А курица сгорела: почему комедия о блокадном Ленинграде провальна

Семья Воскресенских: Денис – Павел Табаков, Лиза – Анфиса Черных, Маргарита – Алена Бабенко, профессор Воскресенский – Ян Цапник. Фото: Кадр из фильма "Праздник"

Общественность заклеймила фильм Алексея Красовского «Праздник» задолго до его появления в интернете (прокатного разрешения фильму не дали). Еще никто не видел картину, а хор, возглавляемый депутатами и прочей «элитой» уже тянул заунывно: «Кощунственное издевательство над блокадой Ленинграда». В результате оказалось, что «добрые люди от него кровопролитиев ожидали, а он чижика съел», как писал – правда, по другому поводу - великий сатирик земли русской Салтыков-Щедрин. Картинка получилась слабая, нелепая и цели, поставленной режиссером, не достигла даже приблизительно.  Но кощунство тут усмотреть при всем желании невозможно, считает критик Борис Тух.

А что же общественность? – спросите вы. А общественность (не вся, но определенная, наиболее голосистая ее часть) всегда – притом не глядя -  охотно реагирует на команду «Ату его, ату!». И ей все равно, что подвергнуть  остракизму: великий роман «Доктор Живаго»,  пустоватую, хотя эффектную «Матильду» или «Праздник», который в противном случае и серьезного-то разговора не стоил бы.

Кошка была не та

Режиссер хотел создать притчу о том, что в то время, когда одни жрут от пуза, другие голодают, и что сытый голодного не разумеет.  Блокада, как пояснял он, только предлагаемые обстоятельства, картина по сути своей - иносказание. (Наивная надежда художника, что новая номенклатура, вроде  дуры-чиновницы, которая вошла в анналы истории бессмертным афоризмом «Государство не просило вас рожать!», посмотрит, оборотится на себя и покраснеет от стыда?)

Кошку бьют, а невестке наветку дают. (Народная мудрость). Но кошка, во-первых, дохлая, а во-вторых – вообще не та. Персонажи, избранные режиссером, не вписываются во время, а отношения между ними и их вместе – с закадровым миром, приблизительны и в них трудно поверить.

Блокадный Ленинград. Семья профессора Воскресенского встречает Новый, 1942-й, год. Стол ломится от яств, которые нужный родине и партии ученый получает в качестве пайка за свою работу. В ходе картины выясняется, что он работает над бактериологическим оружием. Было бы ложью и ханжеством уверять, будто в СССР бактериологическое оружие не делали. Еще как делали! Более того, есть упоминания, что оно в ограниченном масштабе было применено под Сталинградом, но очень неудачно. Однако научно-производственный комплекс с середины 1930-х находился на острове Вознесения в Аральском море и был глубоко засекречен. (Воскресенский / Вознесенский – случайное созвучие?) Прокол авторов в том, что во время блокады научно-исследовательские учреждения Ленинграда, в том числе Институт растениеводства, решали исключительно неотложные прикладные задачи; биологи, в частности, разработали технологию изготовления витаминного настоя из хвои. Существуй в городе такая лаборатория, как в фильме, ее бы эвакуировали в первую очередь – как объект стратегического значения.

Но ладно, оставим в стороне этот допуск, он не столь важен. Пойдем дальше.

Супруга профессора Маргарита сетует на то, что какая-то другая (столь же нужная) семья получила к новому году утку, а Воскресенские – курицу! Жри, что дают! – сказал бы на это персонаж чеховской «Жалобной книги». Недовольство дамы заставляет вспомнить повестушку Владимира Войновича «Шапка», которую Григорий Горин переработал в блестящую сатирическую комедию «Кот домашний средней пушистости». Герой ее, скромный советский писатель, получил по разнарядке шапку из кошачьего меха, в то время как коллегам достались кроликовые, а кому-то даже пыжиковые. И страдает: он оказался в самом низу партийно-писательской иерархии. Но это – совсем другое время и другие отношения!

Попутно выясняется, что мадам даже ощипать курицу не может. Ладно, поверим!

