20 лет назад, 17 августа 1998 года, Россия объявила дефолт по части своих обязательств. Дальше была паника на финансовых рынках, девальвация рубля, банкротство нескольких крупных банков. Сбережения россиян уничтожили стремительно дешевеющий рубль и инфляция. Русская служба Би-би-си спросила у экс-министра финансов, банкира, кассира в пункте обмена валюты, геолога и домохозяйки, каким они запомнили этот день.
Это совсем не страшный день, и вспоминаю я его совсем нечасто. 17 августа был понедельник. Все решения мы принимали, по сути, в субботу и воскресенье. Собрали в воскресенье глав крупнейших компаний и банков в Белом доме. В понедельник было объявление в прессе.
Была большая и напряженная работа до 17 августа. Борьба за другие варианты, а затем несколько дней на подготовку. 17 августа - это не более чем анонсы. Смотрели реакцию рынка. Был целый ряд конкретных действий по управлению ситуацией.
Девальвация и отказ от части обязательств по госдолгу - само по себе решение тяжелое. Оно нанесло ущерб. Многие банки были вынуждены уйти с рынка, многие вкладчики потеряли [деньги], бизнес разорился. Ничего хорошего в этих событиях не было.
Но сейчас, через 20 лет, совершенно очевидно, что в той ситуации, с мая по август 1998 года, других вариантов не было. Все другие варианты - это рубить хвост по частям. Политически мягче, но, как правило, хуже с точки зрения последствий.
Также на сайте
Тогда, в отличие от многих других, это решение было равным для всех: потеряли западные инвесторы, потеряли банки, сократились доходы, не было для кого-то льгот. У России был долг, она его не тянула. Эта бремя равным образом легло на всех. И все в равной степени оказались затронуты.
Не всегда хорошо производить оперативное вмешательство в организм, но если его не делать, то болезнь будет продолжаться и идти достаточно долго. Вот это оперативное вмешательство привело к тому, что в стране уже в 1999 году начался экономический рост.
В 1999 году впервые за всю историю России бюджет был сведен без дефицита.
Во многом эти события - прежде всего, девальвация, сокращение целого ряда государственных расходов - позволили потом очень быстро расти экономике, когда цены на нефть начали подниматься с 2003 года.
В 1999 году я избирался третий раз в Думу по московскому Университетскому округу. Для меня было очень важно мнение избирателей, как люди относятся к министру финансов правительства до дефолта, после дефолта и вовремя. И люди меня поддержали, причем москвичи в самой подготовленном грамотном избирательном округе. Для меня это был политический ответ на вопрос [верное ли было решение].
17 августа я была на работе. Наши сотрудники мониторили курс доллара и рубля. Перед этим разворачивались события, которые подсказывали людям, что экономическая ситуация нестабильная. 17 августа началась паника у покупателей.
В магазин приходили люди. Видимо, они уходили с работы и покупали все, что попадалось. Сначала порошок, предметы первой необходимости, мыло, шампуни. Затем покупали все - от обуви до мебели.
В каждой секции было огромное количество людей. Расчетные узлы не справлялись, поэтому руководство приняло решение организовать дополнительные рабочие места - на улице и в торговом зале. А покупателей прибывало и прибывало.
Менялись цены. Поставщики звонили, приезжали, просили перезаключить договоры в условных единицах. Кто-то просил снять товар с продажи, не хотел рисковать. Они были в огромном убытке и стояли на грани разорения.
Пять-шесть раз в день, как только объявляли новый курс рубля, мы меняли ценники на наших расчетных узлах, чтобы иметь возможность рассчитаться с поставщиками товара и расплатиться с сотрудниками.
В магазине для бесперебойной торговли были товарные запасы на 90 дней. Их мы продали практически за 10-14 дней до конца августа. Наш магазин был практически пуст. Продали все до резиновых сапог и валенок, хотя стояло начало августа.
Остались непроданными только два наименования книг. Одна книга в оранжевой обложке, она называлась «Ненормальная планета». Автора, к сожалению, не помню. Вторая книга - Андрея Караулова «Вокруг Кремля». Это два наименования товара, который никто не хотел покупать.
Ситуация начала накаляться еще в мае, поэтому перед кризисом я продал большую часть ГКО, которые находились на балансе банка, и акции «Газпрома» на 10 млн долларов. Затем я ушел в отпуск.
17 августа я вернулся из отпуска. В девять утра пришел на работу, а в полдесятого по Рейтеру прошло сообщение красным, что объявлен дефолт. Мгновенно собрали совещание руководства банка. Ваш покорный слуга был назначен ответственным за всю ликвидность в банке, за операции на валютном рынке и на рынке ценных бумаг. Курс начал скакать, и их стало проводить экономически невыгодно.
Выстроилась очередь из вкладчиков банка, хотели забрать свои деньги и поменять на доллары. У нас не было проблем с ликвидностью, поэтому мы спокойно обслуживали людей, но не в обменных пунктах, а только в головном офисе и отделениях.
