:format(webp)/nginx/o/2013/02/06/1558360t1h2690.jpg)
Накануне приближающихся выборов на стол вновь выложили карту русскоязычного образования, идеи высказываются и факты комбинируются так, как кому-то удобно в данный момент. Общая картина расплывается и уже не понятно, кто о чем и зачем говорит, пишет в Postimees руководитель Фонла интеграции Ирене Кяосаар.
Принимая решения, необходимо учитывать не только текущее состояние дел, но и опыт прошлого. Единой модели нет – должна возникнуть комбинация, в которой будут учтены региональные особенности, влияние обязательности и сила свободного выбора, вовлеченность всех участников и педагогическая мудрость.
Эстония вновь обрела независимость в 1991 году и унаследовала две школьные системы, отличающиеся и по сути и по языку. В 1996 году была принята первая единая программа обучения, но в языковом плане все осталось так, как было.
В 1997 году в Законе об основной школе и гимназии было утверждено, что 1 сентября 2007 года начнется переход на преподавание предметов на эстонском языке. В течение нескольких лет этот срок откладывался несколько раз – пояснялось, что общество не готово. (Кажется знакомым?)
Мы больше не говорим о русской школе, которая где-то есть и что-то должна делать, но, к счастью, нас это не касается.
Сейчас тогдашние решения критикуются в том плане, что надо было начать как минимум с начальной школы. Однако забывают, что тогда невозможно было принять решение, поскольку политическое давление с другой стороны было бы слишком сильным и даже имеющийся выбор мог бы пойти ко дну. Звучали аргументы противников, что начнет происходить полная ассимиляция и у русских детей будет отобрана возможность выучить родной язык. Точка зрения Мати Хинта, что обучение на русском языке убивает эстонский язык как родной, а двуязычие от лукавого, для слишком многих была весомым аргументом. Переход гимназической ступени стал возможным во многом благодаря аргументу, что это не обязательная ступень образования. Таким образом, давайте не будем помещать решения двадцатилетней давности в сегодняшний контекст.
В 1998 году в Нарва-Йыэсуу прошла конференция, в которой приняли участие тогдашние сторонники многоязычного образования из университетов, министерств, местных самоуправлений и школ. Было решено, что в качестве добровольной программы будет начата реализация полного языкового погружения.
С 1999 года к программе добавилось гарантированное учреждениям консультирование по проведению изменений и вопросам методики, разносторонние курсы для различных целевых групп, в том числе родителей учеников. Была разработана учебная программа, учебные и методические материалы, а также создана оказавшаяся весьма успешной сеть школ и детских садов. В первый год исследовательская группа Тартуского университета начала исследование, в ходе которого программа постоянно дополнялась на основании предложенных рекомендаций. Позже было начато языковое погружение в детсаду, позднее языковое погружение и двустороннее языковое погружение.
В начале 2000-х годов я была на сотнях учительских и родительских собраний в школах и детсадах и выслушала немало критики и обвинений в том, что убивают идентичность детей и уничтожают систему образования. Я участвовала во многих дебатах с политиками и на государственном и на муниципальном уровне, объясняя, что программа не рассчитана только на одаренных детей и во многом полностью отвечае государственной программе обучения, то есть дети не останутся полуязыкими и неумными. Теперь, когда родилась одна из историй успеха эстонской системы образования, тогдашние споры кажутся мелкими и далекими, но тогда пришлось обсудить это, чтобы продвигаться дальше к более ясной цели.
Настал долгожданный или вызывавший опасения 2007 год, когда поступившие в 10-й класс школ с русским языком обучения должны были в обязательном порядке изучать эстонскую литературу на эстонском языке.
Осенью 2007 года была сформирована рабочая группа, в которую вошли директора школ с русским языком обучения, совместно был уточнен порядок перехода и план действий. В первые годы перехода под руководством Тартуского университета обучали директоров школ – именно со школьного руководства все и начинается. Если директор школы хочет и умеет, можно найти и учителей, создать школьную среду, мотивировать учеников, родителей, учителей, тогда придут и результаты.
С 2007 года некоторые успешные школы, которые давно проводили эстоноязычное обучение, смогли выступить открыто и прдемонстрировать свой опыт. С 2007 года у некоторых школ загорелась земля под ногами, поскольку стало ясно, что обратного пути нет. Стали действовать: обучали учителей и разработали учебные материалы (поначалу на государственном уровне для пяти обязательных предметов); обсуждали и анализировали. Директора школ все время в этом участвовали и с их мнением очень считались.
