Наше завтра в зеркалах утопии и антиутопии

Сцена из спектакля "Будет / Не будет". Фото: Николай Алхазов / Русский театр

«Будет/Не будет. Эстония через сто лет». Русский театр и объединение “Audiokinetica”. Постановка движется от развилки к развилке, от того, как проголосует публика, зависит дальнейший ход спектакля и – завтрашний день Эстонии.

Детские сочинения и рисунки, которые легли в основу постановки (точнее: дали импульс творческой фантазии прекрасной команды создателей спектакля), это представления о будущем тех, кому, возможно, удастся дожить до 200-й годовщины государства, а уж до 150-й – искренне желаю дожить каждому из тех ребят, чьи рисунки, мечты, желания, опасения, надежды нашли место в программе/альбоме к спектаклю. Возможно, кому-то из этих ребят в самом деле суждено стать у государственного штурвала, и – судя по их видению будущего – они поведут страну чище, умнее и предусмотрительнее, чем нынешние политики. Только сохранить бы детские искренность и оптимизм, соединив их с мудростью и жизненным опытом.

Дороги, которые мы выбираем

Но юные соавторы постановки смотрят на жизнь вовсе не исключительно незамутненным взглядом. В их видение вторгаются и сегодняшние фобии и социальные конфликты. «Будет/Не будет» -  не только фантазия о послезавтрашнем дне, но и срез того состояния, в котором нынче пребывают общество и отдельный человек, т.е. мы с вами, И вглядываясь, вдумываясь, вслушиваясь в происходящее на сцене, мы непременно спрашиваем себя: хочу ли я жить в такой Эстонии, образ который показан нам в  данном эпизоде ? Театр ведет нас по пути, на котором множество развилок, мы выбираем ту или иную альтернативу, и этот выбор – еще и портрет тех, кто сейчас находится в зрительном зале. В другой вечер выбор может быть иным. (И это – единственное э-голосование, которому безоговорочно доверяешь!)

В постановке – самое малое три слоя. Каким видят (после)завтрашний день дети. Как их видение театр перевел на язык наисовременнейшего музыкально-драматического  перформанса с визуальным рядом, в котором сильны элементы техно и киберпанка.  И какой вариант будущего выбирает зритель; театр приглашает его в  соавторы: на экран выводятся имена всех голосовавших

Режиссер-постановщик Артём Гареев и менеджер и композитор спектакля Александр Жеделёв (оба – лауреаты ежегодных премий Театрального союза Эстонии) напоминают нам о необходимости делать в судьбоносные моменты выбор (одна из самых трудных обязанностей человека: тебе может показаться, что ты отвертелся от нее, но тогда выбор за тебя сделают другие – и это вряд ли тебя обрадует.)

Возможно, диалоги могут показаться кому-то отчасти наивными и сентиментальными. Хотя, как мне кажется, авторская группа (Карин Ламсон, Мари-Лийз Лилль, Лаура Калле и Елена Чичерина) сознательно шла на это: в жизни мы очень часто бываем наивными и сентиментальными, и, случается, попадаем в мелодраматические ситуации; тем более,когда общество находится в состоянии неопреоделенности и ожиданий: надежды, которые мы вынашивали, не сбылись, а что дальше – трудно сказать.

Словесная ткань постановки – только часть ее драматургии; важная, но не доминирующая. Артём Гареев, Александр Жеделёв, художник по костюмам Розита Рауд (в спектакле – 150 костюмов, и сделаны они были за какие-то полтора месяца), хореограф Ольга Привис, Алена Мовко, отвечающая за визуал, и другие создатели спектакля (все они – команда, сплоченная и самоотверженная, иначе справиться с таким объемом фантазии, перенесенным на сцену, было бы просто немыслимо) – сделали поразительно эмоциональный театральный блокбастер. Кажется, они вышли со своей работой – как на финал чемпионата мира, когда одним классом не обойдешься, требуется сумасшедший драйв – и фантастическая энергетика, льющаяся со сцены, втягивает тебя в свое силовое поле.

Все прогрессы реакционны, если рушится человек.

(Андрей Вознесенский)

Дети напридумывали множество технических новшеств, на то они и дети. Но научно-техническyю фантастику, Science Fiction, уже давно вытеснила Fantasy. На смену утопии пришла антиутопия. Антиутопия  - подкладка утопии, из утопии она и вырастает.

Любая революция – попытка реализовать утопию; выстроить Царство Божие на земле. А так как благие намерения ведут в ад, то в итоге возникает нечто безрадостное. Если не чудовищное.

Не могу забыть пролог к спектаклю «Красивая жизнь» (по пьесе Жана Ануя); его поставил в 1992  году ныне покойный Григорий Михайлов. Начинается «Одой к радости»  из 9-й симфонии Бетховена («Обнимитесь, миллионы!»). Но в музыку вторгается пулеметный треск: победители расстреливают инакомыслящих.  

