Осиновский: разгневанное меньшинство может увезти страну в кювет

Евгений Осиновский Фото: Tairo Lutter

Лидер Социал-демократической партии Евгений Осиновский утверждает в интервью Postimees, что другие партии всё больше прогибаются под желания праворадикального меньшинства.

- Миграционное соглашение не было одобрено правительством и получило в Рийгикогу 41 голос в поддержку. Стоил ли того правительственный кризис, затянувшийся на несколько недель?

- Да, стоил. Для нас это был вопрос принципа. Неприемлемо раскачивать внешнеполитические позиции Эстонии ради краткосрочной цели. Поведение “Отечества” – под давлением EKRE они сделали резкий разворот – было некрасивым, но для меня было важно, что мы сумели разрешить этот вопрос. Речь идет о натиске правого радикализма, у которого есть и другие влияния. Фронт был прорван не «Отечеством», а реформистами, чьи глава фракции и председатель комиссии по иностранным делам дрогнули первыми, потом подтянулось «Отечество». Важно отметить, что объектом нападения EKRE была не внешняя политика, а государство как таковое. Это часть недоверия, которое сеется в отношении государственных институтов. За неделю до этого они резвились над правовой системой, теперь сказали, что эстонская профессиональная дипломатия не знает, что такое национальные интересы Эстонии.

- Как это “Отечество” изменило свою точку зрения? Мы ведь все время знали, какая у них точка зрения относительно миграции?

- В марте правительство придерживалось единого мнения относительно миграционного соглашения. EKRE долго пыталось нагнать страху, но другие партии придерживались разумной и спокойной линии, пока, наконец, фронт не был прорван. Внезапно был сделан резкий разворот, и они отошли от позиций, по которым правительство договорилось в марте.

- Мы оказались бы в другом положении, если бы правительство просто проголосовало по этому вопросу на заседании?

- Тогда “Отечеству” пришлось бы решать, остаться в правительстве или нет.

- Они и так несколько раз оказывались в такой ситуации. И никуда не ушли.

- Да, но решили бы они в таком случае уйти или нет, я не могу сказать. Но, если бы их переехали, это точно было бы заметнее, чем то, что произошло в парламенте.

Натиск зла принимает все более гротескные формы и масштабы. Что праворадикальная повестка все больше будет давить и начнет диктовать политику государства, было постепенным процессом. 

- Соцдемы часто говорили в контексте EKRE, что меньшинство диктует большинству, теперь же миграционное соглашение в Рийгикогу получило поддержку меньшинства, и таким образом было принято решение поддержать документ.

- Ситуация, где нет консенсуса по международной политике, сама по себе прискорбна. Но мы видим это с того момента, как EKRE прошла в парламент – по самым элементарным вещам был утрачен консенсус. Его больше нет ни по защите основных свобод, но по поддержке гуманистических ценностей, ни по внешней политике. Если консенсус исчезает, немыслимо, что позиции диктует меньшинство. «Отечество» вместе с EKRE представляет в парламенте меньшинство, а меньшинство не может диктовать линию. Что реформисты отказались выразить свою позицию, достойно сожаления. Глупо и безответственно одновременно. Я предпочел бы, чтобы этот документ имел и их поддержку.

- Вы готовы признать, что ультиматум в отношении Урмаса Рейнсалу был выдвинут на эмоциях?

- Это был не ультиматум, но он стал таким в чужом истолковании. Это было предложение, как решить внешнеполитический вопрос. Было ли это лучшим из возможных предложений? Нет. Если бы в то утро у меня была идея, которая появилась у нас с Эйки Нестором в полтретьего ночи, разумеется, это было бы лучшее предложение. Но хорошие идеи приходят тогда, когда они приходят.

- Но сказанное все же взвинтило ситуацию.

- Без сомнения, но все хорошо, что хорошо кончается. Премьер-министру это тоже дало понять, что ситуация серьезна и ее необходимо решать. Это решение, вероятно, не было бы принято, если бы под вопросом не оказалось сохранение правительства.

- В каком положении сейчас находится правительство?

- До выборов 95 дней. На рассмотрении Рийгикогу десятки законопроектов, по которым надо голосовать, но ясно, что за это время уходящее правительство не станет предлагать какую-то совершенно безумную законодательную повестку. В плане обычного управления правительство дееспособно.

Делать Таранда ответственным за насилие – то же самое, что обвинять жертву изнасилования в том, что она носила слишком короткую юбку.

- Что-то принципиально изменилось в правительстве после этих недель?

