Нарвский филиал Vaba Lava открылся перформансом «Транзит. Остановите музыку» по воспоминаниям эстонских рок-музыкантов того великого поколения, которое когда-то гремело по всему Союзу и имело немало неприятностей с местными властями, и спектаклем шведского Dramaten teater по драме Ибсена «Гедда Габлер». Позже обе постановки были показаны на основной сцене Vaba Lava в творческом городке на ул. Теллискиви.
Наверно, «Транзит…» и нужно было смотреть так, на честном и свободном рабочем спектакле, лишенном того ажиотажа и помпезности, которые сопровождали нарвскую премьеру, когда на представлении присутствовали сами герои – Тынис Мяги, Марью Ляник и Пеэтер Волконский, а в зале находился «московско-петербургский десант», прибывший поддержать постановщика перформанса Дмитрия Егорова.
«Транзит. Остановите музыку» делался больше двух лет – складывался из интервью, которые Дмитрий Егоров, Андрес Попов и Наталья Наумова брали у музыкантов, затем из 900 собранных страниц было отобрано то, что вошло в сценарий. Авторы назвали сделанное «документальной солянкой в двух частях». Честно говоря, иногда «солянка» больше напоминала «рагу по-ирландски» (см. «Трое в лодке, не считая собаки» Дж.К. Джерома): прекрасный материал не всюду был убедительно скомпонован, отчего возникало ощущение рыхлости, необязательной последовательности «номеров».
Чудесный монолог о вольном дыхании и о том, что земля – единый организм, и все божьи творения на ней, в том числе люди, - части этого организма, а потому не нужны и вредны границы, которые политики воздвигают между людьми, в исполнении Иво Ууккиви, бесспорно, лидера актерского ансамбля из семи человек, мог стать блистательным финалом постановки, а прозвучал хоть и ближе к финалу, но после него спектакль еще длился, и напряжение спадало.
Но все это неважно. Понимаете, обмолвился как-то Некрасов: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» - и многие приняли эту максиму за освобождение от необходимости трудиться над совершенством формы. Но здесь эти слова как нельзя более к месту. Пусть к режиссуре, композиции и сценографии можно предъявить претензии, мессидж, вложенный в постановку, искупает любые несовершенства. К тому же все семь актеров (Иво Ууккиви, Ярек Касар, Вейко Тубин, Мартин Кыйв, Мартен Кунингас, Павел Бочаров и Стеффи Пяхн) ведут свои партии поэтически, от всего сердца.
На сценической площадке в правильном порядке расставлены металлические штыри (художник Константин Соловьев). Возможно, это метафора железного занавеса; позже, в эпизоде Чернобыля, между штырями будет натянута красно-белая лента, которой ограждаются места катастроф – и она останется и во втором акте. Ее уберут после того, как наступит свобода. Правда, тогда же унесут со сцены инструменты и звукоаппаратуру: музыканты, которые собирали целые стадионы, в условиях свободного рынка окажутся ненужны. «Свободны? Ну и гуляйте!» На смену берущему за душу хард-року, панк-року и просто хорошей музыке придет попса, раскрывающая рты «под фанеру», качество заменят общедоступность и дешевка.
Чернобыль – кульминация первой части; точка невозврата, после которой стало ясно, что советская империя неотвратимо рушится. А до этого идут веселые и трогательные воспоминания о гастролях по Союзу, о том, как восторженно принимал эстонских музыкантов необъятный российский рынок искусств, об экзотическом русском гостеприимстве, часто утомительном, и о том, как изнуренных этим самым гостеприимством с непременными возлияниями приютили, накормили и дали выспаться перед обратной дорогой Надежда Бабкина и ее коллектив.
Режим был отвратительным, а люди - прекрасными.
Даже конфликты того времени (а они между творческими людьми неизбежны) вызывают улыбку. «Нет хуже, чем выступать в одном концерте с эстонцами», - рассказывает артист. Три наши звезды никак не могли договориться, в каком порядке выступать: никто не хотел выходить первым, ведь начинает обычно самый слабый исполнитель. Спор был решен грозным звонком из Эстонской филармонии. Но в любом случае существовали профессиональная и человеческая солидарность и взаимное уважение. (Сравните с более поздними нравами, когда Игорь Тальков и узбекская поп-звезда Азиза не могли решить, кто выйдет в концерте последним – и Тальков был застрелен прямо в гримерке.)
Понятно, что какие-то моменты обросли легендами. В вошедших в композицию воспоминаниях клавишника и вокалиста ансамбля «Витамин» Пеэтера Вяхи о том, как он отказался от поездки в Чернобыль и как за ним гонялся сам военком республики, повторяется миф о том, что этот самый генерал позже застрелился, так как был уличен во взяточничестве – за деньги отмазывал призывников от Афгана. Между тем, генерал жив по сей день; легенда возникла после того, как он лишился должности военкома.
…Остальные музыканты вынуждены были поехать в Чернобыль – приказ есть приказ. И страшно звучат воспоминания Марью Ляник о том, какие мертвые лица были у ликвидаторов аварии, уже получивших страшную дозу радиации. И воспоминания других музыкантов о том, как местный полковник привез их на место катастрофы, чтобы те почувствовали горе родины, или как другой полковник, сопровождавший опасные гастроли, сам не выдержал той лжи, которой был окружен Чернобыль, и приказал водителям автобуса (их было двое): «Гоните домой без остановок!»…
…Центральный эпизод второй части - знаменитый скандал в связи с выступлением на стадионе в Кадриорге группы «Пропеллер». Сотрудники радио и телевидения условились провести на стадионе товарищеский матч – и пригласили выступить «Пропеллер». Публика пришла, естественно, не для того, чтобы смотреть, как любители пинают мяч по траве, а чтобы послушать популярнейшую рок-группу и ее лидера Пеэтера Волконского. Разогретая публика ринулась на поле, начались беспорядки, о которых разные люди вспоминают по-разному: известно, что нет двух очевидцев, одинаково описывающих одно и то же событие. В результате концерт был прекращен, а из Волконского сделали козла отпущения, запретив ему выступать.
