/nginx/o/2017/09/25/7138811t1h629f.jpg)
Снижение неравенства и создание для всех равных прав и свобод, а также гарантия этого – вот за что борются прогрессивные, либеральные и левые силы нашего общества. Введение налога на бездетность, безусловно, стало бы одним из шагов в сторону общественной организации, учитывающей всеобщее равноправие, пишет в Postimees востоковед и старший научный сотрудник Центра ориенталитики Тартуского университета Пеэтер Эспак.
Заводить или не заводить детей – это горячая тема, которая в сегодняшнем обществе Эстонии вызывает большие страсти. Феминистки борются за то, чтобы освободить женщин от якобы навязанной патриархальным обществом обязанности производить на свет наследников.
Некоторые предприниматели на основании количества рождающихся детей измеряют успешность и потенциальную продуктивность нашей будущей экономики, а также через призму статистических подсчетов считают рождение детей инвестицией. К какой бы из сторон в той или иной степени кто-то не относил свое мнение, ясно, что любое высказывание несет с собой страстную реакцию. Конечно, и потому, что от роста численности населения ясно и неоспоримо зависит выживание эстонской нации и культуры.
Уже в Шумере количество детей было связано с будущими доходами не только для живущих на земле людей, но и после перехода в мир иной. Предположительно, наследники должны были для блага своих родителей приносить жертвы в тот мир, от этого зависело благополучие после смерти. Но все же понятнее, что большое количество детей в целом обеспечивает благосостояние и изобилие.
Ярче всего связь количества детей с будущим загробным изобилием описана в шумерском мифологическом эпосе под названием «Гильгамеш, Энкиду и подземный мир», в котором попавший в подземный мир лучший друг героя шумерских эпосов Гильгамеша Энкиду описывает, что он во время этого путешествия видел. Поскольку шумерское слово «сын» (dumu) может означать и просто наследника без указания половой принадлежности, сложно сказать, имел в виду автор текста исключительно сыновей или детей вообще («Гильгамеш, Энкиду и подземный мир» в переводе автора):
«Ты видел мужчину, у которого один ребенок?» - «Видел его». – «Как у него дела?» - «Он горько плачет…?...»
«Ты видел мужчину, у которого двое детей?» - «Видел его». – «Как у него дела?» - «Он сидит на двух кирпичах и ест хлеб».
«Ты видел мужчину, у которого трое детей?» - «Видел его». – «Как у него дела?» - «Он пьет воду из фляжки».
«Ты видел мужчину, у которого четверо детей?» - «Видел его». – «Как у него дела?» - «У него в сердце радость, как у человека, который может использовать четырех ослов».
«Ты видел мужчину, у которого пятеро детей?» - «Видел его». – «Как у него дела?» - «Как у хорошего неутомимого писца, входящего, если нужно, в царский дворец».
«Ты видел мужчину, у которого шестеро детей?» - «Видел его» - «Как у него дела?» - «Он рад, как плугарь».
«Ты видел мужчину, у которого семеро детей?» - «Видел его». – «Как у него дела?» - «Он сидит на стуле ниже только богов и слушает их важные слова».
Мужчина с одним ребенком явно находится в более печальной ситуации и жалуется на свое плохое положение, человек с двумя детьми ест хлеб, а родитель троих детей может позволить себе свежую воду, которую в мире мертвых считали роскошью. А отец четверых детей - как состоятельный хуторянин с четырьмя ослами, отца пятерых детей сравнивают с писарем королевского двора, что в нашем понимании – высокопоставленный государственный чиновник. В свою очередь отец шестерых детей рад, как плугарь, имеющий свое хозяйство, а отец семерых детей после смерти сидит в одной компании с богами и у него есть право самому слышать важные слова и решения.
К сожалению, кусок текста о мужчине без наследников настолько плохо сохранился на глиняных табличках, что его невозможно точно перевести. Но сохранился текст о женщине, которая никогда не рожала:
«Ты видел женщину, которая никогда не рожала?» - «Видел ее». – «Как у нее дела?»
«Как (старый) глиняный горшок отброшена она в сторону, она никому не приносит радость».