Обменные пункты мы не закрывали, просто вывезли оттуда валюту.
Ситуация на рынке постоянно менялась, была жуткая паника. Мы увеличили спрэд между курсом покупки и продажи валюты. После того, как Центральный банк спустя несколько дней ввел ограничения на спрэд, чтобы не нарушать законодательство, мы были вынуждены ввести комиссию за валютные операции.
[На Московской бирже] остался единственный рынок - это рубль-доллар. Они ввели дополнительное депонирование средств. Если раньше мы покупали валюту, а потом отправляли на биржу рубли, то теперь надо было в предыдущий день поставить рубли на биржу, а только на следующий день можно было купить валюту.
Спустя неделю ЦБ прислал своих сотрудников во все крупные банки Москвы. Они отслеживали, для каких целей банки покупали валюту. Валюту мы имели право покупать только под клиентские заявки.
Основная паника была в августе-сентябре-октябре, а дальше ситуация начала постепенно стабилизироваться.
В сентябре мы провели 30-процентное сокращение персонала банка. Зарплаты не снижали. Они были привязаны к доллару.
Численность персонала восстановилась только через полгода.
Я была тогда в отъезде за 4 тысячи километров от Москвы в маленьком провинциальном городке. В Москве страсти кипели, как лапша в кастрюле, а там жизнь очень тихая.
Поскольку ни у кого не было в кармане интернета или телефона с роумингом, я как-то не поняла, что что-то происходит. По телевизору говорят... Но это мы сейчас такие умные, все слова знаем. Я звоню маме, спрашиваю, что случилось, а она говорит: «Я не знаю, я не понимаю».
Только когда я приехала, оно и выяснилось.
Мы жили с мамой всегда вдвоем, жили очень бедно. Она учительницей была и открыла счет на мое имя. И время от времени клала на него то 3 рубля, то 5 рублей. И все говорила: «Это тебе на свадьбу, или это тебе на шубу».
Когда я пошла учиться в университет, а потом и работать, я тоже стала класть на этот счет деньги со стипендии, с первой зарплаты. Но так как мы с мамой были большие друзья, я думала, что сниму деньги и куплю ей пальто с меховым воротником, потому что не было у нее никогда ничего такого.
Это была наша семейная «примочка» - наш семейный счет. Когда у кого-то из нас был день рождения, мы спрашивали: «Ну что, тебе подарок дарить или класть деньги на наш счет?» - «Клади на наш счет».
И я уже замуж вышла, и мы его не тронули. И все какие-то планы строили.
А потом началась эта фигня. Это сейчас мы готовы к чему угодно. А тогда мир рушился, земля из-под ног уходила. Тогда нельзя было деньги забрать. Вроде, их заморозили. В общем, были толпы у банков, подойти было невозможно. И когда наконец я получила доступ к этому счету, как сейчас помню, там было 350 с чем-то рублей.
Я их сняла. И купила себе солнечные очки с лейблом на стеклах. Тогда только-только появились такие кооперативные магазины. Пришла домой и говорю: «Мама, вот я купила на наш счет, на наш вклад».
А потом, когда я начала нормально зарабатывать, я маме купила и пальто с воротником и много еще чего.
Я не помню конкретно, что было в этот день. Всегда бывает так, когда что-то такое случается, пишут: «По техническим причинам мы не работаем».
После мне давали аванс - в мешочке 100 долларов. И я должна была либо эти 100 долларов сдать, либо больше. Народ как ходил, сдавали понемножку - 5, 10 долларов. Никто не сдавал большие суммы.
Обменный пункт подчинялся начальнику валютного отдела банка. Я работала кассиром. Я покупала валюту, а он затем продавал эту валюту по более другому курсу своим знакомым. С этого он имел навар. Я никакого навара не имела.
Так как я только пришла, я не могла понять, что на марже можно зарабатывать. Потом мне прошибло, что нельзя быть такой овцой.
Когда я только пришла, мне положили оклад в 500 долларов. И через некоторое время зарплату уменьшили до 250 долларов в рублевом эквиваленте.
Начальство, даже более высокое, просило собирать доллары. Собирали для людей, которые даже в ЦБ работали. У всех знакомые, круг банковских работников не такой уж большой.
Я предполагаю, что пришедшим со стороны мы в какой-то момент ничего не продавали. Мы собирали [валюту] для особых людей, для своих.
Меня не очень задел кризис. Сын заканчивал школу, у меня никаких сбережений не было. Все от зарплаты до зарплаты уходило.
Был мизер какой-то в долларах, так как в долларах расплачивались за репетиторов.
Это произошло в тот день, когда был объявлен дефолт. Мы все были экономически неграмотны. Бухгалтерия не понимала, что происходит, а мы часто меняли там валюту. И они мне поменяли [по курсу, который был до дефолта].
Воспоминания в целом достаточно тревожные и очень болезненные. Только-только все устаканилось, начало выстраиваться понимание своего карьерного движения. Просто хоп! И ты свалился вниз в яму и не понимаешь, что будет потом, что будет завтра, послезавтра.