Ну как тут не вспомнить реплику из первой части: местные коммунисты хотели быть еще большими коммунистами, чем их московское начальство?
А дальше… Бело-красную ленту убирают, но и музыканты, составившие славу эстонскому искусству, оказываются в новых условиях ненужными. Идут горькие воспоминания о трагедии Гуннара Грапса, великого мастера рок-н-ролла, универсального музыканта и прекрасного певца, который из-за невостребованности (а музыка была смыслом его существования) ушел из жизни в возрасте 53 лет.
Драма эстонской рок-музыки объясняется в спектакле тем, что «мы были во второй лиге, но первыми, а теперь попали в высшую лигу, но стали там последними; мы отстали от Запада лет на десять». Но не только этим. Сначала – всеобщей нищетой, когда люди думали не о том, как достать билет на концерт, а о том, как выжить. Затем – победным шествием попсы. (Пародия на «Ласковый май», которую исполняют Ууккиви, Касар и Кыйв, намного талантливее оригинала.)
Неужели настоящий художник действительно бывает сыт только при просвещенной тирании, которой нужен дабы способствовать блеску правления, но которая, если он проявит непокорность, вытрет о него ноги? Если не хуже. Правда, рынок точно так же вытрет о него ноги. Хотя по другой причине.
Peжиссер Стокгольмского Dramaten teater Анна Петерсон оставила от многословной, написанной в неторопливых ритмах XIX века пьесы Ибсена примерно треть, сократила число персонажей до необходимого минимума – и тем не менее все необходимое осталось, а характер героини стал еще ярче и выпуклее, чем в оригинале.
Если «Транзит.Остановите музыку» адресован в первую очередь сердцу зрителя, то «Гедда Габлер» - пример современной, очень точной и рациональной режиссуры, где выверена каждая деталь – и где яркая и страстная эмоциональная партитура заставляет забыть, что сделано-то все-таки «от головы».
Для Нарвы «Гедда Габлер» была, думаю, зрелищем еще не виданным и знакомством с не открытыми пока тамошней публике новейшими выразительными средствами театра.
Спектакль выстроен на взаимодействии реально существующей на сцене актрисы Электры Халльман и трех персонажей, появляющихся в видеопроекции (актеры Маттис Херман Нюквист, Ким Хауген и Эйндрид Эсвольд).
Гедда – центр мира, светило, вокруг которого вращаются трое влюбленных в нее мужчин: муж, воплощенная посредственность, Тесман, гениальный, но пьющий и оттого невыносимый бывший возлюбленный Лёвборг и пожилой хищник, готовый немедленно подобрать все, что плохо лежит, Брак.
Гедда манипулирует мужчинами. Когда происходящее ее не устраивает, она либо пускает кадры быстро-быстро, либо просто отключает видео.
Трагический финал предопределен с самого начала и не скрыт от зрителя. Предполагается, что публика Dramaten teater знает одну из лучших пьес великого скандинавского драматурга наизусть, и ей важно не что, а как.
Гедда – первая, кажется, в ряду героинь нового (для эпохи Ибсена) театра. Декадентка и абсолютная эгоистка, по-нынешнему стерва высшего класса, выстроившая в своем воображении единственный мир, который ее устраивает. А так как реальность сильно отличается от этого мира, то единственный выход – уничтожить. Морально: ничтожного супруга. Физически: покинувшего ее Лёвборга, который угрожает существованию Гедды тем, что бросил пить и написал гениальное исследование по теории культуры, и теперь ему, а не умеренному и аккуратному Тесману, достанется профессорская кафедра в местном университете. Гедда сжигает его рукопись: если ты не достался мне, то пусть гибнет рукопись, дело твоей жизни, а с рукописью гибни и ты. У Ибсена Геддой движет в первую очередь уязвленная гордость, у Петерсон и Халльман – еще и страх лишиться богатого и комфортабельного существования, возможности устраивать салон, который станут посещать самые блестящие умы.
Сегодня театр вправе подчеркнуть то, о чем при Ибсене стыдливо упоминали вскользь: неуемную и неудовлетворенную чувственность Гедды. Актриса подчеркивает, что свадебное путешествие обернулось для Гедды скукой: надоело постоянно находиться в одной каюте с мужем.
С самого начала Гедда играет с револьверами. Раскладывает их на полу в форме звезды. Рисует контур лежащей фигуры – как обозначают место трупа в детективах.
Револьвер – предмет, скорее, символический, чем реальный. Гедда стреляет из револьвера в спину уходящему Лёвборгу (который по пьесе потерял рукопись своей книги, единственный экземпляр – и покончил с собой). Стреляет и в Тесмана. Без какого-то вреда для него.
По Ибсену Гедде предстоит в финале застрелиться. Убить себя и своего еще не рожденного ребенка.
Сегодня такая девушка стреляться не станет.
От Гедды тянутся нити к героине Стриндберга. (А может и к блоковской Фаине из «Песни судьбы?). Разрушая иллюзию реальности, актер, играющий Тесмана, обращается к Электре Халльман: «В следующем сезоне ставим «Фрёкен Жюли». Героиня, конечно, ты. Хорошо бы снова встретиться на сцене». Прием, ведущий начало от Брехта, - если зритель забыл, что он в театре, ему надо напомнить.
И режиссура, и все три актера безупречны!