Май Мурдмаа восстановила одно из лучших творений в своей карьере — балет «Преступление и наказание», премьера которого состоялась 20 лет назад. Вчера (в среду) представление обрело второе рождение, но на этот раз не на подмостках театра «Эстония», а на большой сцене Русского театра.
«Преступление и наказание» идет не в театре «Эстония», как это было 20 лет назад, а на сцене Русского театра. Как так получилось?
Вот так. (Долго молчит.)
Вы сами ставили балет и сами были его продюсером. Это было трудно?
Да, это очень тяжело. Мне помогает только один человек, но... больше за такое дело я бы не взялась.
Но почему же нельзя было поставить этот балет на сцене театра «Эстонии»?
Можно, но не должно. Новый руководитель, другая репертуарная политика — я очень хорошо все это понимаю. Насколько это себя оправдает — покажет время. Кроме того, здесь со мной и артисты балета из «Эстонии»: Сергей Упкин, Эве Андре и Виталий Николаев...
Если я в чем-то и разочаровалась, так это в том, что театр не заинтересован в другом, по моему, очень многообещающем проекте — я хотела сделать абсолютно новую версию балета «Anselmi lugu» («История Ансельма», поставлен в 1978 году в театре «Эстония». — Ред.). Тема спектакля — противопоставление между материальным и духовным началом — прекрасно вписывается в наше время. Можно заново вывести на сцену и балет «Kratt» («Домовой»).
Ведь в репертуаре театра абсолютно отсутствует эстонская классика. Ну да, насколько это волнует публику вообще... В прежние времена спектакль «Преступление и наказание» шел 20 раз при полных залах.
В Русском театре, конечно, хуже — билетов куплено пока немного. Понятно, что этот зал несколько нетрадиционен для балетной постановки, и эстонский зритель к нему еще не привык.
Критики считают «Преступление и наказание» одним из лучших достижений в вашей творческой карьере. Вы согласны?
Да, согласна.
Причины, по которым возрождают старые постановки, могут быть разными. Кому-то хочется вспомнить былую славу, кто-то переосмыслил сделанное, кого-то вдохновляет конкретный исполнитель... Что стало побудительным мотивом для вас?
Во-первых, «Преступление и наказание» можно назвать, пожалуй, наиболее яркой танцевальной драмой — это сценическое произведение, которое осуществляется исключительно хореографическими средствами.
Это драма, в которой сюжет, психологизм и общий смысл развиваются только за счет языка танца, а не пантомимы, например. Последнее относится, скорее, к драматическому балету, но это уже совсем другое дело. Хорошая танцевальная драма в целом психофизиологична, а это означает, что каждое движение должно быть осмысленным и психологически прочувствованным.
К сожалению, психофизиологический танец становится все более редким явлением в мире вообще, не говоря уже об Эстонии. Танцовщики не могут даже обращать на это внимание.
А в XIX веке, кстати, хорошо знали, что если, например, принимаешь вторую или третью позицию (положение ног в классическом балете. — Ред.), то нельзя это делать механически, а только прочувствованно. Одним словом, пытаясь возродить эту традицию, мне хотелось внести разнообразие в здешний танцевальный колорит.
Во-вторых, Сергей Упкин уже давно спрашивал меня, не хотела бы я что-нибудь поставить вместе с ним. И в-третьих, существует также некоторый момент «исправления ошибок», потому что в 1991 году поймать Синюю птицу мне все-таки не удалось. (Смеется).
Я немножко переделала балет, но совсем немного. Убрала классический танец, которого и без того было мало, и теперь язык танца стал более современным и концентрированным.
Совершенно по-новому выглядит теперь главный монолог Раскольникова — в тот момент, когда он отправляется убивать старуху-процентщицу. Предыдущее решение показалось мне слабым. Групповых танцев, которые присутствовали в оригинале в начале и в конце постановки, нет вообще. Есть только три танцовщика: Раскольников, Соня и Порфирий Петрович, и это, на мой взгляд, тоже пошло постановке на пользу.
Очень жаль, что по финансовым соображениям я не могла полностью восстановить прекрасный образ Андриса Фрейбергса. Кустав-Агу Пюйман нашел для него другие подмостки.
20 лет назад Раскольникова танцевали Юрий Екимов и Прийт Крипсон. Говорят, что когда вы ставили «Преступление», у вас перед глазами стоял Михаил Барышников?