В постановке Гареева/Жеделёва эта проблема ставится далеко не так прямолинейно. Но опасность дивного нового мира (см. антиутопический роман Олдоса Хаксли) вырастает в полный рост.

Различные модели прогресса в спектакле испытываются на русско-эстонской семье Семёновых (артисты Леонид Шевцов, Мари Лилль, Елена Тарасенко, Екатерина Кордас, Сергей Фурманюк, Александр Жиленко, Анастасия Коледа). Старшие – Тимо (Шевцов) и Линда (Лилль) в наше время были детьми, остальные родились уже в описываемом будущем.

Описываемое будущее – это из романа Стругацких «Понедельник начинается в субботу» (была там пародия на тогдашнюю советскую фантастику с ее нагромождением новых технологий и щенячьим оптимизмом.) Первый эпизод – информационно-технологическое государство – мне представляется перекличкой, со Стругацкими. Большая семья с уверенностью и надеждой смотрит в будущее. Талантливый инженер Каспар Семенов только что изобрел искусственное солнце, семья поздравляет его; попутно выясняется, что в прекрасном новом мире репродуктивный возраст доведен до 80 лет, двуязычию помогает киберпереводчик и т.д.)

Каждый эпизод спектакля предваряется выпуском теленовостей, которые читает Елена Соломина; не меняя безразлично кукольного выражения лица, она зачитывает то поразительную чушь, типа «за последние пять лет средняя продолжительность жизни выросла со 124 до 147 лет», то угрожающие  сообщения, от которых мороз по коже; когда зал выбирает «мультикультурную модель общества», тараторит примерно на пяти-шести языках одновременно, и что удивительно – текст более или менее понятен. Очаровательная пародия – а если вспомнить, что Соломина работает диктором на ЭТВ+, то уже автопародия.)

Идет запуск искусственного солнца на Певческом поле (с неотразимым Эдуардом Теэ в роли напористого ведущего, очень похожего на ярмарочного зазывалу – и это сходство приницпиально важно). Вроде бы все прекрасно, футуристические конструкции, напоминающие строение атома, озаряются светом, и под куполом разгорается огромный шар, но театр успевает встроить в это натужно-безудержное веселье тревожные ноты – уж слишком пафосно и восторженно всё выглядит, как будто им на сцене (и нам в зале) назойливо внушают: ликуйте, будьте счастливы (а кто несчастен, того в бараний рог согнем, - сказал бы незабвенный Бармалей из фильма Ролана Быкова «Айболит-66»). Ирония пронизывает этот праздник безудержного ликования – чтобы  чуть позже показать тупик, в который так легко зайти информационно-технологическому обществу.

Всё та же фальшь, только в первом случае она перекрывалась искренней верой в светлое будущее под куполом, а теперь скупо отмеренная доза скорби подается в одном флаконе с казенной благодарностью тем, кто уходит в мир иной (и их биоматериал может быть употреблен с пользой для государства).

Строительство IT-государства пришло к логическому завершению; законопроект «искусственный интеллект в каждый дом», отвергнутый несколькими референдумами, наконец принят, страной управляют роботы – и оказывается, что места под куполом и под искусственным солнцем хватит не всем, а кибермозгам плевать на людей, и во избежание перенаселенности вводится утилизация тех, кому исполнилось 110 лет. Доброта, сочувствие вне закона, все подчинено бездушному рационализму.

Утилизацию – «Праздник прощания» проводят так же помпезно, как и запуск искусственного солнца, только с приличествующей случаю грустью; и всё та же фальшь, только в первом случае она перекрывалась искренней верой в светлое будущее под куполом, а теперь скупо отмеренная доза скорби подается в одном флаконе с казенной благодарностью тем, кто уходит в мир иной (и их биоматериал может быть употреблен с пользой для государства). И вот в утилизационную машину уходит, сомнабулически волоча ноги, женщина, прижимающая к груди кошку, – наверное, единственное оставшееся у нее близкое существо. И прощаются Тимо и Линда. И молодой человек добровольно расстается с жизнью, так как его жена беременна, лимит на количество детей в семье исчерпан, и, чтобы дать дорогу не рожденному еще ребенку, отец жертвует собой. И эпизод завершает трагический крик его жены…

И еще одна отсылка к великой фантастике предупреждения. В теленовостях промелькнуло сообщение, что не все подчинились искусственному интеллекту – где-то вдали от городов собираются трайбалисты, которые освобождаются от внедренных в мозги чипов и возвращаются к естественному образу жизни. На сцене – дети, и учительница, читающая им «Калевипоэга»; в мире, где правят Ай-Ти роботы, бумажные книги исчезли и нормальные человеческие эмоции вне закона, эта учительница (Лилль) и дети – такие же диссиденты, как те, кто у Рэя Брэдбери в «451 градус по Фаренгейту» нес в своей памяти запас мудрости, накопленной когда-то человечеством. И так же опасны для Ай-Ти-диктатуры.

