…И все сметает колесо судьбы

Тиресий - Евгений Князев, Мальчик – Юрий Сокуров. Фото: из архива фестиваля «Золотая Маска» в Эстонии

Огромная труба с проделанными в ней узкими бойницами превращается в колесо судьбы. На него можно вскарабкаться и стать над Роком, но эта победа станет обманом; колесо покатится, сминая всё на пути, и две девочки, которые в прологе к спектаклю беззаботно резвились перед ним, непременно будут – мы об этом догадываемся, потому что помним, что одну из сестер зовут Антигона – раздавлены неотвратимым роком.

А потом колесо, накатываясь на нас, остановится у самой рампы. И, может быть, в какой-то миг промелькнет мысль: наше дело – труба!

Римас Туминас уже ставил эту трагедию Софокла – в Вильнюсском Малом театре. Лет 20 или около этого тому назад. Но вахтанговская постановка  - не римейк той, давней. Как не был римейком прежней работы режиссера показанный несколько лет назад на «Золотой Маске» в Эстонии» его «Маскарад». Если Туминас обращается к однажды поставленной драме, то делает это в контексте изменившегося времени. Вахтанговский «Царь Эдип» - это античный сюжет, прочитанный и осмысленный сегодня. На рубеже тысячелетий невозможно было так ощутить трагизм и катастрофичность бытия, ничтожность усилий – даже самой яркой и крупной личности – перед тем, куда несет нас рок событий.

Античная трагедия требует грандиозности масштаба. И предельного лаконизма. Спектакль создавался совместно с Национальным театром Греции. Греческие актеры составили Хор. У Софокла он – наблюдатель и комментатор событий, здесь это – граждане Фив, люди в черных сюртуках и шляпах, встревоженные бедой, обрушившейся на государство. Они волнуются, обращаются к богам, вслушиваются в то, что творится на этажах власти – и сознают свое бессилие!

Туминас всегда работает со сценографом Адомасом Яцовским и композитором Фаустасом Латненасом. Это удивительно счастливое сотрудничество. Практически – соавторство. Музыка и сценография не дополняют режиссуру, а сливаются с ней, и невозможно понять, что вырастает из чего. Катящаяся труба – сама по себе мизансцена. Но и грозные музыкальные аккорды, в которые впрессована гибельность событий и времени (одновременно и V века до Р.Х. и 2010-х годов после Р.Х.) – тоже мизансцена.

Фивы – как любой эллинский полис той эпохи – постоянно воюет. Когда с внешним врагом (персами), а когда (чаще!) и с соседями. Из кулисы в кулису проносится воин в полном вооружении, с развевающимся черным султаном на шлеме. Скорее всего, он несет весть с поля боя об очередной победе. Но на Фивы обрушились ужасы, по сравнению с которыми война – привычная детская забава в песочнице…

Правитель, сначала спасший государство, а затем погубивший

Античный миф об Эдипе известен всем. Пересказывать его – нетактично по отношению к тем, кто видел спектакль. К тем, кто не видел – тоже. Важно, как преломился этот миф в постановке театра Вахтангова. И прежде всего – каким увиден Эдип.

Обычно Эдип в трагедии – величественный старец, хотя откуда растет эта традиция, неведомо. Юношей он пришел в Фивы и избавил их от Сфинкса; с той поры, судя по возрасту сыновей Эдипа и Иокасты (в трагедии они не присутствуют), прошло не более 25 лет. Эдип, сыгранный Виктором Добронравовым, молод, неотразимо харизматичен и самоуверен. На нем белый костюм и золотая цепь правителя. Мантию и царскую тиару он надевает только в тех случаях, когда ритуал требует; этот Эдип убежден: народ видит в нем героя и властелина всегда, а ритуал – что ж, необходимая, но надоевшая условность.

Эдип – Виктор Добронравов, Иокаста – Людмила Максакова. Фото: из архива фестиваля «Золотая Маска» в Эстонии

В его осанке, в интонациях – никакого пафоса, но какая гордыня, какое ощущение своего избранничества! Эдип одновременно подчеркивает и свой (наигранный!) демократизм, и дистанцию, которая отделяет его от народа. В ответ на их стенания о беде, насланной богами, царь напоминает:

Я вижу ясно: все

Вы страдаете. Но ни один из вас

Все ж не страдает так, как я страдаю:

У вас печаль лишь о самих себе,

Не более,- а я душой болею

За город мой, за вас и за себя.

