Ахто Лобьякас: Кальюлайд как глава племени

Ахто Лобьякас. Фото: SCANPIX

У Керсти Кальюлайд как у президента хорошие и правильные инстинкты: в первую очередь, она обращает внимание на бедных, отверженных и притесненных. Но снова и снова в своих праздничных речах она возвращается на зыбкую почву национализма и пытается, как говорят по-английски, сделать из круга квадрат. Открытого национализма не существует и не может существовать, пока в этом понятии содержится слово «нация», пишет в Postimees колумнист Ахто Лобьякас.

В своей новогодней речи Кальюлайд прекрасно иллюстрирует этот парадокс, вновь поставив идею нации впереди прочих тревог и радостей Эстонии. Эстонский язык – это «наш код», который понимает лишь миллион соотечественников.

Увеличение численности соплеменников в осмыслении президента страны – важнейшая задача, которая предстоит Эстонии в следующем году. Все развитие темы позаимствовано один в один с конференции «Отечество 2.0», прошедшей в январе 2016 года. Что и понятно, поскольку сама Кальюлайд была там одним из основных докладчиков всего за девять месяцев до того как ее назначили президентом.

За прошедшие три года ни Кальюлайд – ни говоривший тогда о двух миллионах эстонцев Маргус Цахкна – ни на шаг не приблизились к решению центральной дилеммы. С одной стороны, эстонец – это национальность, а эстонский язык – язык нации, с другой – где-то шевелится понимание, что определение Эстонии в XXI веке по кровным связям для европейского культурного пространства уже 75 лет как неуместно. В свое время Цахкна поэтому и вел неопределенные речи об иностранцах и э-резидентах, которые могли бы чувствовать себя здесь как дома. Сегодня Кальюлайд говорит, что Эстонию могут нести в своем сердце и те, кто говорит на другом языке, а «они» - это, на самом деле, «мы». Но это дешевый трюк, обманывающий зрение, пока президент в своих праздничных речах первый реверанс делает все же перед соплеменниками.

В своей речи Кальюлайд – в первую очередь, президент эстонцев. Это ее конституционная привилегия, поскольку наша Конституция брошена на рога той же дилеммы – государство, в котором граждане равны, как это свойственно Европе, но соплеменники равнее. Президент нации же – ни больше ни меньше, чем глава племени.

Стране, где глава государства является главой племени, европейская история не обещает ничего хорошего.

В последние годы второго десятилетия XXI века все это очень и очень прискорбно. В то время как президент пытается закрыть для носителей других языков мистерию полного понимания тайного кода, у нас становится все больше неэстонцев, говорящих по-эстонски, - русских, американцев, немцев и многих других. Их появление – это вообще одна из самых больших историй успеха в Эстонии. У нас были русские министры, которые говорят по-эстонски лучше, чем предыдущий глава государства из числа «соплеменников».

Рано или поздно при сохранении нынешних союзнических отношений, которые президент справедливо считает важными, неизбежно «эстонец» станет означать человека, у которого есть эстонский паспорт – как «француз» означает гражданина Франции и т.д. Стране, где глава государства является главой племени, европейская история не обещает ничего хорошего.

Учитывая, что у нас государство, которое сто лет назад было основано манифестом для народов Эстонии, было бы не только умно, но и вежливо, если бы глава государства закончила свою новогоднюю речь приветствием на каком-нибудь другом языке. Русском, английском или же финском: для детей калевипоэгов, которые смотрят телевизор вместе с родителями и у которых код меняется.

Последние двенадцать лет в этом плане были прискорбно бесплодны. В наследство от Ильвеса остались три публично сказанные по-русски слова: я ваш пресидент. Из уст Кальюлайд их тоже прозвучало три, напоминающих советское время, - безграмотные «говорите по человеческому» о реакции на миграционное соглашение (На самом деле Кальюлайд выступала на русском языке, например, на прошлогоднем TEDxLasnamäe и общалась по-русски с нарвитянами - прим. ред.).

Возможно, из-за шаткости своего мандата Кальюлайд - (пока?) не совсем свободный президент. Ее репертуар остается политическим, напоминая о завоеванном «Отечеством» политическом кредите, в результате которого ее назначили на должность. В этом, очевидно, и состоит причина, по которой Кальюлайд из всех президентов со времен восстановления независимости больше всего толкует свои полномочия политически, исходя из императива любой ценой легитимизировать национальное государство – сеять и развивать удовлетворенность эстонских жителей сегодняшней Эстонией.

Такое понимание лишает президента свободы играть критическую роль в отношениях между государством и политиками. В своих политических кризисах Кальюлайд была чрезвычайно колеблющейся и осторожной, занимая четкую позицию лишь тогда, когда направление политических ветров было однозначно ясным. В этом смысле она как тревожный сигнал в этом рейтинге, который вне всякой конкуренции возглавляет Леннарт Мери.