В двадцатых числах октября в Таллинне, Нарве и Йыхви пройдут концерты известного писателя-сатирика и уже практически классика Лиона Измайлова. Его монологи исполняли и продолжают исполнять многие знаменитые артисты эстрады, да и самого автора артистическим дарованием бог явно не обделил.
Лион Измайлов: со сцены будут материться до тех пор, пока это нравится публике (1)
Творческая стезя – штука непредсказуемая, способная преподносить сюрпризы. Сегодня ты проснулся знаменитым, завтра тебя все ругают, послезавтра уже никто не помнит, а через пять лет ты из хорошо забытого старого превращаешься в нечто новое… Или остаешься в забвении. Многие десятилетия стабильной известности, особенно в нашу эпоху перемен, стоят дорогого, однако мы с Лионом Моисеевичем говорили не об этом.
– Раньше телевизионных юмористических передач было очень мало, каждый выход юмориста на сцену в сборном концерте воспринимался как праздник, народ был неизбалован, смеялся любой шутке. Теперь юмор самого разного сорта обрушивается на нас со всех сторон. Когда было труднее смешить – в те времена, когда вы начинали, или сейчас?
– Есть такой анекдот родом из 80-х: человека спрашивают, когда жилось лучше – при Сталине, Хрущеве или Брежневе, и он отвечает, что при Сталине, потому что тогда женщины были моложе. И я могу ответить, что раньше было легче, потому что я был моложе и вообще всё давалось легче. Но и объективные причины есть. Сначала на советском телевидении была только одна юмористическая передача – «Смехопанорама», а потом, еще в девяностые годы – только три, включая КВН: осталась та же «Смехопанорама» и добавился «Аншлаг». А сейчас – множество очень разных передач на всех каналах, и есть каналы, практически целиком на юморе специализирующиеся, например, ТНТ. Раньше и юмор был другой, а теперь он очень разный, в том числе есть артисты, матерящиеся со сцены. Мы себе такого не позволяли и сейчас не позволяем.
– Но раз такое существует, значит, оно востребовано. Это я о мате.
– Да, судя по всему, народу это нравится. В Юрмале на концерте со сцены матерился Александр Ревва, и какие-то женщины даже раза три попросили его прекратить, но остальным, судя по реакции зала, это очень нравилось, публика его принимала. Я и со сцены не матерюсь, и в жизни не матерюсь, а Ревва и ему подобные, наверное, и в жизни матерятся. Но я никоим образом не хочу ругать всех современных представителей жанра.
– Сейчас образовались два полюса – старая школа, условный Петросян, и новая, условный же Comedy Club. Их поклонники – как правило, старшие и младшие поколения – непримиримы и обвиняют друг друга в отсталости, совковости и отстойности с одной стороны и дурновкусице, пошлости и вульгарности с другой. Какой полюс, с вашей точки зрения, лучше? Или хуже.
– Хорошие и плохие артисты есть на обоих полюсах. И среди представителей старой школы есть те, которые хорошо шутят, а есть те, кто плохо. Но чтобы совсем плохо – такого не бывает, в этом случае они бы до наших времен не продержались. И есть вполне приличные представители новой школы.
– Кто, например?
– Мне нравятся Гарик Мартиросян, Сергей Светлаков. Очень смешной, причем и от природы тоже, Михаил Галустян. И они, по-моему, матом не ругаются.
– На мой взгляд, есть вещи противнее мата со сцены, который иногда может быть уместным. Это так называемый сортирный юмор, которым грешат – пусть не все – современные юмористы. В частности, Comedy Club. И, в частности, – тот же Галустян в «Нашей Раше».
– Да? Я тоже не люблю сортирный юмор, но на такого Галустяна, видимо, не попадал. Мне он очень нравится в КВН – например, потрясающе смешной у него получился Кадыров. А мой приятель ходил на какой-то фильм Comedy Club с бюджетом в 25 миллионов и ушел на первых же кадрах: всё началось со сцены в туалете. А народу, видимо, нравится.
