Вторая причина лежит на поверхности и имя ей – «запретный плод». Сладок. Когда секса как бы не существует, и нет его нигде, и никакого сексуального воспитания-образования в том числе, очень хочется заманчивый фрукт вкусить. В школе по месту жительства, где я два года учился, в восьмом классе порядка пяти девочек-одноклассниц сделали аборты. Это было нормально и даже обсуждалось на уроках: «А что это у нас Марина отсутствует?» Встает ее подруга: «Мариванна, Марина легла в больницу, через два дня будет!». «А, - понимающе говорит Мариванна, - ну, ладно».
Я, кстати, тогда был популярным парнишкой, но девственником - за что девочки надо мной посмеивались и грозили хором изнасиловать в физкультурной раздевалке... Пронесло. Но вообще-то это не смешно, когда подумаешь о юных созданиях, которых терзают в клиниках и на дому... Сколько их было, сколько их погибло? Миллионы, десятки тысяч. И все равно хотелось.
Третья причина, наверное, имеет отношение не ко всем, а только к той удивительной и неповторимой общине молодых советских людей конца 60-х - начала 80-х годов, которых можно назвать не то «подпольщиками», не то «альтернативщиками», не то хиппарями и панками... Я был одним из них, я знаю.
Секс для нас был больше, чем секс. Именно потому, что он был запрещен, гоним, проклят властью, для нас он стал одним из символов - не скажу «борьбы», скажу скромнее - ОТДЕЛЕНИЯ от совкового режима. Покойная писательница Наталья Медведева, типичнейшая хиппушка, сформулировала тогдашний девиз своей жизни так: «Я трахаюсь, следовательно, я существую!» Уверен, что большинство из нас (и я в том числе) не отдавали себе в этом отчет, но дополнительного кайфа сексу придавало то, что это был, подспудно, экзистенциальный акт протеста, акт свободного выражения и семяизвержения. Полагаю, что и тетки в санатории могли - в самой глубине души - испытывать тайный восторг от того, что они себе позволяли под сенью советской власти!