Еще раз об интернационализме, или Святыни – это особые шоры, заслоняющие жизнь

Елена Скульская. Фото: архив Елены Скульской

В мире культуры не существует национальных границ, считает критик Елена Скульская.

У довольно молодого эстонского поэта Ивара Сильда, живущего в небольшом поселке Аллику недалеко от Таллинна, есть такие стихи:

правнуки былинных героев

играют на дудочках черных лебедей

в болотистых зарослях черных журавлей,

создавая народные узоры, в которых горы

старинных кладов, воспетые в одах…

но святыни – это просто особые шоры,

заслоняющие жизнь.

Он читал их в минувшую субботу в Книжной деревне Вытиквере – ежегодном празднике книги, который придумала и уже в девятнадцатый раз провела писательница Имби Паю; Вытиквере – ее родная деревня. Там я несколько дней назад услышала полузабытое слово «интернационализм», давно замененное в современном мире словом «коллаборация» – «объединение». Но Имби говорила именно об интернационализме своего книжного праздника, где  вместе с эстонскими писателями выступали финские и русские. Вести праздник ей помогал прекрасный ведущий Рейн Сикк. Русскую словесность представляла Полина Черкасова, антрополог и писательница, сочиняющая сказки и позволяющая себе непременно некоторую долю импровизации, которая сообщает этим сказкам –  всегда врачующим, умиротворяющим, лечащим душевные раны – особенную музыкальную прелесть и и непредсказуемость. Сказки выпущены и на русском и на эстонском языках.

Каким-то загадочным образом, как мне показалось, рифмовались со сказками Полины Черкасовой стихи Ивара Сильда; да и вообще весь праздник на небольшой поляне в деревне, где живет всего около тысячи человек, объединял необыкновенно бережно и деликатно всех, кто выступал, и всех, кто просто приехал предложить читателям свои книги. Сюда ежегодно съезжаются люди со всей Эстонии, чтобы купить книги и послушать писателей. Писатели (нас было много, не буду больше никого называть поименно, чтобы вдруг кого-то не забыть, а программа была столь обширна и содержательна, что ее следует просто изучить отдельно) стоят за прилавками и весело-ярмарочно расхваливают свой товар, а покупатели разглядывают и ощупывают обложки и покупают-покупают-покупают, хотя всему миру давно известно, что бумажная книга умерла.

За какими-то изданиями приезжают специально из Таллинна, Тарту, Пярну, окрестных сел и деревень, какие-то произведения находят здесь случайно; писателей, издателей, с одной стороны, и покупателей, с другой, мне кажется, было примерно равное число, но никто из литераторов не ушел обиженным, никто не вернулся со своими книжками, чтобы спрятать их дома под диван, – большинство «корешков» перекочевало в дома, где еще есть книжные стеллажи, и хозяева перед сном долго стоят перед ними, выбирая что-то, что подходит под нынешнее настроение.

Сияло солнце, потом шел проливной дождь – книги накрыли полиэтиленом, зрители спрятались под деревьями; осы и бабочки облепили всех без разбора – и популярных и малоизвестных писателей; кормили гостей вкуснейшим наваристым супом и показывали спектакль местной самодеятельности. Удивительный праздник устроила нам Имби, праздник, который хоть на какое-то время дает писателю ощущение своей небесполезности! Особенно в тот сладкий миг, когда к тебе подходит покупатель и восклицает: «Как, а ваши книги уже кончились?!», а ты с ликующей грустью киваешь скромно головой...

Открывая границы

Режиссер Иван Стрелкин приехал в Таллинн из Питера, проработал в нашем Русском театре три года, вместе с хореографом Антонией Колуярцевой они также поставили в театре Von Krahl спектакль по моему роману «Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны», творческое наше содружество было незабываемым! Карьера Ивана складывалась весьма удачно, но он всё бросил, поступил в университет в Эссене на отделение хореографии и превратился из драматического режиссера в хореографа и танцора, востребованного в Германии, Италии, Люксембурге. Недавний его спектакль «Кармен» на музыку Бизе-Щедрина очень хотелось бы увидеть на каком-нибудь фестивале в Таллинне.