– Но нырнем в прошлое еще разок. В те времена была цензура, и, соответственно, юмористические и сатирические тексты были полны иносказаний. И публика читала между строк. А как легче писать – прямо или с иносказаниями?
– Плюсы и минусы есть и в том и в другом времени. Хорошо, что сейчас можно говорить всё. Однако иносказание часто помогало: ты намекал, а человек домысливал. И сам этому радовался. Теперь пропадает недоговоренность и вместе с ней – дополнительный комический эффект. Но юмор ведь может быть разным…
– А не кажется ли вам, что люди постепенно отучаются читать между строк, понимать иносказания? Даже представители старших поколений, что уж говорить о новых. Это стало очень заметно по СМИ: дикое количество кавычек. Закавычивают всё – фразеологизмы, слова в устоявшихся переносных значениях, просто на всякий случай… Это свидетельство того, что люди перестали понимать иронию, перестали понимать очень многое в непрямом значении – мне так кажется.
– Трудно сказать. Мои знакомые не разучились. А публика… она бывает разной. И большое значение имеет то, какой зал. В зале на шесть тысяч человек тонкие репризы не проходят, там лобовые нужны. А если обстановка более-менее камерная, то можно шутить тоньше.
– На вопрос, кого из артистов эстрадного комедийного жанра старой школы вы считаете великим, вы как-то ответили, что Аркадия Райкина. А после него?
– Лучший – Геннадий Хазанов. Если говорить о паре, это, без сомнения, Карцев и Ильченко. Из молодых на сегодня ни один из них не дотягивает.
– У О. Генри в рассказе «Исповедь юмориста», если я ничего не путаю, говорится, что в жизни писатели-юмористы – люди мрачные. Вы в жизни какой, мрачный или весёлый?
– Я разным бываю. Но мрачным себя не назову. Был веселым, я так думаю. И не сказал бы, что другие невеселые – у Арканова, например, это была просто маска. А в нашей стране этот миф пошел от Зощенко, который не только сам был мрачным человеком, но и гасил веселье вокруг себя.
– А каких серьезных авторов вы любите?
– Из русских – Пушкина, Бунина, Лескова. Из зарубежных – Фитцджеральда. Из современных – Улицкую и Довлатова. Я назвал самых любимых, а так мне многие нравятся.
– Вы стихи еще пишете?
– Да я их никогда и не писал. Ну, было давно у меня несколько песен, правда, с хорошими композиторами – с Шаинским, Мигулей, Александром Добронравовым … Теперь очень редко пишу: вот для своего юбилейного вечера кое-что сочинил – просто, чтобы разбавить, не всё же время говорить. Хотя, кстати, была у нас с Володей Мигулей песня, за которую я до сих пор откуда-то получаю авторские отчисления (смеется). А кто ее поет – не знаю.
– Тоскуете ли вы по знаменитой 16-й странице «Литературки»? (На последней странице очень популярной в советское время «Литературной газеты» размещался раздел юмора и сатиры «Клуб 12 стульев», в котором печатались многие ставшие впоследствии известными писатели-юмористы и карикатуристы – прим. М.Т.).
– Да, есть у меня тоска ней. Вместе с исчезновением таких страниц и разделов умер и литературный юмористический рассказ.
– Вопрос из серии дурацких, вы отвечали на него сто раз, но, пожалуйста, – на бис. Почему вы взяли себе псевдоним Измайлов?
– Изначально псевдоним был Измаилов. Потому что сначала под ним писали три автора, и все – из МАИ (Московский авиационный институт – прим. М.Т.). А потом я остался один, и как-то постепенно из ИзМАИлова меня превратили в Измайлова.
– Когда-то Арканов и Горин, оба врачи по образованию, высказались в том духе, что неизвестно, много ли приобрела в их лице литература, но медицина точно ничего не потеряла. Можете ли вы сказать то же самое о себе и самолетостроении?
– Я очень недолго проработал в авиационной промышленности, и за то, что я оттуда ушел, мне должны быть благодарны буквально все.
– Скоро вы приедете в Эстонию. Чего вы ждете от публики?
– Жду, что я ей понравлюсь (смеется).