Интервью с Яаком Нигулом: родителей уехавших за границу нужно лишить государственной пенсии

Яак Нигул сказал, что в Эстонии есть много тех, кто хотел бы внести свой вклад в нашу страну и ее бюджет духовно, эстетически, советами, видением, одним словом, нематериально. Фото: Сандер Ильвест

Эстонцы проигрывают Финляндии в конкуренции, поскольку наши вузы производят специалистов, которые по сути не в состоянии создать для развития страны необходимую дополнительную ценность, считает руководитель мебельного производства Tarmeko Яак Нигул (57), пишет Postimees.

- Что сейчас является самой большой проблемой Эстонии?

- Проблема носит конституционный характер. Если человек работает в Эстонии, у него возникают обязательства. Но если человек на работает, обязательств у него нет, но при этом сохраняется право перекладывать свои обязательства на других. В солидарной пенсионной системе нынешние работники платят пенсионерам пенсии через социальный налог. Если кому-то здесь не нравится и он уезжает за границу, то почему другие должны платить пенсию их родителям или дедушкам? Это нужно прекратить. Солидарность не должно быть односторонней.

- Вы знаете хоть какую-то страну, где так делают?

- Я не знаю таких стран, но именно потому, что все меньше находится людей, которые согласны выполнять работу, создающую дополнительную ценность. Наш социальный налог же не аккумулируется, а предполагается, что наши дети будут работать. А если они не работают, то на наши потребности не поступает ни цента. Совершенно бессмысленно говорить о количестве жителей работоспособного возраста, если лишь меньшинство согласно создавать перераспределяемую дополнительную ценность.

Большинство людей не понимает, на что содержится государство. Тот факт, что весь доход от налогов в действительности поступает лишь из предпринимательского сектора, не осмелится озвучить ни один политик. И поступающий из правительственного сектора доход от налогов, который в 2016 году составил чуть больше десяти процентов от всего дохода от налогов, изначально исходит все же из предпринимательского сектора. Безопасность, образование, здравоохранение и чувство социальной защищенности – это те ценности, которые правительственный сектор создает на деньги от налогов предпринимательского сектора.

Проблема заключается в том, что все меньше людей согласны создавать перераспределяемую дополнительную ценность и большинство студентов обучаются специальностям, от которых возникают не измеряемые деньгами ценности. Если отношение к создающему ценности и дополнительные ценности неправильное, то общество не справится со своими расходами. Это уже произошло, и тенденция все углубляется.

- Почему вы разделили группу ваших предприятий на две части?

- Несколько лет назад Департамент статистики бесконечно досаждал нам отчетами. Я начал смотреть, в чем дело и во что это нам обходится. Наши маленькие предприятия в 2011 году подали государству 380 отчетов. Для группы это означает пару десятков тысяч евро бессмысленных расходов, поскольку два человека занимаются этим большую часть своего времени.

Когда я начал воевать с Департаментом статистики, мне сказали, что у меня настолько большое предприятие, что я должен этим заниматься. Тогда я разделил группу на две части.

- После этого обязанность составлять отчеты уменьшилась?

- Не уменьшилась, поскольку они объяснили, что мы в своей нише являемся слишком важными, и все продолжилось в том же духе. Статистика, которая собирается, в действительности весьма поучительная, но наши правительства при принятии своих решений ее не используют. Если бы использовали, многие вещи они решали бы иначе.

- Например?

- Два года назад в вузы Эстонии было принято 14 057 студентов. Бизнес и управление – это совершенно бессмысленная специальность, на которую приняли учиться 2335 человек. На специальности в области искусства приняли 729 человек, на социологов начали учиться 623 человека. Нужно ли Эстонской Республике в дополнение к уже имеющимся так много социологов? Две трети студентов, работая по специальности, никогда не создадут распределяемый доход от налогов.

- Вашей группе предприятий сейчас нужны только инженеры и конструкторы? Специалисты по дизайну вообще не влияют на успех мебельной промышленности?

- Теоретически эстонские специалисты по дизайну могли бы принести нам успех. Мы пытались найти в Эстонии дизайнеров, с которым можно было бы работать, но, к сожалению, они оказались художниками. Поэтому мы пользуемся услугами дизайнеров из Дании, Германии, Испании и Англии. Часто - из Финляндии.

- У вас действительно нет ни одного дизайнера из Эстонии?

- Один эстонец, который захотел работать, все же есть – Эльмет Трейер.

- Что изменится для вашего предприятия, если трехногую табуретку вместо художника нарисует дизайнер?

- Эстонские дизайнеры не умеют конструировать. Могут, конечно, создать какую-то картинку, но от нее сложно прийти к экспортируемому изделию. Я утверждаю, что в Эстонии сейчас нет ни одного дизайнера, изделия которого покупали бы за границей из-за его имени. Мы уже несколько лет выполняем субподряд для финской фирмы Artek, которая производит вещи Алвара Аалто.

Если мы возьмем трехногую табуретку Аалто, то ее особенностью будет очень сложное строение. Такие табуретки очень дороги в производстве, но играет свою роль и имя дизайнера.

В качестве субподрядчика мы более десяти лет производим изделия из фанеры одного из датских дизайнерских бюро. У них действительно очень классные и сложные идеи, которые продаются. Я показывал картинки их изделий студентам и преподавателям Художественной академии: мол, пожалуйста, думайте в этом направлении. Ничего не получилось, они прошли мимо этой темы. Мы хотели диваны и кресла, а получили одну скамейку, которая сгодилась бы только для вокзала.

