Выравнивание дотаций сельхозпроизводителей не озолотит

Андрес Оопкауп. Фото: Тоомас Хуйк

Прозвучавший в ходе обсуждения европейской сельскохозяйственной политики лозунг выравнивания условий отнюдь не сулит нашим сельхозпроизводителям золотые горы, при этом повода для отчаяния тоже нет, поскольку общее направление реформы благоприятно для нас, о чем свидетельствует обмен мнениями вице-канц­лера Министерства сельского хозяйства Андреса Оопкау­па и главы Сельскохозяйст­венно-торговой палаты Роомета Сырмуса.

Несведущему человеку может показаться, будто под вывеской единой сельскохозяйственной политики Европейского Союза (ЕСХП) происходит исключительно распределение средств. Поясните, пожалуйста, что же представляет собой ЕСХП на самом деле.

Оопкауп: Для разъяснения этого надо вернуться немного назад. После войны вся Европа страдала от дефицита продовольствия и тогда были поставлены простейшие цели: обеспечить людей достаточным количеством продуктов питания, чтобы они были доступны по приемлемым ценам, создавались посредством технического прогресса, и при этом сельхозпроизводитель получал достаточный доход.

Таким образом, цели ЕСХП изначально были определены очень ясно. Единая сельскохозяйственная политика за это время прошла множество разных этапов. Через каждые три-пять лет она менялась, и сейчас речь идет все о том же — об очередных изменениях.

Сырмус: Прежде всего, это одна из немногих единых политик ЕС, финансируемых из центрального бюджета. Это важно отметить, поскольку средства, идущие на сельское хозяйство, всегда очень внимательно пересчитываются всеми заинтересованными группами и лицами, при этом говорят, посмотрите, сколько получают эти сельхозпроизводители.

На сельское хозяйство из бюджета ЕС уходит примерно 40%, налогоплательщику кажется, что это невероятно много. Как вы объясните этот факт жителям Эстонии как налогоплательщикам ЕС?

Оопкауп: Своеобразие ЕСХП состоит не в том, сколько денег на это выделяется, но в том, что эти средства собираются с ЕС и потом распределяются между всеми. Если бы сейчас, например, на оборонную политику со всего ЕС собирали бы по два процента от ВВП также в общий бюджет, то какая бы сумма получилась? Она была бы впятеро больше!

Сырмус: Если сопоставить эти суммы, то надо было бы обратить внимание и на удельный вес публичных расходов от объема ВВП. Следовало бы сравнить между собой бюджетные затраты на публичную сферу в странах ЕС и тогда посмотреть, какая часть публичных средств идет в тот или иной сектор. Тогда можно было бы получить более честную и адекватную картину. Без такого сравнения разговоры об этих 40% будут бесплодными.

Если представить себе, что этих денег на ЕСХП не было бы и ЕС не оказывал бы поддержки сельхозпроизводителям, то каковы могли бы быть последствия?

Оопкауп: Отвечая на этот вопрос, стоит взглянуть на карту мира. Следует посмот­реть, чем занимаются США, Бразилия, Аргентина, Китай, Россия. Если бы мы пошли по тому пути, на котором Эстония находилась лет 15 назад — мы были ультралиберальными, не оказывали поддержки и считали, что нам никакая защита не нужна, — остальной мир нас бы просто съел. И может быть, это обернулось бы голодом.

Сырмус: Я думаю, что катастрофы бы не случилось, но тогда товары производились бы там, где это делать дешевле всего. На самом деле мы и сейчас наблюдаем это — к нам поступает говядина из Южной Америки, баранина из Новой Зеландии и фрукты с юга. Такое разделение труда при производстве сельхозсырья и продуктов питания увеличилось бы еще больше.

И тогда возник бы вопрос, является ли Эстония в мировом контексте вообще таким местом, где можно было бы хоть что-то производить дешевле, лучше и эффективней. Может быть, таким сектором стало бы молочное производство, но это еще большой вопрос.

Если бы вы могли формировать ЕСХП по своему усмотрению, какой бы она была?

Оопкауп: Эстония начинала политику субсидирования сельского хозяйства с поддержки капиталом, которая по сути являлась инвес­тиционной поддержкой и я думаю, что на самом деле было бы довольно полезно, если бы в будущем политика была сосредоточена именно на подобных инвестициях.

Это означало бы поддержку техническому прогрессу и сельхозпроизводитель располагал бы технологией на довольно хорошем уровне, что обеспечивало бы производительность, экологичность и т.д.

Сырмус: Самая больная тема, за которую мы выступаем, это выравнивание конкурентных условий. Наши сельхозпроизводители конкурируют с производителями из 26 других стран и в то же время получают в несколько раз меньше дотаций, чем в среднем по ЕС. Перераспределение субсидий между членами Евросоюза должно происходить так, чтобы эстонские производители оказывались в более равных конкурентных условиях. 

И мехнизм распределения должен исходить из объективных критериев — например, следует принимать в расчет, что мы расположены в северном регионе и вегетативный период короток. Эти дополнительные расходы, которые в идеальных климатических условиях Центральной Европы не нужны, должны были бы компенсироваться в Эстонии из публичных средств.  
       
