решили привести это слово к общему знаменателю: раз соединительные гласные в сложных словах – это «о» и «е», пусть и здесь будет соединительная гласная, а не окончание первого слова. 

- Я проверю. И если это так… Дело в том, что от реформ, которые призваны упростить правописание, в первую очередь страдают грамотные люди. Они привыкли правильно писать, и каждое изменение бьет именно по ним.

- Помогают ли такие реформы неграмотным – вот вопрос. Но мы слегка отклонились от темы тенденций.  Откуда взялась еще одна – неизбывная любовь к кавычкам? Когда в кавычки заключают все, что сказано иронически или в переносном смысле, более того – фразеологизмы вроде «сел в калошу», «попал пальцем в небо» и так далее. 

- Мне не кажется, что это общая тенденция: это попытка некоторых людей перестраховаться. Но действует и обратная тенденция. Например, был «Интернет» в кавычках и с заглавной буквы, потом кавычки исчезли, сейчас все реже используют и большую букву…  Кавычки – это ведь выделение чего-то незнакомого, а когда оно становится знакомым, узнаваемым, кавычки исчезают.

- Кстати, об интернете. Вы терпимы к языку интернета, более того, сами иногда грешите. Разрешите спор не на жизнь, а на смерть: как надо писать, «чо или чё» и «не фиг» или «нефиг»? Странные люди пытаются обосновать слитное написание последнего тем, что это наречие. (Тоном ябеды.) А наречных выражений они в школе, видимо, не изучали.

- Поскольку официальной грамматикой это не регулируется и нормам не подчиняется, писать можно как угодно. Это проблема не грамматики, а выразительности.

- Оооо… А сами как пишете?

- Я пишу «нефиг» и «чо». Мне кажется, это более энергично.

- А я пишу «не фиг» и «чё», и мне кажутся более энергичными как раз эти варианты.

(Журналист и интервьюируемый долго и выразительно на разные лады произносят эти емкие слова, оба колеблются, но в итоге остаются при своих.)

- Ну и пишите, как вам нравится. Сейчас проблема не в языке интернета, а в утрате – после перестройки – стиля и чувства стиля. В русском языке всегда было много стилей (официальный язык, литературный, домашний, разнообразные жаргоны) и перегородки между ними. И на этом строилась игра словами. А потом перегородки рухнули, жаргоны и просторечие хлынули в общее пространство, и мы перестали чувствовать стиль. 

О приторных и непрофессиональных

- Ну да, коротко это можно проиллюстрировать опять же интернетовским выражением «ибо не фиг»,  – ладно, пусть будет «нефиг»  –  которое многие приняли всерьез как руководство к действию. А как вам нравятся выражения на уровне «беременная девушка» или «девушка, мать троих детей»?

- Это да… (Смеется.) Слово «девушка» далеко ушло в русском языке от своего первоначального значения.  

- А давайте нырнем в пучину СМИ, пишущих и говорящих о многодетных девушках: они грешат еще и страстью к сюсюканью, к омерзительному сиропу вроде «побаловать себя, любимую» и деминутивам, то есть уменьшительно-ласкательным суффиксам – ручки, ножки, пяточки, личико… А личико обязательно мажут кремиком. Что это – пресловутый гламурный стиль, о котором вы пишете в своей книге «Русский язык на грани нервного срыва»?

- Это разновидность гламурного стиля: переслащение.  Это специфический гендерный дискурс, который подчеркивает избыточную любовь к себе, когда говоришь о себе так, будто ты разговариваешь с ребенком. Или, например, мужчина так может говорить с женщиной… Это любопытное явление, которое свидетельствует о богатстве языковых функций. И для определенных сообществ этот язык подходит.

- Например, для всяких групп в соцсетях, вроде «Мамочек»… А вот серьезный вопрос: вы когда-нибудь слышали о словах-маркерах бедности?

- Нет, никогда. А что это? 

- А это – перечисляю – «творожок», «яблочко», «побаловать себя», «полакомиться», «питаться», «отдыхать» в значении «съездить в отпуск», «руководство» в значении «начальство»... Кажется, всё.

- Откуда вы это взяли?

- Есть такая популярная в соцсетях дама, жительница России, называющая себя филологом и журналистом и пытающаяся прославиться всеми возможными способами. Года два назад она наваляла материал, в котором все это изложила как данность: есть такие вот слова, свидетельствующие об обнищании народа, и частота их употребления увеличивается в пору лихой годины. 

- Все перечисленное – это разные явления, а в непрофессиональных разговорах часто сваливают в кучу разные понятия. «Полакомиться» и «побаловать себя» – из той же области любви к себе. Насчет «отдыха» – вы уверены, что речь шла о слове именно в том значении, а не в значении «спать»? Вроде «Иван Иваныч сейчас отдыхает»?

- Абсолютно уверена, там это разъяснялось.

- Тогда это вообще глупо, поскольку слово «отдыхать» – вполне нейтральное, как и слово «руководство». А «получка» вообще не пережила 90-е годы…

- Исчезло само понятие, во всяком случае, у нас: это раньше зарплата делилась на аванс и получку, а теперь – просто зарплата. Но, может, слово «получка» осталось где-то в российской глубинке?