Пользуясь испытанными клише

Профессорская семья, как заведено еще со времен матерых советских комедиографов – от Виктора Розова до Бориса Ласкина,  – состоит из четырех человек. Отец семейства – рассеянный профессор со старорежимной бородкой и взлохмаченной шевелюрой (Ян Цапник). Мать – махровая мещанка с притязаниями на великосветскость (Алена Бабенко). Дочь Лиза – своенравная и агрессивная клиническая идиотка (Анфиса Черных, которая не только киноактриса, но в первую очередь еще и модель. Она, правда, снялась в очень хорошей картине «Географ глобус пропил», но здесь – то ли с благословения режиссера, то ли по своей инициативе – решила наделить свою героиню интеллектом модели. Простите, девушка, ваша Лиза может быть избалована донельзя, может хамить родителям, но мозги-то у барышни из интеллигентной семьи должны присутствовать!). Сын Денис (Павел Табаков) – несколько выламывающийся из среды юноша; ему слегка неловко, что его родные пользуются привилегиями, он даже приводит в дом бедную девушку Машу, с которой познакомился в бомбоубежище, но совестливость его имеет свои границы.

Ну и гости: та самая Маша (Анастасия Чистякова), тот самый народ, который получал на день хлеба по «125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам», вот только режиссер не позаботился об убедительном гриме. Маша голодает, долго не мылась, но это – данность, поверить в это сложно. Впрочем, может быть г-н Красовский – враг натурализма? Тогда отчего вся картина похожа не на фильм, а на снятый для ТВ традиционный спектакль в абсолютно натуралистической декорации?

Ребята, а на что вы надеялись, когда у вас штамп на штампе едет и штампом погоняет? 

Есть еще один человек из народа, Виталий (Максим Трибунцов), загадочная личность, своей простотой и непосредственностью шокирующий и покоряющий семью Воскресенских (Лизу он уже покорил, и она собирается за него замуж, дав отставку прежнему кавалеру Максиму, лаборанту в отцовской лаборатории.) Закадровые Максим и парализованная Бабушка, которая дает знать о себе громовым стуком в стену тоже нужны для развития действия, причем если Бабушке положено только время от времени грохотать, то из-за Максима скучноватое застольное колыхание на какой-то момент перейдет едва ли не в жанр детектива.

Ребята, а на что вы надеялись, когда у вас штамп на штампе едет и штампом погоняет? Характеры и ситуации – испытанные клише советской бытовой комедии положений с некоторым антимещанским пафосом в виде довеска. Актерам играть нечего. Цапник даже в полицейских сериалах вроде «Шефа» был очень выразителен: чего стоил один только скорбный взгляд битого семейными и служебными неурядицами майора, которому не давали довести дело до конца, так как у мерзавцев находились влиятельные заступники! Здесь у него пустые глаза. Его Воскресенский – сто двадцать вторая вариация на тему чудаковатый профессор.

Более того, по ходу действия обнаруживается, что секретная лаборатория не заперта, а ключи от нее куда-то подевались, вполне возможно – похищены вражьим агентом. Профессор в панике, но домочадцы его страх не разделяют. С луны они свалились, что ли? Если профессор виноват в халатности, его ждет в лучшем случае ГУЛАГ, а то и вышка, а жену и детей – участь членов семьи врагов народа!

Еще одно непонимание реалий тех лет. Вадим отстрелил себе три пальца на ступне, чтобы не идти на фронт. И ничего! Кует чего-то железного, какие-то оборонительные сооружения, как говорит Лиза. Самострел, да будет известно,  считался тягчайшим воинским преступлением, равным дезертирству. Тут трибунал и либо расстрел перед строем, либо штрафбат – искупай, мол, кровью!

Я так подробно останавливаюсь на этих проколах, потому что из-за них картине практически нет веры.

Выбор цели

Но это еще цветочки. Действие «Праздника» протекает в самый страшный период блокады: декабрь 1941- январь 1942 года. Смертное время! За эти два месяца погибли от голода (как ни удивительно, жертвы бомбежек и обстрелов составляли всего 3-4% потерь мирного населения) около двухсот тысяч человек, в том числе три тысячи детей в возрасте до одного года. И это по заниженным данным, согласно которым потери мирного населения за все 872 дня блокады составили 624 тысячи человек. (Предполагается, что самое малое – более миллиона.) На этом фоне уплетающие за обе щеки интеллигенты из фильма – такая мразь!