Сильно ли сценарий вашей мечты отличается от представленного видения ЕСХП?

Оопкауп: Очень сильно отличается, но возможно, что когда-нибудь мы придем и к таким денежным субсидиям. Я дискутировал на эту тему с другими членами ЕС, например, с датчанами, и в принципе они даже согласны с таким вариантом. Зато голландцы сказали, что это такая бюрократия, которую никто из аграриев не сможет пережить.

Сырмус: По крайней мере, радует то, что какой бы документ мы ни читали — как от Еврокомиссии, так и Европарламента, а теперь еще и это поступившее от комиссии предложение насчет финансовой перспективы, — ясно, что осознание неравенства на самых разных уровнях произошло.

С другой стороны, в предложении по финансовой перспективе говорится о том, что предстоит еще один переходный период — семь лет. По отношению к этому мы настроены критически. Опять будет дан стартовый выстрел, а для наших производителей он прозвучит позднее, и они вынуждены будут плестись в хвосте.

С какими государствами Эстония выступает вместе в обсуждении ЕСХП?  

Оопкауп: Это зависит от темы. Если мы говорим о выравнивании субсидий, то здесь мы заодно с Польшей и восточным блоком. Но если взять установление пошлины на рис, то мы отнюдь не вместе с восточным блоком.

В этом случае проявляется более либеральное отношение Эстонии. Если на внешней границе ЕС будет введена таможенная пошлина на рис, то это сразу повысит стоимость риса. Почему же мы, исходя из интересов Эстонии, должны поддерживать это, если сами не выращиваем рис?

Сырмус: Что касается равенства, то тут в основном выступает Польша, и в целом можно сказать, что за этот идеал равенства борются все новые члены ЕС — Польша, Чехия и страны Балтии, которые по части субсидий плетутся в хвосте.

Есть ли какое-то разделение между большими и маленькими государствами? 

Оопкауп: Прямого разделения нет, но я бы сказал, что малая величина — это тормоз. Эстония и еще ряд небольших государств имеют в процессе голосования четыре голоса, Германия — 29, Испания и Польша — по 27 голосов, а для принятия решения нужно как минимум 255 голосов. Мы со своими четырьмя голосами ничего не решаем.

Значит, в этом смысле мы вообще не имеем права голоса?  

Оопкауп: Нет, я не хочу сказать, что у нас вообще нет никаких возможностей. В каком-то вопросе мы можем оказаться решающим голосом. Мы можем говорить о ценностях, идеях и потребностях, но реальная жизнь такова, что нам следует знать: наш голос принимается тогда, когда он выгоден другим.

Если заглянуть вперед, то насколько просто будет договариваться в условиях новой сельскохозяйственной политики?

Оопкауп: Это наверняка будет сложный процесс, хотя бы потому, что в принимающий решения треугольник теперь вовлечен и парламент.

Но, в конце концов, спор все равно придет к денежному вопросу — кто сколько получает и на каких основаниях. К сожалению, это так. Сейчас очень многие решения принимаются на основании того, как будет выглядеть бюджет.

Если взять эту бумагу о финансовой перспективе, к обсуждению которой должны приступить министры финансов, то видно, что они ничего не хотят перераспределять. Сейчас планируется перераспределить между членами ЕС 1,8%. Это уж точно особенно значимая цифра!

Сырмус: Но в то же время мы не говорим о полном равенстве, чтобы аграрии всех стран ЕС получали 273 евро на гектар и все тут. Мы говорим о том, что если средняя сумма — это 273 евро, то минимально можно было бы получать 80% от нее, а максимально — например 120%.
Поскольку объем сельхозпроизводства новых стран-членов ЕС относительно невелик, значит, на уровне ЕС массивного перераспределения средств не будет.

Значительное улучшение положения стран Балтии не означает, что положение французских аграриев резко ухудшится. Это довольно разные величины, и я надеюсь, что в этом свете все-таки родится какой-то компромисс.

Значит, в свете новой ЕСХП жизнь эстонских аграриев после 2014 года станет лучше? 

Оопкауп: Это зависит от того, как, в конце концов, договорятся. Нынешнее предложение означает, что пособие на один гектар повысится на четыре евро в год. Это весьма далеко от того, чтобы мы могли говорить о том, что сельскохозяйственный сектор озолотится.

Но это также не значит, что мы сядем и будем плакать, что ничего не получили. Вообще-то, впереди у нас еще много споров. Справедливы ли эти основания, подходят ли они другим, как реагируют другие страны ЕС в Центральной и Восточной Европе? Мы только начинаем дискуссию, и я надеюсь, что мы выиграем гораздо больше, чем базируясь на нынешнем проекте бюджета.

Сырмус: Конечно, нужно быть оптимистами. Я не хочу быть пессимистом и говорить, что жизнь аграриев станет хуже.

Просто дело в том, что пособия-то могут увеличиться, однако расходы аграриев, к сожалению, всегда растут быстрее, чем их доходы. Сейчас мы говорим, что продукты очень дорогие и что цены на сельскохозяйственное сырье очень высокие, но стоимость удобрений и прочего растет еще быстрее.