Дальше, в числе прочего, приведено, что как невинные молодые мужчины, так и женщины (в переводе «которые никогда не раздевали своего партнера») плачут о второй половинке и скорбят. Естественно, понятно, что древние шумеры подразумевали под этим более четырех тысяч лет назад. В ту эпоху не было пенсионной системы, как и другой организованной государством социальной помощи. Попавшим в беду своя община, конечно, помогала и в древности и, возможно, не позволяла им умереть в одиночестве, но именно наличие детей гарантировало благополучие родителям – не только в этом мире, но и в подземном - после смерти.
Сегодня мы считаем само собой разумеющимся, что общество гарантирует как пенсию, так и другие нужные для жизни блага в старости. Общество, в котором древняя деревня или общество заботятся о своих «бедных» и «попавших в беду», давно исчезло. В панельных городских домах знают в лучшем случае каких-то отдельно взятых соседей. Без помощи государства справляются только многодетные родители или те, кто насобирал большие инвестиции за свою жизнь. Те же, у кого наследников или больших накоплений вообще нет, без помощи государства находились бы в абсолютной бедности; возможно, могли бы обеспечивать лишь самые главные свои повседневные потребности.
Как ученые-экономисты, политики и предприниматели, так и обычные граждане, которые в последнее время подчеркивали в Эстонии связь между количеством детей и будущим экономическим благополучием, попали под огонь ненависти. Их часто обвиняют в том, что они измеряют весь народ, их обзывают проклятыми капиталистами. Или в худшем случае женоненавистниками, павшими индивидами, которые видят в женщинах только машин патриархального общества для рождения. Они – «злые мужчины средних лет», которые хотят контролировать женское тело и говорить ему, как оно должно работать.
В то же время, никто не ссылается на то, что в старости мы требует одинаковых благ. Часто бездетные женщины или мужчины забывают, что для своей будущей пенсии и всех социальных гарантий семьи с детьми инвестируют свое время и средства здесь и сейчас. О том, что за бездетного в будущем платить придется чьему-то чужому ребенку, часто даже не думают. Чьи-то чужие потраченные любовь, время и деньги считают естественно принадлежащими себе, по принципу - «общество отвечает».
Древние шумеры своими мифами выразили правду жизни общества, чьи убеждения действуют и в потустороннем мире после смерти. Отсутствие детей перенесли в мифологию, продемонстрировав сопровождающие это вечные лишения и скорбь. Сейчас предупреждающие мифы или морализирующие внушения до нас не дойдут. Но дойдут исходящие из принципа свободы и равенства требования к организации человеческого общества в рамках либеральной демократии.
Разве не справедливо по отношению ко всем было бы, – как для бездетных, так и для многодетных – чтобы у нас был введен налог на бездетность? Человек, который не хочет детей (по идеологическим или чисто практическим причинам), мог бы на полном праве вместе с растящими детей родителями сказать, что он вкладывается или инвестирует в свое и всего общества будущее.
Семьи с наследниками или большим количество детей не должны чувствовать эту несправедливость, что их вклад недостаточно ценят и рожденные и выращенные ими дети должны в свою очередь остаться без чего-то, чтобы содержать бездетных. Конечно, все равно какая система налогообложения бездетности будет содержать в себе много чего для тех, кто найдет много аспектов, которые можно назвать несправедливыми. Но разве система, при которой принципиально не желающий детей человек принимает материальные ценности от чьего-то чужого ребенка, справедливее?
Налог на бездетность решил бы и ситуацию, при которой, например, феминистические круги могут обвинять силы, пропагандирующие многодетность, в женоненавистничестве. Но пропагандирующие многодетность или чисто экономически калькулирующие круги не могут предъявлять претензии (в том числе, феминистическим кругам) за отсутствие детей, или даже за безразличие к основным традициям общества.
Все вкладывались бы в свое будущее на равных. Никто ничего не считает несправедливым, а каждому дается справедливая возможность жить так, как ему хочется. Снижение несправедливости и создание всех прав и свобод, а также обеспечение этого – это именно то, за что борются прогрессивные, либеральные и левые силы нашего общества.