- Почему наши дизайнеры не попадают на обучение? Может быть, наш технический университет должен был бы брать на обучение не только архитекторов, но и дизайнеров?

- Я не преподаватель, чтобы так говорить. Может, дело в эгоизме, поскольку хотелось бы создать то, что самому кажется интересным, пусть на это и минимальный спрос. Дизайнер должен уметь продумать, как, кому и сколько может принести его творчество. Руководство Художественной академии могло бы подумать о потребностях промышленности, а не только говорить о том, что предприниматели не хотят сотрудничать с дизайнерами.

Как-то на одну конференцию в Художественной академии я взял с собой детский стул, сконструированный шведским учителем труда, который мы взяли в производство три года назад. В этом изделии много сложных элементов, его сложно скопировать, в то же время, в использовании оно чрезвычайно хорошее.

Но и из этого не вышло ничего. Мы много лет производили такие стулья тысячами, пока американцы на выкупили шведскую фирму именно из-за этого стула и не перевели производство в Китай.

- Почему вас так расстраивает, что вы должны использовать иностранных дизайнеров? Ведь у нас нет никакого политического и экономического давления, которое вынуждало бы вас заказывать работу только у эстонцев.

- Я не считаю, что эстонцы менее одаренные, но с нашим либерализмом мы перешли черту. Одно наше поколение всю свою жизнь слышало мантру, мол, учитесь на кого хотите, делайте что хотите, весь мир у ваших ног, чувствуйте себя свободными. Такой образ мышления оказал нам медвежью услугу. Нужно учить, что сначала нужно делать то, что нужно, а уже потом то, что хочется.

- А разве не выходит так, что люди, которые делают лишь то, что хотят, либо остаются под опекой родителей, либо в итоге все же начинают делать то, что нужно?

- Если этот бесконечно расширяющийся социализм у нас будет развиваться, то возникнет целый ряд людей, которые живут всю жизнь так, что им никогда не нужно будет работать. В Финляндии это возможно. Я знаю людей, которым Финляндия все время платит. Я надеюсь, мы до такой глупости не дойдем.

Так мы никогда не достигнем финского уровня жизни, поскольку это напрямую зависит от произведенной на душу населения дополнительной ценности. Например, наш древесный сектор, который начинается с управления лесами, производит меньшую дополнительную ценность, чем финский древесный сектор: с одного спиленного кубометра леса мы получаем 80 евро дополнительной ценности, в финны – 125 евро.

Эстонская мебельная промышленность неплохая, но по сравнению с Финляндией мы можем производить все же меньшую дополнительную ценность. В 2016 году экспорт финской мебельной промышленности составил 106 миллионов евро, а эстонской – 272 миллиона евро. В плане объемов экспорта мебели мы значительно впереди, но в то же время финская мебельная промышленность дала 324, а наша – 158 миллионов евро дополнительной ценности. Мы работаем в более дешевой нише, а покупательская способность нашего рынка меньше.

- Откуда взяться этому богатству, если кроме более дешевой готовой продукции мы продаем и более дешевое сырье?

- Большая дополнительная ценность зарабатывается именно в целлюлозно-бумажной промышленности. В 2016 году в Эстонии она составила 56 миллионов, а в Финляндии – 3,1 миллиарда евро. Эту разницу не преодолеть, поскольку у нас всего два завода, а в Финляндии – 50.

Именно химическая обработка дерева дает возможность использовать практически все дерево, которое приходит из леса. Поэтому дополнительная ценность лесного хозяйства в 2016 году у нас составила 212 миллионов, а в Финляндии – 3,5 миллиарда евро: при шестикратной разнице объемов вырубки.

- Как производство целлюлозы могло бы повлиять на мебельную промышленность Эстонии?

- Из-за нынешней ситуации, например, береза для эстонской мебельной промышленности сейчас дороже, чем в Финляндии. Кроме этого, в результате долгосрочной селекции в Финляндии стволы деревьев более прямые, то есть выход больше. Финский собственник леса получает нормальные деньги от сортировки всех деревьев. В Эстонии собственник леса получает деньги преимущественно лишь от бревен. Бумажное дерево возникает неизбежно, но у нас для него только один выход – вывоз, гранулы или дрова.

Когда депутат Рийгикогу Артур Тальвик в своей речи сказал, что эстонская древесная промышленность вместо целлюлозы должна заниматься деревянной мебелью с высокой дополнительной ценностью, меня очень рассердило, что член парламента, прежде чем выступать, не потрудился войти в курс дела: мебельная промышленность никогда не сможет конкурировать в плане дополнительной ценности с теми промышленностями, которые можно автоматизировать – целлюлозная промышленность является одной из них. Но некоторые предприятия Эстонии почувствовали бы себя потревоженными, если бы целлюлозный завод постоянно держал цену на бумажное дерево на нормальном уровне.

Бизнес-группа Tarmeko

Принадлежащая одной из самых влиятельных семей юга Эстонии Нигулам бизнес-группа Tarmeko скоро отметит 70-летний юбилей, хотя структура, состоящая из действующих сейчас двух независимых управляющих фирм, была создана в 2005 году.

Более успешная часть бизнес-группы, которая принадлежит братьям Яаку (57) и Аго (52) Нигулам, в прошлом году при обороте в 13,3 миллиона евро, заработала 4,1 миллиона прибыли.

Частью это группы являются Таллиннский дом мебели, Tarmeko Metall и Tarmeko Pehmemööbel.