Самодержец на государственной службе

Петр Великий негодует. Фото: Wikipedia

Петр I был, пожалуй, самым необычным царем из династии Романовых. Его детство началось как полагается: в палатах царского дворца юный царевич учился грамоте по псалтыри, играл с деревянной лошадкой, участвовал в церемониях, посещал храмы и церковные службы. Оказавшись на престоле в десять лет, он был отодвинут от власти и предоставлен самому себе. Можно сказать, что в те годы Петр рос почти на улице, водился с самыми разными людьми – а в наше время имел бы проблемы с полицией и ювенальной юстицией. До конца жизни он не умел грамотно писать и признавался, что с правилами арифметики познакомился лишь в 15 лет. 

Зато вдали от московского двора мальчик увлекся военными играми и ремеслами. Он научился держаться на равных со шкиперами, офицерами и мастеровыми иноземцами – что будет поражать современников и станет основой мифа о царе – плотнике и солдате. Летом 1693 года Петр в Архангельске впервые увидал океанские корабли голландцев и англичан; с того времени морское дело стало его первой и главной любовью. А затем до самого конца жизнь Петра была наполнена постоянной учебой и трудами ради великой цели – блага Отечества и подданных, как он его понимал.

«Трудный подросток» сумел стать первым в России царем – высококвалифицированным техническим специалистом. Он гордился, что владел 12 профессиями и был не только матросом и плотником, но и дипломированным артиллеристом, военным инженером, капитаном, конструктором-кораблестроителем – выше по техническому уровню специальностей в начале XVIII века не было. А еще – токарем, часовщиком, каменщиком, юристом – по много раз писал и редактировал законы. Считал он себя и врачом; его пациенты не всегда выживали – но зато царь мог профессионально сделать вскрытие и установить свою же ошибку в диагнозе.

Впервые русский царь поехал за границу – и не в военный поход, а как бы сказали мы сейчас – для завершения образования и стажировки по специальности.  С одинаковым интересом он работал на голландской верфи, посещал мануфактуры, монетные дворы, арсеналы, театры и больницы, осваивал корабельную «архитектуру» и искусство навигации в Англии, сидел в портовых кабаках и наблюдал за публичными казнями.

Где-то здесь, в центре деловой, динамично развивавшейся Европы Петр решил внедрить в России западноевропейскую «модель» жизни. Однако западный мир московский царь воспринимал как сложную машину, набор технических приемов и форм, которые следовало использовать у себя дома. Мог ли он понять основы качественно иного мироустройства, социальной структуры, отношения власти и подданных? Едва ли. И все же он сознательно шёл на разрыв с «московской» традицией, утверждал новые ценности и новую «знаковую систему» культуры. Образцом для восприятия стало не православное благочестие, а культурный уклад Западной Европы - государь поощрял любые контакты с иноземцами. Бороду надо было менять на парик, русский язык - на немецкий; античная мифология («еллинская ересь») и искусство стали официальным средством эстетического воспитания – не случайно Петр I приказал поставить статуи «каменных девок» в Летнем саду новой столицы – Петербурга.

Петр обладал огромной энергией, «необыкновенной любознательностью», целеустремленностью и вместе с тем практическим расчетом; умел разбираться в людях – не многим правителям удавалось собрать вокруг себя столько на все способных помощников. Двухметрового роста, жилистый и выносливый (хотя и часто болевший) государь не знал и не желал покоя. Он вставал в 5 утра, работал по 14 часов в сутки и не любил формальностей: «Пожалуй, пишите просто, так же в письмах, без «великого» - то есть чтобы в деловых бумагах приближенные не употребляли длинного царского титула. Обладал живым образным слогом – не случайно его резолюции воспринимаются как афоризмы: «Деньги суть артериею войны», «Знатное дворянство по годности считать», «Бояться пульки – не итить в солдаты, или кому деньги дороже чести – тот оставь службу». Мог крепко выразиться – не случайно ему приписывают «большой петровский загиб» - набор из трехсот не поддающихся печати ругательств.

Ежедневно из-под его пера выходило около десятка указов. Отдыхать он не умел – отдыхом служила смена занятий. Большую часть жизни Петр провел в поездках, останавливаясь не в 5-звездочных отелях, а в крестьянских избах и в походном шатре; мог с аппетитом закусить и за королевским столом и обойтись за завтраком ломтем хлеба, репой и парой стаканов пива в придорожном трактире. Не любил дворцовых залов; представление о его вкусах могут дать комнаты петровского Зимнего дворца (в стенах нынешнего Эрмитажного театра в Петербурге), похожие на жилища амстердамских бюргеров. «Голландский» вкус Петра отразились и на облике Петербурга, Он участвовал в разработке его планов, сам руководил застройкой, вникал во все мелочи, включая установку скамеек и насаждения деревьев по улицам.