- Изменения произошли, когда Хелир-Вальдор Сеэдер был избран председателем “Отечества”. Сеэдер особенно не скрывал, что он не фанат этого правительства в эмоциональном плане. Могло бы послужить уроком, насколько эстонская политическая реальность меняется по существу. Натиск зла принимает все более гротескные формы и масштабы. Что праворадикальная повестка все больше будет давить и начнет диктовать политику государства, было постепенным процессом. Несколько месяцев назад я в Postimees призвал партии четко высказаться, что EKRE не годится для управления из-за своих радикальных взглядов, ситуация показала, что и в качестве маленькой оппозиционной фракции они способны увезти страну в кювет. Это опасная тенденция.

- В конфликте на демонстрации EKRE были все же две стороны.

- Да, можно было бы не идти туда. Но мы пошли, поскольку основным упреком правительству и нам было то, что мы не говорим с народом. Атмосфера была очень напряженной и насилие действительно витало в воздухе. Эмоционального накала в воздухе было намного больше, так что хорошо, что вышло хотя бы так.

- С другой стороны, можно сказать, что, когда протестуют противники пушной промышленности, и какая-то компания выходит с ними говорить, а на одном из них меховая шуба, более-менее известно, что будет происходить.

- Едва ли его побьют. Но уясним одну вещь: что Индрек Таранд выйдет на сцену, не входило в стратегию партии, это было его личным решением. К нему можно относиться по-всякому, уместно это было или нет. Но делать Таранда ответственным за насилие – то же самое, что обвинять жертву изнасилования в том, что она носила слишком короткую юбку.

Нравится ли нам, что впервые за то время, что я в политике, нам стали угрожать убийством и нас изображают на виселицах, рисуют картинки, где нам отрубают головы? Нет, это очень мерзко. 

- Индрек Саар говорил о политике кулака. Это хорошо подходит для вашей повестки, направленной против EKRE.

- (Вздыхает) Это самое грустное, что главный интерес прессы – в том, чтобы наблюдать политическую деятельность как какие-нибудь скачки, чья лошадка обойдет кого-то на сантиметры, а кто проиграет. В данном случае мы пошли защищать определенные ценности, которые важны для многих жителей Эстонии.

Если бы мы их не защищали, нам бы сказали, что мы флюгеры. А когда мы идем, нам говорят, что вы наверняка сделали это, потому что это политически выгодно.

Если говорить о бумажке ООН, я сомневаюсь, что ее поддержка принесет нам голоса. По правде говоря, помимо EKRE, вообще трудно увидеть кого-то, кому она была бы выгодна. Я призвал на помощь Партию реформ, чтобы усилить защиту основных ценностей, но было решено заняться политтехнологиями.

Нравится ли нам, что впервые за то время, что я в политике, нам стали угрожать убийством и нас изображают на виселицах, рисуют картинки, где нам отрубают головы? Нет, это очень мерзко. Мы оказались в ситуации, когда из-за политических разногласий нам угрожают насилием. Чувствуем ли мы себя комфортно, когда нам угрожают из-за того, что мы защищаем либеральную демократию? Нет. Мы чувствуем глубокую обеспокоенность в связи с тем, куда это движется.

Колхоз троллей радикализовался и стал более интенсивным.

Если перед Рийгикогу за минуту ситуация накаляется до того, что политика избивают, а после этого главы сеющей страх партии заявляют, что они готовы пойти на эскалацию, это четкий сигнал всем тем типам, которые пошли по пути радикализации: путь свободен, дайте пройти.

В последнюю неделю в направленный против нас лексикон массово пришло слово “госизменник”. Раньше такого не было. А потом какому-то безумцу придет в голову, что Миксер и Осиновский – госизменники, поэтому он их прибьет, и он гордо пойдет в тюрьму – за Эстонию. За Эстонию страшно.

- Вы сами тоже получали угрозы?

- Да.

- Политики и журналисты всегда получают оскорбительные письма. Что-то изменилось?

- Да, непосредственных угроз я раньше не получал. “Свинья”, “подонок», «урод” – это, увы, естественная часть экреизированной политики. Теперь колхоз троллей радикализовался и стал более интенсивным.

- Вы дали этим угрозам ход?

- Да, конечно.

- Можем ли мы быть уверены, что речь не идет об очень маленьком активном меньшинстве?

