"Харвестер" стал ключевым словом прошлого года. Страшный зверь и еще ужаснее люди внутри. Этим гротескным образом ошельмована вся работа людей, которые заботятся о лесах, принадлежащих всем нам. Да-да, именно так, потому что вся общественность тем или иным манером связана с нашими лесами, и государственными, и частными. И люди именно заботятся, делают свою работу с душой и думая о том, чтобы и будущие поколения могли бы пользоваться древесиной.
Андрес Сепп: год устрашающего харвестера (1)
Я понимаю и тех людей, которые созерцают в социальных сетях или других медиаресурсах фотографии очередного срубленного леса, или видят, пролетая по шоссе, прогалины на фоне единого лесного массива. Оно и ужасает, оно и кажется, мол, вот скоро вообще не останется ни одного лесочка. Отсюда и появляются в нашей речи выражения “все интенсивнее рубки”, “огромные лесосеки” и многое тому подобное.
В последние два года идут бесконечные разговоры, дескать, почему у нас сейчас стало возможным вырубать так много леса? «Общий знаменатель» для крупных лесных территорий – это явление, при котором люди перебрались из села в город, и оставили обрабатывавшиеся ранее поля на усмотрение природы. А природа, как известно, не терпит пустоты. Создание новых пахотных земель за счет лесных территорий в течение ХХ века сменилось их зарастанием лесами. Мы работаем для того, чтобы в будущем возрастное соотношение наших лесов было более равномерным, а объемы заготовки древесины стали более стабильными.
В публичном пространстве начинает превалировать мнение, дескать, если запрещать и ограничивать вырубку в лесах, они сохранятся в лучшем виде. Но лесохозяйствование – творческий процесс, от этого никуда не денешься. Перед принятием любого решения надо сначала подумать, как добиться того, чтобы результат такого решения стал для леса наименее болезненным, а для человека – наилучшим. И разумеется, ограничительными приказами и запретами хорошего результата не добьёшься.
Если мы считаем, что экологический образ жизни предполагает и в дальнейшем использование древесины и производимое из нее, то мы могли бы и даже должны бы доверять специалистам лесного дела и их опыту. А опыт необходим прежде всего для того, чтобы мы могли быть уверенными – на месте срубленных деревьев вырастет новый лес такой же ценности. И непрерывное лесоводство во всех лесах – это не волшебная палочка, его уже неоднократно применяли в истории и выяснили его недостатки. Не стоит снова наступать на те же грабли.
Нынешние дети узнают, что жуткие существа – это харвестер и лесной работник, которые только и думают, как бы вырубить волшебный мир зимней сказки сов и рысей.
В нашем общем сознании лес – это нечто дикое, таинственное и страшное. Давайте закроем глаза и представим, что мы находимся в каком-то уголке Эстонии. И все равно, где мы ни окажись, мы увидим - то ли ближе, то ли дальше, но обязательно - темнеющую границу леса. И рождает это в нас чувство защищенности или нет – зависит от нашего прежнего опыта общения с лесом. Андрес Варгамяэ знал, что если он выкопает канаву, то на этом месте снова вырастет лес, который и раньше тут рос, пни его еще торчали на дне реки.
Масса людей моего возраста знает, что лес – это страшное место, в котором обитают Мыхк и Тёльпа, которые пожирают маленьких детей. А нынешние дети узнают, что жуткие существа – это харвестер и лесной работник, которые только и думают, как бы вырубить волшебный мир зимней сказки сов и рысей. И добавим сюда еще рассуждения Валдура Микиты о северных эстонцах как мореходах и землепашцах и южных – людях леса. Вот и попробуй объяснить всем одинаково, что использовать древесину, как и выращивать лес, разумно. Прежние и нынешние знания и опыт значительно различаются и укоренились в сознании. Да и девиз «Мы – лесной народ» можно толковать очень по-разному. Кто в каком контексте хочет его понимать, в таком и получит.
С одной стороны такие предвзятые обвинения расстраивают. Люди, непосредственно связанные с лесом, во все времена считали себя связанными с природой. Большинство из них отправляется в лес с харвестером вовсе не ради удовольствия валить деревья. Тут есть всё-таки какая-то необходимость, хотя бы для того, чтобы показываемое в фильме зло добрые могли бы смотреть в рубленом очень даже экологическом доме. А что будет с частью ствола, который не сгодился на брус для дома, об этом мы думать не хотим.
С другой стороны меня очень радует, что о лесах говорят так много. Это помогло нам, работникам леса, понять, какие вопросы надо больше разъяснять.
И разъяснять именно в том смысле, что нельзя заниматься лесными делами так, как предлагают авторы эмоциональных высказываний. Признаю, что мы существенно скорректировали свою риторику. За это большое спасибо всем, кто изложил свое мнение.
Надеюсь, что после первой волны, так называемого года харвестера, наступит год понимания леса, когда вместо того, чтобы обвинять друг друга, мы станем говорить друг с другом, придем к взаимопониманию и будем стараться лучше заниматься лесным делом. Возможности для этого есть, и лесные работники всегда были готовы к конструктивному диалогу. Результатом года взаимопонимания могло бы стать всеобщее понимание того, что эстонцы – люди леса, которые умеют разумно пользоваться им, выращивать его и беречь.