Но…

Да, ученые снабжались заметно лучше, чем абсолютное большинство ленинградцев. Вера Инбер в своем «Ленинградском дневнике» об этом упоминала. Ее супруг был видный ученый, профессор медицины; они не умирали с голоду, но жили  впроголодь.

Отчего же режиссер так ошибся в выборе объекта? Не осмелился? – ведь если он хотел провести параллель между тогдашней и нынешней элитой, то добился бы убойных результатов. 

Красовский читал страшную – в том числе и своим совершенно не эмоциональным, сухим научным тоном – книгу Егора Сенникова «Блокадная этика». И, следовательно, знал, что:

В декабре 1941 года начальник Управления НКВД по Ленинградской области писал сообщение на имя секретаря Ленинградского горкома Капустина, где говорил о вопиющих фактах использования служебного положения сотрудниками горкома партии для получения продуктов питания:

«По имеющимся данным известно, что трестом столовых перед ноябрьскими праздниками было отпущено специально для столовой №13 — 10 кг шоколада, 8 кг зернистой икры и консервы (курсив наш — Н.Л.) Всё это было взято в РК ВКП (б), а 6 ноября из РК ВКП (б) звонили директору столовой Викторовой, требуя предоставления ещё шоколада, на что последняя отказалась выполнить их требование.

Незаконное получение продуктов идёт за счёт государства, на что ежемесячно расходуется 2-2,5 тысячи рублей, а в ноябре месяце было израсходовано 4 тысячи рублей. <…> Сейчас нет возможности выдавать детям пирожное, а Белоус в начале ноября с. г. звонил Таубину: «Достать ему 20 шт. пирожных»

По сохранившимся свидетельствам, руководство Ленинграда не испытывало трудностей в питании и отоплении жилых помещений. Дневники партийных работников того времени сохранили следующие факты: в столовой Смольного были доступны любые продукты: фрукты, овощи, икра, булочки, пирожные. Молоко и яйца доставляли из подсобного хозяйства во Всеволожском районе. В специальном доме отдыха к услугам отдыхающих представителей номенклатуры было высококлассное питание и развлечения.

Инструктор отдела кадров горкома ВКП(б) Николай Рибковский в марте 1942 года был отправлен отдохнуть в партийный санаторий, где описывал в дневнике свой быт:

Вот уже три дня как я в стационаре горкома партии. По-моему, это просто-напросто семидневный дом отдыха и помещается он в одном из павильонов ныне закрытого дома отдыха партийного актива Ленинградской организации в Мельничном ручье. Обстановка и весь порядок в стационаре очень напоминает закрытый санаторий в городе Пушкине… С мороза, несколько усталый, вваливаешься в дом с тёплыми уютными комнатами, блаженно вытягиваешь ноги… Каждый день мясное — баранина, ветчина, кура, гусь, индюшка, колбаса; рыбное — лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, 300 граммов белого и столько же чёрного хлеба на день… и ко всему этому по 50 граммов виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину. Питание заказываешь накануне по своему вкусу.

Отчего же режиссер так ошибся в выборе объекта? Не осмелился? – ведь если он хотел провести параллель между тогдашней и нынешней элитой, то добился бы убойных результатов. Ополчился против сегодняшней прикормленной интеллигенции, вроде отдаленного потомка величайшего российского прозаика или полного тезки замечательного философа конца XIX века?

Кто его знает!

Итак:

- курица, которую Маргарита все-таки ощипала и поставила в духовку, сгорела;

- актеры сыграли – кто кое-как (старшее поколение, которое все же выехало на опыте и профессионализме), кто – хуже некуда;

- зато в финале Алена Бабенко улыбнулась и подмигнула. Вероятно, режиссер вспомнил улыбку Кабирии;

- а вот запрещать картину – глупость несусветная. В прокате ее ожидал бы провал. Зато теперь квасные патриоты будут улюлюкать орать: «Распни его, распни!», а либералы поднимут на щит Алексея Красовского, как очередного художника, ставшего жертвой «кровавого режима».