В 1721 г. Петр I вместе с титулом императора принял и звание «Отца Отечества» – и, видимо, искренне полагал себя таковым. Царь провозглашал принципы «разума» и «порядка», по которым должно строиться государство и жизнь его обитателей; личным примером это демонстрировал – он первым из российских монархов состоял на военной службе, на деле совершил карьеру от «бомбардира» до генерала и вице-адмирала и получал соответствующее жалование. Но не сомневался в своем праве наставлять подданных «яко детей» и требовать беспрекословного послушания: «Я повелеваю подданными, повинующимися моим указам. Сии указы содержат в себе добро, а не вред государству. Англинская вольность здесь не у места, как к стене горох».

На службу «общему благу» царь стремился поставить всех - и «подлых», и благородных. Первые должны были исправно платить подати, служить в армии и отбывать повинности. Для дворян же реформы означали по-прежнему бессрочную службу в полках или канцеляриях. Этому служению он подчинял и личную жизнь, не щадя ни себя, ни близких. Этого же требовал и от других. Когда Петр в 1716 г. в Копенгагене не смог повидать поутру своего союзника – датского короля Фредерика IV (тот проводил время с любовницей), он сделал царственному «брату» замечание и в ответ на упрек, что и он, Петр, имеет «метресс», возразил: «Мои шлюхи мне ничего не стоят. Но та, что содержите вы, обходится вам в тысячи риксталеров, которые вы могли бы потратить с гораздо большей пользой».

Разносторонняя образованность и любовь к отечеству сочетались в нем с жестокостью и пренебрежением к человеческой личности. Не терпевший непрофессионализма ни в чем Петр мог указать палачам на погрешности в их работе («ноздри вынуты малознатно», а надо обрезать до кости!) или порадовать флорентийского герцога – отловить для него в качестве подарка в тундре шесть «самоедов»-ненцев «подурнее рожищем».

Он нежно заботился о дочерях и любимой жене Екатерине – в полюбившимся супругам уголке под Ревелем царь в 1718 году начал возведение дворца и парка Екатериненталя (Кадриорга – И.К.) и сам вместе с архитектором осматривал место строительства и «размеривал фундаменты». «Огород, которой два года как посажен, так разросся, что веры нельзя нять…; каштаны также все изрядно кроны имеют. Полаты только снаружи домазавают, а внутри готовы, и единым словом сказать, что едва ль где инде такой дом правильной имеем. При сем посылаю вам клубники, которая еще до приезду нашего на грядах поспела, также и вишни; зело удивляюсь, что так рана здесь поспевает», – писал он супруге в июле 1723 года. Русский царь и первый меценат личным примером учил соблюдать светские приличия (в том числе, например, что нехорошо во дворце валяться на кровати в грязных сапогах) – и рубить головы восставшим стрельцам, а в гневе был способен на убийство.

Модернизация Московского царства шла стремительно, но Россия не стала похожей на Голландию. Однако успех многих (хотя и не всех) преобразований во многом был обусловлен как раз тем, что планируемые реформы царь велел – по его словам – «спускать (соотносить – И.К.) с русскими обычаи» – прежде всего, с повышенной ролью государства во всех сферах общественной жизни и «служебным» характером отношений всех социальных слоев с властью. В результате западноевропейские «образцы» на русской почве приобретали вполне местные черты.

За эти успехи приходилось платить. Усиление крепостного и государственного гнета связывалось в массовом сознании с «немецкими» обычаями и вызывало их резкое неприятие. Самого Петра I, законного царя, в народе воспринимали как самозванца, а то и самого антихриста; он стал первым государем, на которого стали совершать покушения.  Нам сейчас даже представить себе трудно потрясение традиционно воспитанного человека петровской эпохи от лицезрения полупьяного «благочестивого государя царя» Петра Алексеевича в «песьем облике» (бритого – И.К.), в немецком кафтане, с трубкой в зубах, общавшегося на голландском портовом жаргоне со столь же непотребно выглядевшими гостями в саду среди мраморных «голых девок» и соблазнительно одетых живых прелестниц…