Да, эта идея возникала у нас в Нью-Йорке в конце
1980-х, когда Миша (Барышников уже в 1974 году танцевал в тогдашнем Кировском, а ныне Мариинском театре в постановке Мурдмаа «Пропащий сын». — Ред.) был еще в очень хорошей форме, но не выступал (Барышников до 1989 года был художественным руководителем Американского балетного театра. — Ред.). Но тогда эта идея у нас так и осталась на уровне замысла, поскольку он, наверное, немного сомневался...
Жаль.
Да, жаль, иначе со мной был бы очень влиятельный менеджер... Но чтобы что-то поставить в Нью-Йорке, даже с Барышниковым, нужно иметь очень много денег. Один только оркестр чего стоит. А без оркестра Барышников не танцевал никогда.
В 1992 году один фрагмент из «Преступления и наказания» все же был исполнен на подмостках Нью-Йорка, правда, не в исполнении Барышникова.
Да, Раскольникова исполнял солист Indianapolis Ballet Марк Е. Гомез, а Соню танцевала Марика Блосфельдт.
Как возникла идея поставить этот спектакль?
Я не могу этого сказать. Иногда точно знаю, откуда рождается замысел, но в данном случае — нет. Может быть, вдохновением послужила музыка Арво Пярта, знакомство с ним...
Вы использовали в «Преступлении и наказании» ранние произведения Пярта. Вы разрабатывали музыкальную драматургию вместе с ним?
Мы действительно общались, он был на репетициях, но в основном все идет от меня. Я использую Первую и Вторую симфонии, есть также «Алине», «Credo», «Calix»... и звучание русских церковных колоколов.
Музыка — это вообще большая победа, она словно специально написана для этого балета — настолько органично она в него вписывается. Все эти душевные искания, страдания и катарсис...
Вы считаете, что Достоевский сейчас актуален?
Почему бы и нет. Граница дозволенного и недозволенного у нас очень размыта. Вся эта коррупция, махинации, которые тайно организуются, принцип, что если это не всплывет наружу, значит, все в порядке.
Моральная чистота личности, спокойствие души — это как бы не вопрос. В этом смысле его произведение звучит современно. Конечно, в России оно было бы наиболее уместным... Я не могу не упомянуть, насколько произведение Достоевского гениально.
Раскольников очищается благодаря Соне, девушке легкого поведения... Понятно, что мы не можем обойти сюжет, и Раскольников очищается через душевные страдания.
Как вообще осуществляется возрождение старых балетных постановок? Вы сохранили хореографию в памяти?
Нет, в этом отношении я не могу похвастаться памятью. К счастью, сохранилась одна любительская видеозапись постановки, которую я смогла использовать. Прежде всего, я, так сказать, загрузила постановку в свое тело и восстановила ее на эмоциональном уровне.
А если бы этой видеозаписи не было?
Тогда появилась бы совсем другая постановка.
«Балет-симфония» — еще одна ваша известная работа, которая датируется 1963 годом. Возможно ли ее восстановление?
(Вздыхает). Реально — нет. Можно, конечно, фантазировать, что это возможно, но точно — нет. Я восхищаюсь Юло Вилимаа, который утверждает, что он помнит все балетные постановки по памяти.
Что вы предпримите в следующий раз?
Хотелось бы поставить «Трамвай «Желание»», но где и когда — не знаю.
Цитаты из рецензий
«Три первых представления по «Преступлению и наказанию» с точки зрения оркестра, хора и балета насыщены необычайной теплотой, трогательным началом, гуманизмом: оригинальность замысла постановщика, притяжение исполнителей и понимание сути современного театра легли в основу этой внушительной постановки в эстонском музыкальном театре».
Аго Херкюл (Sirp, 1991)
«За «Искуплением Маарьямаа» следует логическое продолжение одной из вершин творчества Мурдмаа — вышедшего на сцену в 1991 году балета «Преступление и наказание».
Хнйли Эйнасто
(сборник «Estonia esimene sajand», 2007)
«Май Мурдмаа сможет прожить на свете и без балета «Эстония», но сможет ли балет «Эстония» обойтись без Мурдмаа, это более сомнительно».
Кади Херкюл (Teater.
Muusika.Kino, 1992)
Балет
«Преступление и наказание»
Хореограф-постановщик:
Май Мурдмаа
Композитор: Арво Пярт
Художники: Андрис Фрейбергс и Кустав-Агу Пюйман
Партии исполняют: Сергей Упкин, Эве Андре и Виталий Николаев
Премьера прошла 20 лет назад, в 1991 году, в театре «Эстония»
Премьера новой постановки состоялась на большой сцене Русского театра 16 ноября, следующие представления пройдут
25 ноября, 12 и 14 декабря.