Наше кино, или Есть ли разница между Эстонией, Сибирью и Эфиопией

Алена Суржикова. Фото: SCANPIX

На эстонское кино на фестивале в немецком Любеке было не пробиться, пишет о своих впечатлениях режиссер Алена Суржикова.

На фестиваль северных фильмов в Любеке я поехала неслучайно, точно знала, что кино там показывают отборное - и всплакнуть, и посмеяться можно. В этом году фестивалю 60 лет. Праздновали широко, в этом году посещаемость фестиваля превзошла все ожидания, и за шесть дней количество зрителей достигло 36 000. Всего было показано 199 фильмов и состоялся 331 показ - учитывая тот факт, что в Любеке живет примерно 215 000 человек, результат впечатляющий.

Собравшую четыре приза на этом фестивале картину исландского режиссера Бенедикта Эрлингссона «Женщина на войне», премьера которой была в Каннах, мне так и не удалось увидеть. Эстонская делегация честно пыталась попасть на показ и оба раза залы были переполнены. Постояв в очереди и потолкавшись с немецкими пенсионерами, мы так и не вошли. Название фильма надо запомнить и при случае посмотреть.

Мы как северные люди, которые любят, чтобы все было точно, решили купить билеты на фильмы, которые хотели посетить, так как с фестивальной аккредитацией есть только ограниченное количество мест.

В рамках фестиваля состоялась мировая премьера ленты «Корни», которую на месте представили четыре режиссера из шести, Хейлика Пикков, Мооника Сийметс, Нора Сярак и я, а на последний показ прямо с фестиваля в Ираке приехала Анна Хинтс.

Стоим мы с девушками-режиссерами у зала, где идет показ «Корней», и я вижу немецкого ведущего и журналиста Удо Бисса, который выходит с «Корней» и, вытирая глаза, бредет по коридору. Какая встреча, здравствуй, Удо. Мы познакомились в прошлом году на этом же фестивале во время празднования столетия Финляндии, и Удо обещал приехать снимать передачу о столетии Эстонии в том числе и в Кяру, где мы живем, но, как всегда, победила Нарва, и до Кяру Удо не доехал. И вот теперь, здоровый мужик прятал свои красные глаза (в фильме рассказывается о смерти новорожденного ребенка автора - прим. ред.), похлопав меня по плечу, сказал: "Приеду, обязательно приеду в Кяру". 

Мы изучили программу фестиваля и решили пойти на фильм норвежского режиссера Эрика Поппе, который приехал с мастер-классом, оказался великим мыслителем и философом. Билеты купили заранее, дабы не попасть впросак. На следующий день было очень солнечно, и после головокружительной водной прогулки по Любеку идти в темный зал и смотреть картину «Per Fugelli – I Die» желания особо не было. Но любовь к кино победила, и мы пришли на показ. И когда начались первые кадры фильма, стало ясно, что перед нами Кино с большой буквы. Дорогая техника, прекрасная операторская работа, а главное - герой, который интригует, удивляет, смешит и огорчает одновременно.

Фильм о человеке, умирающем от рака, но его жизнерадостность и активная жизненная позиция радует и восхищает. Это профессор, врач, который с 1992 года преподавал в Университете Осло. В 1992 году Пер Фугелли написал: «Терпеливая Земля больна. Глобальные экологические нарушения могут иметь серьезные последствия для здоровья человека. Пришло время для врачей поставить мировой диагноз и дать рекомендации по лечению», - это стало лейтмотивом фильма.

Нам не жалко героя, рядом с ним собственные маленькие раны незаметны, хочется думать о великих делах и свершениях. В то же время с ним забавно, и мы не знаем, что будет дальше. Да, он должен умереть, но это не томительное, серое ожидание смерти – это яркие выступления на демонстрациях, на площадях и конференциях с призывами к человечности, ответственности и миролюбию. В фильме есть забавная сцена: главный герой ворует цветы в парке, так как это вызывает выброс адреналина, а последний в свою очередь стимулирует работу мозга. И вот известный врач, профессор приходит в парк с зонтиком - в день съемок ему повезло, было облачно, и, озираясь по сторонам и сторонясь прохожих, герой крадет цветок и прячет его в свой зонт.

Зал лежит от хохота, так как несоответствие всегда вызывает смех - это одно из правил комедийного жанра. Но цветы появляются неслучайно: это символ бесконечной любви профессора к его жене. Мы видим трогательные отношения героев, это любовь, о которой слагают песни. В фильме нет ни намека на быт и рутину. Даже детей и внуков нет, как будто эти люди живут вне суеты и быта. Есть бесконечность и их любовь, они плывут на катере в море, потом готовят из рыбы красивый ужин, только он и она. И эта любовь, которая вроде бы должна длиться вечно, вдруг обрывается.

Но, опять же, мы получаем новый пинок от жизни и режиссера: у жены профессора происходит сердечный приступ. А он так растерян и потерян. Он, умирающий девять лет, все еще жив, а она, все эти годы терпевшая, умрет? Напряжение, которое царило в зале при просмотре этого эпизода, наверное, могло бы осветить весь Любек, если бы к зрителям присоединили электропривод. Но никто не умрет в кино. И мы будем видеть профессора все в новых ипостасях. То он читает лекции в университете, то ест виноград в магазине, возмущаясь тому, что там есть камеры наблюдения. Фильмы о смерти и умирающих людях, которые так трудно смотреть, на самом деле говорят нам, живущим: не медлите, живите, творите, боритесь, не будьте безразличными.