В этом произведении Стрелкин исходит из того, что уникальность Кармен заключается в ее готовности пожертвовать жизнью, но не изменить самой себе, не отказаться от своей свободы. Всё вокруг и все вокруг меняются, поддаются обстоятельствам и условиям игры, но Кармен неизменна. В спектакле использован такой прием: звучит запись музыки – дирижер Спиваков – включающая шуршание листов партитур, аплодисменты. И вот когда Кармен убита и раздаются финальные аплодисменты, то под это хлопанье одна из балерин встает и исполняет сольный танец. То есть она жива.

– Искусство, – говорит мне Иван Стрелкин, –  очень зависит, согласитесь, от обстоятельств, в которых оно создается. Я был безумно влюблен, мне не отвечали взаимностью, и я решил убить Кармен трижды, поскольку была такая возможность – эту партию исполняли три танцовщицы, но потом я несколько успокоился и понял, что Кармен – всего лишь символ того, что всегда будет привлекать мужчину в женщине.

– Может ли драматический режиссер и весьма успешный отказаться от слов? – спрашиваю я.

– Во-первых, я никогда не измерял свой путь в искусстве успехом и неуспехом, просто мне стало скучно и захотелось попробовать чего-то еще, это было возможно, поскольку я уже знал немецкий и английский, и мир был как бы открыт для меня; во-вторых, тело тоже думает, но без слов, в нем есть движение эмоции, но это движение обусловлено не сопоставлением того, как отреагировал герой на какие-то слова с тем, как отреагировал бы на них я, а иными импульсами. Драматический театр предполагает, что актер знает о том, что произойдет, гораздо больше, чем зритель, а мне хочется их в какой-то степени уравнять, допустить неожиданность не только для зрителя, но и исполнителя, потому что тело может повести себя неожиданно, оно тоже думает, но другим способом, который мне сейчас очень интересен. Я довольно точно самоопределился – я хочу быть самим собой.  Я – это я, такое вот кредо.

В Германии несколько иное отношение к творчеству, чем в Эстонии или, скажем, в России. В Германии ты больше поглощен процессом, чем зависишь от результата. Конечно, результат важен везде, но там готовы принять тебя в состоянии поиска, некого нескончаемого продвижения вперед, промежуточной стадии, просто доброжелательно и заинтересованно наблюдать за тем, что и как ты делаешь, не вынося окончательные вердикты и безапелляционные приговоры. Мне сейчас хочется развиваться в сторону абстрактного движения, избегающего нарратива… Но по Таллинну я всегда немного тоскую, здесь мои друзья, люди, которых мне всегда приятно видеть…

И снова интернационализм?

В минувшее воскресенье  я вновь услышала настойчиво и несколько раз произнесенное слово «интернационализм»  – со сцены национальной оперы «Эстония». На творческую лабораторию в театр приехали молодые балетные артисты из двадцати трех стран, результатом занятий стал гала-концерт, увенчавшийся балетом «Человек и стул» на музыку Bueno Vista Social Club, Моцарта и Пьяццоллы, поставленным украинским хореографом Олексием Бусько. Театр назвал этот проект именно интернациональным и, конечно, пошел на огромный риск, соединив в одной постановке молодых исполнителей из разных стран, разных школ, направлений, убеждений. Это современный спектакль, построенный на вольных движениях, где мебель есть некое препятствие, условность, знак цивилизации, мебель мешает немедленному соединению мужчины и женщины. Спектакль о притяжении, о любви, о жалости, о необходимости касаний, объятий, сплетений. Молодой хореограф сделал за три недели полноценный спектакль, а артисты из двадцати трех стран создали интернациональную сплоченную команду, движимую любовью и радостью.

… Мир разный, но он распахнут. И из открытых окон дует свежий ветер, разгоняющий спертый воздух замкнутого пространства, которое, во всяком случае в искусстве, всегда боится сквозняка – то есть разоблачения.