Очень легко представить себе, какой он правитель. Простой народ его обожает, тем более, что альтернативы этому Эдипу нет: за то время, что он у власти, Эдип – разумеется, только потому, что радеет о благе государства – зачистил политическое пространство вокруг себя. Рядом – на правах родственника и почти соправителя (ну, скажем, никчемный премьер при сильном президенте) – один только льстивый и хлопотливый Креонт (Эльдар Трамов).

В этом Креонте (наряженном, в отличие от героя, в некое подобие античных одежд, с алым плащом, напоминающим о высоком – царственном – происхождении) видна перспектива – не столько роли, сколько образа античных мифов. Мы просто обязаны вспомнить, что после краха великолепного Эдипа – мужчины, воина, героя – и недолгой гражданской войны между его сыновьями, к власти придет Креонт. И, несоизмеримый масштабом личности с Эдипом, погубит и дочь его Антигону, и собственного сына.

Фото: Фото из архива фестиваля «Золотая Маска» в Эстонии

Трагедия беспощадно движется к кульминации. Эдипу постепенно дано осознать, что он – некогда спасший страну от Сфинкса – теперь губит ее, так как – пусть сам того не ведая – совершил два святотатства: убил царя и женился на матери.

Слепой и зрячий

К прозрению Эдип в вахтанговском спектакле движется, одновременно и страшась истины, и стремясь узнать ее. Так раскрывается извечный конфликт античной трагедии: борьба героя с Роком. В фиванском цикле античных мифов преступная цепь началась не с Эдипа и закончилась не на нем. История Эдипа  – великолепный пример того, как человек, всю жизнь пытающийся обмануть рок, не свершить того, что предначертано, самоуверенно шел в ловушку, расставленную Роком. И, одержав мнимую победу над судьбой, навлек гнев богов не только на себя, но и на весь народ.

Сильный человек понял, что не должен править. Но на его место придут ничтожества, которые не станут задумываться над тем, вправе ли они распоряжаться судьбами народа. 

Эдип-Добронравов прозревает постепенно, начиная со встречи со слепым пророком Тиресием (Евгений Князев). Тиресий зряч своим – не знанием, пониманием – безжалостной правды. Догадкой. Открытие режиссера – в том, что Тиресий вроде бы и не хочет отяготить Эдипа разрушительной истиной, его: «Зришь ныне свет – увидишь мрак!» звучит последним предупреждением: не вторгайся туда, где воля смертного ничто, а своеволие богов – всё. Заглядывать в такие бездны – смертельно опасно. Знание их – слепит.

Театральный язык «Царя Эдипа» вмещает в себя и торжественную величавость трагедии, и спуск с ее горних высот в долины едва ли не бытового эпизода, в котором двое пастухов рассказывают, что произошло с младенцем, которого прежний правитель Лай приказал убить. Но это не эклектика. Это – картина мира, взятая из древних мифов и древней же трагедии Софокла, но (а может, оттого) универсальная. И в картине этой нет лишних (или неважных) деталей. Необходимо – всё.  Загадочная, замотанная в какие-то пелена  – вплоть до лица – фигура, сопровождающая Эдипа, его Домочадец (Максим Севриновский), сорвет повязки и поведает о том, как покончила с собой жена/мать царя Иокаста и как ослепил себя Эдип.

Дева с черными крыльями окажется вторым я Иокасты, за спиной которой развернутся и опадут белые крылья. Иокаста, замечательно сыгранная Людмилой Максаковой, хранительница дома и страны, придет к осознанию того, что она – соучастница преступления. (Соучастница вдвойне – сначала позволила мужу отдать на смерть новорожденного сына, затем вышла замуж за сына-отцеубийцу, вступив с ним в кровосмесительную связь.) И если второе преступление она совершила по неведению, то в первом ее вина неоспорима: смутные пророчества оракула оказались сильнее материнской любви.

Античные боги всегда вели с людьми нечестные игры. Действовали, как рыночные наперсточники – перемешивали шарики так, что смертному невозможно было угадать, где подсказка, позволяющая угадать предначертание Рока. Эллины знали об этом, но вслух не говорили. Отсюда – великая недосказанность античной трагедии. И отсюда – гибель героя, оборачивающаяся его же моральной победой.

Эдип уходит в добровольное изгнание слепым, выводя на саксофоне пронзительно печальную мелодию. Но гибельную судьбу государства он не унес с собой. Сильный человек понял, что не должен править. Но на его место придут ничтожества, которые не станут задумываться над тем, вправе ли они распоряжаться судьбами народа. Мелкие – несмотря на царственный пурпур одежд – Креонты.

Оттого так неудержимо катится на нас гигантская труба. И замерев, оставляет нас перед вопросом: иссякла ли инерция ее пути или нам всего лишь дана отсрочка?