Тема безразличия, одиночества и отсутствия любви очень хорошо раскрыта в фильме литовского режиссера Гиедре Бейнорюте «Дыхание на мрамор», который, кстати, был показан в Таллинне во время фестиваля «Темные ночи». История очень поучительная, жестокая и очень восточноевропейская. Если в норвежском фильме мы не видим региона, мы видим кино без места и времени, то здесь узнается наша постсоветская реальность с коричневыми крашеными полами, с мало реставрированными деревянными домами, модными новостройками и одинокими людьми.

Главную героиню Изабеллу играет актриса Айрида Гинтаутайте. По словам режиссера, это ее любимая актриса, и она играет действительно сильно. Если в начале фильма мы видим молодую, счастливую девушку, полную надежд и радости, азарта, страсти и грез, то в его конце это совершенно потерянный, усталый человек, который берет на себя неподъемную ношу. Фильм рассказывает о проблеме усыновления. В семью, где уже есть один ребенок, мать хочет взять еще одного - некоего Илью. Берет, но тем самым ставит крест на своем муже и родном сыне. Муж начинает ей изменять, и, не справившись с чужим ребенком, который постоянно хамит, семья возвращает его в детский дом.

Илья, (символично, что имя этого никому не нужного мальчика русское, еврейское, православное и католическое одновременно), уже подростком, спрятавшись в сарае дома, убивает родного сына бывших приемных родителей. Изабелла видит это, и вероятно понимает, что это ее грех, что недостаток ее любви убил ее родного сына. Трагичная и тяжелая драма, от которой текут слезы, но это горькие слезы безысходности и тоски. Тут нет человеколюбия, как в фильме Поппе, это постсоветский реализм.   

Фильм у нас жизнеутверждающий. Просто о нас. Странно, что в кино говорят на незнакомом нам эстонском языке, но это про нашу жизнь и про нас всех.

В 2014 году мы развивали документальную тему в фильме, где речь шла о семье в Кохтла-Ярве, в которой выросло уже девятнадцать детей. Где Любовь Дорошко - нормальная русская баба, которая варит кастрюлями суп для толпы голодных детей и делает из них нормальных людей, которые, конечно, не станут профессорами, зато станут сантехниками, парикмахерами, строителями, заведут детей. И как говорит Любовь, любой может упасть, просто у этих людей обычно нет никого, кто поможет им подняться. И, возможно, есть здесь наша вина и в том, что их родителям тоже никто не помог. Я верю, что доброта и любовь творят чудеса, но в реальности случаев с печальным концом намного больше. Человек, не получающий любви и ласки до трех лет, становится закодированным, и раскодировать его не так уж просто.

Раз уж зашел разговор о силе веры и любви, не могу не упомянуть прогремевшую на фестивале эстонскую картину «Товарищ ребенок», дебютную полнометражную работу Мооники Сийметс. Это история о детстве писательницы Леэло Тунгал, о депортации ее матери, о советской власти и о детском, наивном и добром восприятии мира в жестком мире предателей и врунов. На всех ее показах были полные залы, и толпы не попавших зрителей негодовали: как же так, где и когда можно будет посмотреть эстонский фильм. Сейчас картина идет в прокате в Латвии, может, и в Германии найдется дистрибьютер.

На показ своей картины "Керро 40" я не попала, но на основании опыта фестивалей в Париже, Эфиопии и Сибири могу рассказать такую историю. На фестивале «Встречи в Сибири» перед показом фильм "Керро 40" встает режиссер Элла Давлетшина и говорит: «Эстонцы попали в Сибирь по тем же причинам, по которым сюда попали сибиряки, но не будем о грустном. Фильм у нас жизнеутверждающий. Просто о нас. Странно, что в нем говорят на незнакомом нам эстонском языке, но это про нашу жизнь и про нас всех». Я сижу в зале и с места добавляю: «Интересно, что примерно так же меня представляли в мае в Эфиопии, сказав, что фильм прямо про них, на севере Эфиопии тоже есть такие клубы и традиции!» Вот и разрабатывай потом концепции: делаешь кино для жителей одной конкретной деревни, а потом в Эфиопии, во Франции, в России тебе говорят, что это все о них. Немцы тоже, видимо, себя в нем увидели, поэтому и позвали в Любек.

«Товарищ-ребенок» Мооники Сийметс, как известно, получил приз за лучший дебютный фильм, а еще одну эстонскую ленту, «Родео», наградили почетным дипломом.

В секции документального кино был и мой любимый документальный фильм этого года, «Ахто. Яхта мечты». Документальные кадры кругосветного путешествия в 1930-х годах как-то особенно чаруют в наши неспокойные времена. На конкурсе документального кино была представлена и картина Марианны Каат «14 падежей».

Так что можно смело сказать, что эстонское кино оказалось популярно в Любеке. В центре города стоял куб виртуальной реальности, где показывали эстонский фильм «Бекаа» режиссера Райна Ранну. А в ларьках возле куба продавали вовсе не виртуальное, а вполне реальное эстонское пиво, Vana Tallinn и глинтвейн. Так что немцы отпраздновали наше столетие по-нашему.