/nginx/o/2018/10/31/11539040t1heccb.jpg)
Кредо создателей театра NO99 – режиссера Тийта Оясоо и сценографа Эне-Лийз Семпер было таково: «Если театральные деятели не создают постановки с целью изменить мир, театр теряет смысл», - пишет театральный критик Борис Тух в память о театре, руководители которого объявили сегодня о прекращении его существования.
Еще совсем недавно они выступали на международных фестивалях: в сентябре в Белграде BITEF, в октябре в Варшаве на фестивале «Новый театр», показывали там свою постановку «Кõnts» (переводится как «ил» или «тина»); затем в Праге на фестивале Palm Off Fest – «Революцию». Они были самым известным за рубежом эстонским театром, в прошлом году получили престижнейшую награду Еuropean Тheatre Рrize, присуждаемую Еврокомиссией, с формулировкой «За новую театральную реальность». Гастролировали на Wiener Festwochen, на театральном фестивале в Авиньоне и в Париже в театре "Одеон", а также в Лондоне, Берлине, Мюнхене, Москве, Брюсселе, Берне, Будапеште, Гамбурге, Санкт-Петербурге, Венеции и т.д.
Кредо создателей театра – режиссера Тийта Оясоо и сценографа Эне-Лийз Семпер – было таково: «Если театральные деятели не создают постановки с целью изменить мир, театр теряет смысл. «Вопрос не только во влиянии театра на злободневные решения, но и на любые решения, реакции и мысли. Если какая-то постановка затронет в зрителе что-то, благодаря чему он в будущем, например, будет легче открываться нежности, это можно считать большой победой театра, таким же политическим шагом».
И они в каждой из своих работ стремились изменить мир. Их перформансы «Съезд партии «Открытая Эстония», сыгранный в присутствии семи тысяч зрителей в Saku Suurhall, и «The Rise amd Fall of Estonia» будоражили сознание человека, заставляли его задуматься, туда ли, куда мечталось, движется общество, и почему он сам, рядовой гражданин, только созерцает, но не действует. Из брехтовской «Мамаши Кураж» они сделали фантастически мощный антивоенный спектакль. Их сатира в спектаклях «Нефть», «Горячие эстонские парни» и «Как объяснять картины мертвому зайцу» била наповал. Они искали и находили особый способ существования актера в роли. Ставили спектакли по мировой киноклассике – «Семь самураев», «Солярис», «Охотник на оленей» - и театральная образность выводила на сцену глубинные, может быть, не замечаемые в кинозале перед экраном смыслы.
/nginx/o/2018/10/31/11539042t1hab2c.jpg)
В ноябре они должны были выпустить премьеру по роману Стругацких «Трудно быть богом». Премьеры не будет. Театр примет участие в фестивале NET («Новый европейский театр») в Москве, сыграет дома еще несколько раз свою последнюю постановку «Кихну Йыннь» (теперь буквально последнюю). И всё.
На сайте театра появилось прощальное письмо, озаглавленное:
«Мы решили прекратить. Это единодушное решение нашего творческого содружества и мы все подписываемся под ним. В течение 14 лет мы разделяли одни и те же идеалы, и сегодня сообща удостоверились, что больше не в состоянии работать достойно поставленным когда-то идеалам. Театр NO99 всегда стремился к идеалам, и если идеалы стали недосягаемыми, то нет и Театра NO99. Teaтр не прекращается из-за какой-то нагнетаемой в СМИ драмы. Театр заканчивается, потому что постепенно, исподволь, шаг за шагом происходит нечто, чему невозможно дать имя. Это решение причиняет нам боль. Тишина, которая воцарится в коридорах Театра NO99, такая же, как любая другая тишина, но для нас эта тишина наполнена болью. Но это – честная тишина. Эта тишина справедлива. Потому что прежним путем идти вперед мы не можем, а иным путем – не хотим.
Наш идеал с начала и до конца оставался неизменным: максимально сосредоточиваться на произведении искусства, которое рождается совместными усилиями всех работающих в театре людей, в результате единого горения, единой любви…»
Театр в своем прощальном письме благодарил всех: друзей, публику, единомышленников, критиков, государство, которое давало театру возможность 14 лет делать художественно независимое искусство.
Драматург театра Ээро Эпнер, чья подпись стоит под обращением первой, сказал мне, что ни он, ни художественный руководитель Эне-Лийз Семпер, ни режиссер Тийт Оясоо ничего к этим словам прибавить не могут.
Дальше – тишина! – как в последних словах принца Гамлета, и не нужен никакой Фортинбрас, чтобы распорядиться отнести на помост тело погибшего во имя правды и справедливости героя. Не нужна похоронная музыка. Почтим трагический уход театра, который сыграл такую прекрасную роль в искусстве и общественной жизни страны, минутой молчания.