Все школы, которые, помимо тех предметов, которые постепенно в обязательном порядке стали преподавать на эстонском, добавили в свою учебную программу другие эстоноязычные предметы, получили государственные пособия, чтобы обучить преподавателей и этих предметов и приобрести учебные материалы. Осенью 2011 года начали учебный год первые 10-е классы, которые во всех школах Эстонии должны были изучать 60% предметов на эстонском языке. В 2014 году завершился переход на эстонский язык обучения на гимназической ступени.
Конечно, в процессе были допущены и ошибки: то есть государство было слишком мягким при разоблачении потемкинских деревень, но за этим была вера, что для осуществления перемен каждому участнику нужно время, во многом так оно и было. Желание местных самоуправлений принять участие в процессе тоже было разным, но в широком смысле система работает, уровень владения эстонским с каждым годом повышался и на гребне этой волны уже несколько лет назад стали возникать объединенные эстонско-русские гимназии, в том числе государственные.
Были школы, чьи попечительские советы ходатайствовали об исключениях, т.е. хотели вернуться к русскоязычному обучению. Я лично несколько раз бывала в этих школах, которые ходатайствовали по нескольку раз. Бывали и случаи, когда директор утверждал, что руководство школы не поддерживает и не ходатайствует об исключении, и школа хотела бы спокойно продолжить свою работу. Я благодарна всем правительствам, которые не разрешили этих исключений, поскольку влияние этого было бы намного шире, чем кажется на первый взгляд – позиции формируются годами, а создать в них трещину можно одним решением. Очень надеюсь, что и нынешнее правительство не примет этого решения относительно тех трех школ, ходатайства которых лежат сейчас на столе.
В нынешней политической борьбе сторонники русскоязычного образования тоже представляют модель 60 на 40 как школу, которая убивает все святое – не дает знаний и ни одного языка на хорошем уровне. Да, программы, проводимые насильственно, укореняются по большей части сложнее, чем добровольные, но лишь с помощью определенных правил и соглашений можно охватить и тех, кто иначе остался бы в зоне комфорта и продолжил бы делать “как было всегда”.
С добровольными программами с каждым годом будут становиться все сильнее те, кто нацелен на успех, и все больше отставать те, кто по той или иной причине не проявляет инициативы. Вопрос в том и состоит, чего мы хотим достигнуть. Станем ли мы ждать, пока слабые вымрут – естественный отбор работает, родители голосуют ногами, но действительно ли мы хотим двигаться в этом естественном темпе?
В 2014 году стало четко видно, что эстонская система образования вступила в новую эпоху объединенной школы. Была начата программа, цель которой – на примере эстонских школ описать модель совместного обучения носителей разных языков и культур. Путем описания историй успеха и рисков хотели сформулировать предложения, которые можно было бы затем сделать всем школам Эстонии.
Именно в рамках этого проекта несколько недель назад было проведено исследование Нарвского колледжа о совместном обучении, которое показывает, что несмотря на трудности эта модель оказалась успешной.
С 2015 года в эстонской системе образования появилось еще одно новое измерение под названием “новые мигранты”, объединенная школа больше не означает узкого слияния эстонцев и русских, а подразумевает большее широкое мультикультурное, компетентное образовательное учреждение, в котором ценят эстонский язык и культуру.
Во многом именно благодаря появлению беженцев некоторые наши школы “неожиданно” оказались в ситуации, когда прежний иллюзорный покой и равновесие (на самом деле, зона комфорта и узколобый взгляд) были выбиты из колеи. И снова, многим школам эта ситуация давно была знакома, а работающая школьная среда и учебные материалы давно были разработаны, но для более широкой картины это все же стало потрясением и привело нас к применению учебной концепции, меняющейся в несколько раз быстрее. Школа с эстонским языком обучения силой была затянута в сферу мультикультурного и многоязыкового образования – и это на пользу абсолютно всем учащимся.
Изменения, произошедшие в последние двадцать лет, и позиции изменились до неузнаваемости. Мы больше говорим не о том, надо ли преподавать эстонский язык, а о том, как сделать это лучше – это большое изменение. Мы больше не говорим о русской школе, которая где-то есть и что-то должна делать, но, к счастью, нас это не касается. Эти изменения произошли в результате действия очень многих факторов: здесь сыграли роль и историческая неизбежность, и изменения в обществе, и добровольный энтузиазм и корректность исполнения государственных законов, двигавшие программы вперед, и большая работа директоров школ и учителей. Мы находимся там, где находимся, и это место не столь красиво, как нам хотелось бы двадцать лет назад, но и не такое страшное и мрачное, как иногда рисуют. Теперь нужна мудрость и забота, чтобы двигаться дальше, и дети все время в ходе этого процесса должны оставаться у нас перед глазами – они и их будущее, которое мы не имеем права испортить!