Но мы очень быстро воспрянули. Были очень бедные, поэтому падение вниз было очень маленьким и коротеньким.
У мужа оставалось немного рублей, которые мы пошли тратить. Купили английские ботинки ему. Я хотела найти их фотографию, но не нашла. Ботинки, купленные в кризис. Еще купили огромную коробку стирального порошка.
А потом мы сделали полную глупость. У нас было какое-то количество долларов. Мы решили, что последнее, что мы сможем сделать в этой жизни, это купить «десятку». На эти деньги ее купили, на 4 тысячи долларов, в октябре-ноябре. Мы были уверены, что это последняя машина в нашей жизни.
И уже с этой «десяткой» стали радостно готовиться к концу света.
Следующий год был не так страшен, мы даже поехали в мае в Испанию отдыхать. И потом мы долго удивлялись, зачем мы купили «десятку». Сначала она торжественно стояла в гараже, и полгода мы к ней не прикасалась, нам ее жалко было. Только летом мы очень осторожно начали на ней ездить.
Года два-три на ней поездили.
В это время я занималась торговлей, чтобы как-то прокормить семью. В день дефолта я сидела в магазине Стамбула, куда приехала за товаром. И здесь нас накрыла эта новость.
Вместо того чтобы вернуться домой с нерастраченными деньгами, я все вбухала в товар. Позвонила продавцам в Россию, сказала, чтобы продавали все в пересчете по курсу доллара. Никто не послушал. Покупатели выгребли все. По приезде меня ждал пакет денег, которые уже реально «весили» в разы меньше.
Перед поездкой я хотела купить поддержанную машину. Но после обвала рубля продавец отказался от продажи. И пришлось тратить деньги на то, на что цены еще не изменились.
Купила итальянскую люстру, английскую посуду, брендовые часы, которые у меня потом украли.
Конечно, потеряла почти все, что было. Но мы, челноки, еще как-то жили. Что было с обычными людьми, ужас.
Меня спасло то, что за три месяца до дефолта я рассчиталась с валютными долгами. Брала в долг у барыги-кредитора. Те предприниматели, у которых были валютные долги, просто рухнули в нищету.
На тот момент у меня было трое совсем маленьких детей - меньше года, трех и пяти лет.
Работал только муж. Нищеты не было, но с финансами было очень туго. Никаких сбережений, все от зарплаты до зарплаты. Деньги подсчитаны и распределены по дням до копеечки.
И вот - до ближайшей зарплаты три дня, денег осталось ровно на еду. Причем точно знаю, что куплю и где куплю, потому что даже копеечная разница в ценах играла роль.
С утра с детьми вместе захожу в магазин и вижу цены. Разница по сравнению с предыдущим днем - в разы. Ельцин буквально только что обещал, что этого не будет никогда.
И вот стою я посреди универсама и не могу сдержать слез. Понимаю, что не на три дня у меня средств, а на 200 граммов гречки и литр молока. И все.
А расфасовка везде - килограммами. То есть купить могу только молоко.
Спасибо продавщицам, которые нас помнили как постоянных покупателей. Кинулись меня успокаивать, взвесили по сто граммов гречки и манки. Разнообразие! И вечером скинулись продуктами с жившей рядом мамой. Растянули на семью на три дня. А потом и зарплата подоспела.
Рублевые вклады Сбербанк выдавал с небольшой задержкой, не больше трех дней. Это было связано с тем, что нужно было заказать необходимую наличность в кассу.
Для долларовых вкладов у нас была тетрадка, в которой мы записывали все заявки клиентов с датой, фамилией и суммой, которую хочет снять клиент.
И по мере поступления валюты в кассу мы выдавали эти денежные средства. Клиенты оставляли свои телефоны. И мы их обзванивали и сообщали, что их очередь подошла.
Со временем Сбербанк выдал всю валюту клиентам, которые под воздействием паники хотели снять деньги.
Сейчас я понимаю, что валютные вклады не были подвержены риску инфляции. Сказалось общее настроение людей и недоверие к банковской системе.
Я была клиентом другого коммерческого банка. У меня был рублевый вклад. Я понимала, что инфляция сейчас сожрет все эти деньги. И мы принимали существенные усилия, чтобы эти деньги изъять.
Мы приехали ночью [к отделению банка]. Там была уже очередь, мы записывались на бумажке. К открытию образовалась огромная толпа, но отделение не открылось в назначенные часы.
Была паника, никакой системы страхования вкладов тогда не существовало. Приоткрывал дверь охранник. Кто-то мог зайти. Или кого-то вызывали. Те, кто выходил из отделения, сообщали другим, что денег нет.
Мой муж обладал хорошими способностями договариваться. Он проник в кабинет заведующей отделения банка и смог ее уговорить. Деньги получили в тот же день.
Цены росли каждый час. И надо было срочно избавиться от этих рублей, которые обесценивались на глазах.
Мы купили машину. Если бы не кризис, мы бы и дальше копили, наверное.