- Ну, может быть, однако «аванс» в этом значении точно уже не существует. Что-то из перечисленного вами, если употреблено не по делу, может относиться к просторечию, а что касается «творожка» с «яблочком», то это опять деминутивы – вообще очень интересное явление.

По языку – шашлыком и шампуром

- Еще какое интересное! А теперь – внимание. Я зачитаю вам три цитаты, которые прошу вас прокомментировать. Первая. «Русский человек на протяжении всей своей жизни чувствует себя настолько подавленным: государством, бюрократической системой, официальной идеологией — что ощущает себя маленьким человеком. А когда он называет вещи уменьшительно, то он чувствует себя большим человеком. Он вырастает как языковой субъект. Перед ним водичка, селедочка, ножичек, лесочек и даже начальничек. Уменьшительные суффиксы — это своего рода заклинания, которыми мы приручаем хищные предметы мира. Они выполняют психотерапевтическую, компенсаторную функцию в российском обществе. Это способ овладения миром, когда им иначе овладеть нельзя».

- Это вульгарная социолингвистика. Отчасти верно здесь только одно –  приручение, то есть одомашнивание пространства, создание особого общего дома. А остальное – попытка навязать языку собственную идею. 

- Вторая цитата. «Он проследил, как посредством языка распределяется добронравие среди разных народов. В немецком языке есть слова, которые обозначают и злорадство, и доброрадство. А в английском слова “злорадство” нет совсем. Английские ученые используют немецкое слово, когда им нужно объяснить это понятие. “Настолько не злорадный народ. Они не понимают, как можно радоваться чужой беде и несчастью. Может, такое извращение есть, но чтобы его закреплять в языке, в отдельной лексеме — нет такого. А в русском языке наоборот».

- Да это же Михаил Эпштейн!

-  Узнали… Кто – понятно, но что это вообще?

- Это все – очень опасная вещь, когда мы пытаемся навязать языку собственное отрицательное мнение о чьей-то культуре и приписываем языку то, чего в нем нет. А вообще, в любом языке, как правило, наблюдается перевес в сторону отрицательных характеристик.

- И последний, третий Эпштейн. «Еще один интересный пример того, как в языке отображаются модели мира разных народов, — слова, которые чаще всего в них используются. В этом смысле язык действует как философ. Русский язык считает, что в основе всего лежит предлог “в” (это каждое 23-е слово русского языка). Английский — артикль “the” (это каждое 16-е слово). О чем это может нам сообщать? Россия — это страна пространства. Вещь мыслится окруженной чем-то, как в пространстве, так и во времени. Английский мыслит совершенно иначе. Определенный артикль указывает: “этот, а не тот”. Ему важно не окружение, не пространство, не заброшенность во что-то большее, а отдельность чего-то, выделенность данного предмета среди всех других».

- Это то же самое. Частное предварительное суждение, под которое вырываются куски из контекста.

- Как вообще можно сравнивать предлог и артикль, особенно если в одном из сравниваемых языков артиклей вообще не существует?

-  В общем-то, нельзя. А пространственных предлогов хватает не только в русском, но и в других языках, можно было бы посмотреть на них.

- По-моему, у него и с английским некоторые проблемы: определенный артикль не указывает «этот, а не тот», он указывает – «конкретный, а не любой».

- Да и вообще считать частотность в русском языке – занятие любопытное. Я помню, где-то в 90-х подсчитали, что в какой-то из экзотических стран, куда стали ездить наши туристы, самым популярными русскими словами – именно их в первую очередь выучили все торговцы – были «давай», «корефан» и «Наташа». Что, будем делать выводы о русском языке?

- И на закуску – вопрос, специально для нашего Раквереского мясокомбината, а вернее, для тех, кому комбинат доверяет делать рекламу на русском языке. «Теперь шашлычная классика Rakvere предлагается в новых сподручных пакетах. Удобнее для переноски и бережнее по отношению к природе!»  (Общий хохот за столом, Кронгауз утирает слезы.) Я пыталась с ними побороться, но получила ответ: «Здравствуйте, благодарим за мнение! Поверьте, разработкой наших рекламных кампаний занимаются лучшие профессионалы Эстонии, в том числе носители русского языка, обладатели дипломов и ученых степеней. Еще раз обращаем внимание на то, что даже в тех случаях, когда явно наблюдаются отклонения от грамматических норм, «рекламный язык» вполне может это себе позволить, зачастую преследуя цели вне рамок банального информирования. Мы благодарим за неравнодушное отношение к нормативной чистоте рекламных материалов на русском языке в Эстонии и понимаем, что у Вас есть на этот счет собственное мнение, но в данном случае оставляем за собой право остаться при своем». (Снова общий хохот.)

- Это прекрасно!

- Но все-таки, пожалуйста, передайте несколько слов обладателям дипломов и степеней.

- (Задумывается.) Ладно, передаю: держите свой креатив в узде, он не должен быть беспредельным.