«Дезертир»: самолет стоял невдалеке от реальности

Дан Ершов, Александр Домовой и Карин Ламсон на постановочной фотографии к спектаклю «Дезертир». Фото: Русский театр

Бывают странные сближенья: второй показ спектакля Русского театра «Дезертир» на сцене Red Box (Красная коробка) пришлась на 10 октября – то есть на Всемирный день психического здоровья.

На премьеру «Дезертира» я не попал – и вижу в том ногу судьбы. Но обо всем по порядку.

Смелый художественный эксперимент

Без обиняков и, надеюсь, обид: спектакль «Дезертир» – постановка Ильи Прозорова по пьесе Алексея Шипенко «Москва – Франкфурт. 9000 метров над поверхностью почвы» – плохой. То есть, наверное, нужно написать, что это «смелый художественный эксперимент», тем более, что с этим вашим искусством ведь никогда не угадаешь, специально они – или хотели как лучше. Еще можно написать «странный спектакль». Есть своя логика в том, что он идет в условном третьем зале театра, весьма обшарпанном и грязноватом. Это такая трехъярусная схема Русского театра: на роскошной большой сцене идет то, что, скорее всего, хорошо (так или иначе), в Черной коробке – то, что может быть спорным и не для всех, а в Красной – ну... странные и смелые художественные эксперименты.

Безусловно, сыграть хорошо в Красной коробке достаточно сложно – у этого места есть своя атмосфера, перебивающая лицедейство, как вокзальный туалет неизбежно портит аромат букета цветов. Извините за сравнение, конечно, но в контексте «Дезертира» оно оправданно: и декорации тут – унитаз да несколько самолетных кресел, и фекальная лексика звучать не устает, например, главный герой долго и изощренно сравнивает гаванскую сигару с «говном орангутана».

Не знаю, что там в тексте, а поставлен и сыгран он так, что остается догадываться, «что за херню я только что посмотрел».

Традиционно вступлюсь за актеров: Александр Домовой в роли главного героя, Карин Ламсон в ролях матери, стюардессы и некоего Фелипе, Дан Ершов в ролях пилота самолета и еще военного с деревянным автоматом, в трансе смотрящего психоделический мультик, – все они мало в чем виноваты. Некоторые сцены хороши, некоторые – откровенно прекрасны, например, в финале Александр Домовой мастерски читает/поет/исполняет рэп. Просто вот мастерски. Но только этого мало. Материал – пьеса Шипенко – совсем безумный, и актеры явно не понимают, как именно его играть, чтобы вышло складно, а режиссер им в этом, судя по всему, не помощник.

Может быть, на такие спектакли надо приходить подготовленным, то есть прочитавшим пьесу автора и что-то для себя уяснившим. (Если вы думаете, что поможет программка, предупреждаю сразу: хлипкая программка стоит целых два евро.) Я не читал этой пьесы Шипенко и других его пьес – и не думаю, что должен был, к тому же, судя по всему, издавались они в последний раз в начале 1990-х, превратились в библиографическую редкость, и – небывалый случай – конкретно этой пьесы нет в интернете. Впрочем, что я оправдываюсь. Не знаю, что там в тексте, а поставлен и сыгран он так, что остается догадываться, «что за херню я только что посмотрел» (цитата из спектакля).

Но. И это важное «но». Мы привыкли думать, что искусство воздействует на нас, только если оно, так сказать, хорошее, то есть высокого качества. Может, во времена Шекспира так и было, но эти времена давно прошли. Во времена Шипенко, то есть наши, степень воздействия определяется другим. «Дезертир» – зримое подтверждение того, что даже очень плохой спектакль может быть сильным, пусть и по-своему.

Капитан воздушного судна твердит невнятицу; все плоско шутят на темы телесного низа; все время от времени истерикуют; плачут; смеются; «самолет стоит невдалеке от реальности»; и ведь ни черта же непонятно – простите, люди добрые. Я старался. Честное пионерское.

Как бы изнутри героя

Что происходит в спектакле? Главный герой улетает за границу. Видимо, покидает родину; мать хлещет его полотенцем, мол, там капитализм и гейропа, куда ж ты, на кого ж ты, что ж ты. Но поскольку мы – если я верно понял – смотрим на мир как бы изнутри героя, мир этот быстро теряет всякую логику, да и, видимо, не имеет ее.

Скажем, почему попутчик героя Фелипе, все время говорящий о себе в мужском роде, – очевидная женщина? Сиди и смотри, вот почему! Длинные невнятные монологи, хилый закос под экзистенциализм и другие умные слова, – это, надо думать, воспоминания героя; они же, надо думать, олицетворяются пленочными кассетами, из которых все, извините, dramatis personae выматывают пленку, чтобы потом спустить ее в унитаз. Фелипе превращается в стюардессу и обратно; герой претерпевает немало психических метаморфоз; капитан воздушного судна твердит невнятицу; все плоско шутят на темы телесного низа; все время от времени истерикуют; плачут; смеются; «самолет стоит невдалеке от реальности»; и ведь ни черта же непонятно – простите, люди добрые. Я старался. Честное пионерское.

Безусловное достижение всех причастных в том, что безумие этого спектакля заразительно. Ну да, ближе к финалу, когда в углу зажигается табличка «РЕАЛЬНОСТЬ», к которой героиня заставляет героя ползти по-пластунски, оседлав его верхом, понимаешь, что «Дезертир» от тебя так же далек, как реальный мир от вечно дезертирующего героя, замкнувшегося во внутреннем безумии. «Действительность по-прежнему недостижима», – поет БГ в песне «Ветка», и с ним нельзя не согласиться.

А был, напомню, Всемирный день психического здоровья. А рядом со мной на этом спектакле сидела очень странная девушка, которая вела себя так, что я сразу вспомнил недавнюю новость: у каждого четвертого ребенка и подростка в Эстонской Республике налицо нарушения психического развития. Девушка громко повторяла отдельные реплики актеров, смеялась невпопад и разговаривала сама с собой. Нет, это не была часть спектакля. Это было страшновато, вообще говоря, как и многое в Эстонской Республике. На девушку оборачивались, само собой. Но что в такой ситуации делать – решительно ведь непонятно.

Так вот, девушка вела себя странно, но чем безумнее становился «Дезертир», тем тише было рядом. В какой-то момент я посмотрел на странную зрительницу: она не отрываясь глазела на сцену (там как раз кто-то по кому-то ползал, а может, танцевал сиртаки, а на стенку еще и проецировался психоделический мультик) – и что-то в зрительнице явно происходило, какое-то внутренее шебуршение. Кажется, она увидела что-то безумнее ее собственного внутреннего мира; эффект мог оказаться терапевтическим.

Когда спектакль кончился, я вышел на улицу. Меня потряхивало. Я осознал вдруг, что улица выглядит как-то непривычно. Будто точка сборки чуть сместилась внутри. Ну правильно: если проделать в реальности дырку, портал в сумасшествие, да еще и не сыгранное, изображенное безыскусно, как есть, – ментальный фундамент неизбежно поколеблется.

Спасибо тебе, странная зрительница. Спасибо тебе, спектакль «Дезертир», показанный во Всемирный день психического здоровья. Катарсис не катарсис – а взгляд смещается.

Не этого ли мы ждем от любого, даже самого скверного искусства?