- Речь идет о процессе формирования нормы. Когда в 2016 году я прогнозировал, что сегодня будет происходить, мне сказали, что я слишком драматизирую, что сравнение с Германией 1930-х – это преувеличение, нет ничего подобного. Тогда еще были люди – творческие люди, предприниматели, журналисты, гражданские активисты и ученые, которые были готовы публично выступить, что нет, это не моя Эстония, я хочу жить в свободном, либеральном обществе. На сегодняшний день эти люди дошли до того, что на самом деле не хотят ничего публично говорить, поскольку то, какую ругань и угрозы ты получишь в ответ, пугает. Когда непосредственно перед голосованием по Брекзиту в Великобритании был застрелен Джо Кокс, в британском обществе тоже не было столь масштабного праворадикального движения. Не было его и в Швеции, когда закололи ножом Анну Линд. Чтобы произошло что-то очень ужасное, не обязательно, чтобы все общество было безумно.

Интерес к миграционному соглашению возник очень быстро, по всей Европе ровно в одно и то же время, на основании тех же пунктов, под предводительством тех же правых радикалов.

- Когда людей заставляют во что-то поверить, отыграть назад трудно. Когда соцдемы начинают что-то объяснять в день окончательного голосования по миграционному соглашению, уже поздно. Вера в противоположное мнение уже возникла.

- Да, это была очень быстрая информационная операция. За две недели до этого никто не знал о такой вещи как миграционное соглашение.

- Но этого не объясняли и те, кто занимался этим более года.

- Не было общественного заказа на это обсуждение, пока EKRE не сумела прорвать фронт здравого смысла. Мы можем выйти с любой бумажкой Евросоюза на площадь Вабадузе и начать говорить о квоте на вылов мойвы в Западной Атлантике, но публично можно обсуждать вещи, к которым есть интерес. А интерес к миграционному соглашению возник очень быстро, по всей Европе ровно в одно и то же время, на основании тех же пунктов, под предводительством тех же правых радикалов. То, насколько слаба устойчивость общества в отношении эти вещей, заставляет серьезно задуматься.

Это прорвало фронт и у здравомыслящих политиков и журналистских изданий, и это действительно опасно. Разве некоторые СМИ не объясняли людям, что в Эстонии нет ни одной партии, которая поддерживала бы массовую миграцию? Что все это ерунда, и EKRE на самом деле нечего заявить в этой дискуссии.

- Предыдущая попытка сыграть на конфликте ценностей с EKRE была не очень удачной…

- Опять скачки! Я стою за свободное общество и демократию, поскольку искренне верю, что это самое важное, что сейчас находится на весах в эстонской политике – сохранится ли эстонская либеральная демократия после этих выборов или у нас наступит Польша.

- Соцдемы заявили, что не станут сотрудничать с EKRE в правительстве, «Ээсти 200» тоже…

- Партия реформ даже в оппозиции сломалась!

Самый большой риск в том – и мы это видели – что остальное политическое поле начнет подстраиваться под правый радикализм. 

- Юри Ратас, по сути, тоже исключил EKRE. Ранее они не заявляли, что все же не готовы сформировать с ними правительство.

- Да. Наверное, все-таки не готовы. Мне очень приятно, если в обществе, наконец, более широко укоренится понимание того, о чем я говорил два года.

- Можно ли игнорировать партию, у которой такая народная поддержка? Так когда-то поступали с Центристской партией.

- Избирателей нельзя игнорировать, у людей реальные страхи и тревоги, ими нужно заниматься. Задача политиков должна состоять в том, чтобы давать чувство безопасности, а не усиливать страхи. Вопрос в том, что в действительности лежит на весах и сможем ли мы объяснить это людям. Самый большой риск в том – и мы это видели – чтобы остальное политическое поле начнет подстраиваться под правый радикализм.

Все больше политических сил будет падать в ту же лужу. Недавно там оказались “Отечество” и Партия реформ. У меня нет никаких сомнений, что, если бы Центристская партия оказалась в оппозиции, они бы проголосовали против миграционного соглашения.

Если председатель парламентской партии не в состоянии осудить незаконные или антиконституционные высказывания и поступки своих сторонников, мы говорим на это, что это демократия, ничего не поделаешь. У него тоже есть право высказывать свои позиции, а избиратели пусть решат. В этом контексте я полагаю, что понимания того, что в действительности лежит на весах, в обществе мало.

- И куда мы движемся?

- К ситуации, когда решения будут приниматься, исходя из политической повестки, созданной с помощью лживой информации и запугивания. Решения, принятые по этим причинам, могут оказаться неверными. Первый этап, дальнейшую эскалацию которого мы видели, состоит в том, что те люди, которых в эстонском обществе большинство, которые не хотят насилия и ненависти, все меньше осмеливаются высказываться.