/nginx/o/2011/07/21/678008t1h0a45.jpg)
Эстонский президент Тоомас Хендрик Ильвес с легкостью добился переизбрания на второй срок: за него проголосовали 73 депутата парламента страны, при необходимых для победы 68 голосах. Соперничавший с Ильвесом депутат Европейского парламента Индрек Таранд получил всего лишь 25 голосов.
Этот результат был предсказуем: о поддержке кандидатуры Ильвеса договорились партии правящей коалиции, а Таранда поддержала оппозиционная Центристская партия, возглавляемая мэром Таллинна и бывшим премьер-министром страны Эдгаром Сависааром. Но так просто выборы эстонского президента проходили отнюдь не всегда.
Чтобы стать главой государства в 2006 году, Ильвес вынужден был пройти через настоящее чистилище: он так и не добился победы в парламенте и судьбу президентской должности решала коллегия выборщиков с участием представителей местного самоуправления. Именно благодаря коллегии выборщиков стал президентом Эстонии и предшественник Ильвеса Арнольд Рюйтель.
Примечательно, что настроения в парламенте и коллегии выборщиков столь разнятся, что нередко эстонские политические партии предлагают определиться с различными кандидатурами: в 2001 и 2006 годах Рюйтель не был среди фаворитов парламентариев, его кандидатуру даже не выдвигали для их рассмотрения — и это при том, что в 2001 году он возглавил Эстонию, а в 2006 году лишь незначительно отстал от Ильвеса.
И уже то, как драматично проходила борьба за президентский пост — при всей условности полномочий главы государства — всегда свидетельствовало о живости эстонской политической жизни.
Сейчас эксперты в Таллинне, как это обычно бывает после практически безальтернативного голосования, пытаются понять, что же означают его результаты — стабильность или застой — и благодарят Таранда даже не за то, что он привнес в президентские выборы хоть какую-то интригу — интриги не было, а за то, что процесс избрания потерял советскую предопределенность.
Американскому эстонцу Ильвесу трудно провести такие параллели и понять, на какие сравнения наводят соотечественников заранее подготовленные речи и известные результаты. А для тех, кто такие параллели проводил, были важны прошедшие накануне дебаты между претендентами и то, что президент был вынужден отвечать на неприятные вопросы.
На этом фоне принесенные в зал заседаний букеты уже не казались цветами именно для Ильвеса, и сравнение Рийгикогу с Верховным Советом Эстонской ССР уже казалось неуместным.
Что, конечно, не мешает разговорам о том, чьим же все же президентом является Ильвес — «народным» или «элитарным», проголосовало бы за него население или предпочло бы человека, выросшего в Эстонии, а не в США?
Вопрос, казалось бы, не праздный — когда в 1992 году в виде исключения проводились общенародные выборы президента Эстонии, в первом туре Арнольд Рюйтель набрал на 12 процентов голосов больше, чем его соперник Леннарт Мери — но до 50 процентов не дотянул. И избиравший во втором туре главу государства парламент — такой была процедура — отдал предпочтение Мери, и ставшему первым после восстановления независимости президентом Эстонии.
Но дискуссия о «народности» теряет смысл, когда задаешься другим вопросом: а должен ли быть «народным» президент с такими ограниченными полномочиями? Может быть, как раз в этом случае президент и является символом согласия элит — и то, что эстонские политические партии так быстро его достигли, свидетельствует об отсутствии серьезных разногласий в коалиционной власти и приемлемости кандидатуры самого Ильвеса?