Я уверен: авторы спектакля в тот момент, когда работали над этим эпизодом, не вспоминали Брэдбери. Просто – идеи носятся в мире, и даже однажды воплощенные, возвращаются снова - и снова выражаются языком метафор.

Великое переселение в космос

Каждый гипотетический вариант развития самостоятелен, но случается, что одна альтернатива встраивается в другую, и тот путь, который мы в зале отвергли, напоминает о себе.

На премьере публика выбрала национально-языковое государство, 25 августа, когда я смотрел спектакль во второй раз, национально-языковой вариант не вошел в сюжет, зато был выбран так и не прозвучавший в первый вечер вариант колониально-космического государства.

В национально-языковом варианте семья Семеновых участвует в телевизионном шоу «Последний русский». Выдержат экзамен – останутся в Эстонии. Не выдержат -  извините! Сами по себе вопросы примитивны, как мышление политиков, разыгрывающих национальную карту. И просты.

Вот только отношение к участникам игры самое издевательское.

И здесь спектакль поднимается до того уровня бесстрашной и злой политической сатиры, которую мы прежде видели только в лучших работах театра NO99, например, в Rise and Fall of Estonia.

С той лишь разницей, что NO99 строил свой перформанс на прошлом и настоящем, а «Будет/Не будет» - спектакль о будущем, и хочется, чтобы те поколения, которые придут после нас, узнают Rise и не узнают Fall.

А чтобы это осуществилось, нужно творить фантастику предупреждения и очень глубоко запомнить, какие угрозы могут встретиться на пути.

Колониально-космическое государство советует всем переселяться на спутники Юпитера, Сатурна и других планет. Оборотная сторона космической утопии – в том, что опять-таки на Земле места не хватит. И старикам Тимо и Линде представитель космической компании (Теэ) настоятельно советует переселиться на Ганимед – ведь там не действует земной закон об утилизации тех, кому исполнилось 110 лет.

Как трогательно прощаются с родным домом герои Шевцова и Лилль, и как они боятся неизвестности. Вроде бы все хорошо, но магическая музыка Жеделёва в исполнении группы MODULSHTEIN предвещает старикам гибель. А музыка не лжёт.

Изнанка прекрасного

Казалось бы, мультикультурное государство – это прекрасно. Правда, Европа от этой мультикультурности уже волком воет, но вдруг через сто лет все будет иначе?

Мультикультурное общество –  сплошное веселье, где всё дозволено, включая легкие, средние и тяжелые наркотики, нет никаких табу, и где младшая Семенова (Коледа) приводит знакомиться с родными огромного бойфренда в «арафатке» и балетной пачке (Александр Кучмезов).

Но когда вожжи слишком отпущены, очень скоро возникает необходимость натянуть их. И как можно жестче. И вот возвращаются прежние запреты и появляются новые, и спецназовцы в жутких костюмах сортируют людей: одним пожимают руки и пропускают в светлое завтра, а других отправляют налево, где угрожающе красным огнем набухает машина уничтожения.

Тоталитаризм языковый. Тоталитаризм кибернетический. Тоталитаризм селекционный, решающий, кому жить, а кому нет – угрозу всего этого надо прочувствовать. Кто предупрежден, тот вооружен.

Сцена, в которой «сортируемые» снимают с себя пестрые одежды и складывают их в кучку, напомнила мне – не визуальным рядом, а посылом – финал «Бреда вдвоем», когда публике приходится пройти сквозь сваленную на полу детскую обувь: напоминание о всех Дахау и Аушвицах в истории человечества. «Будет/Не будет» - сегодня - высшая точка в том смелом и глубоком театрального поиске, который ведут  Гареев и Жеделёв. Кульминация того ряда, который составили «Механическое пианино», «Враг», «Бред вдвоем» и “IDEM”, только на новом уровне и в невиданном еще масштабе. Это – грандиозный спектакль, который западает в душу, а так как каждый вечер меняются входящие в него эпизоды, то его хочется смотреть еще не раз и не два.

И, разумеется, финал оставляет не просто надежду, а веру в то, что общество выберет лучший из возможных путей. За экологическое государство оба раза, что я смотрел спектакль, голосовало подавляющшее большинство зрителей, и – удивительная рифма к первому эпизоду, с искусственным солнцем – над сценой разгорался алый шар, уже не составленный из наноламп, а согретый человеческим теплом.

И звучала песня единения -  тех, кто на сцене, и тех, кто в зале.

Плохой конец заранее отброшен. Он должен, должен, должен быть хорошим.

(Бертольт Брехт).

Потому что это – финал цикла «История века», который все театры страны создавали к столетию Эстонской Республики.

Что было. Что есть. Что будет.