:format(webp)/nginx/o/2019/01/17/11722407t1hd526.jpg)
По словам члена Европейских контрольной палаты Юхана Партса условия распределения средств Евросоюза зачастую провоцируют на обман, пишет Postimees.
По словам члена Европейских контрольной палаты Юхана Партса условия распределения средств Евросоюза зачастую провоцируют на обман, пишет Postimees.
По словам бывшего председателя партии «Отечество» (прежде, IRL) Юхана Партса, со стороны Эстония выглядит в светлых тонах, а в качестве примера он приводит тот факт, что здесь в политике нет воровства. Именно аудитами, связанными с обманом и коррупцией, он как член Европейской контрольной палаты занимался в последнее время.
- (Улыбается.) Сейчас, конечно, нет, но все это было. Так что короткий ответ – нет: я очень сильно переключился, и мне интересно, я занят разными вопросами. Я в шутку говорил, что я практически в изгнании, что тоже является хорошим опытом – посмотреть на свою страну со стороны.
- Видятся красивые рамки и светлые тона. Удивительно, что когда ты не находишься здесь каждый день и не видишь подробностей происходящего, то не замечаешь всего того, что выдвигается на передний план – раскола, большой озлобленности, ненависти. Коренные эстонцы, находящиеся в изгнании, видят красивое оформление.
Мне нравится, что произошла легкая внутриполитическая финляндизация. Две партии пытаются называть себя крупными, но все, кто претендует на парламент, все же готовы разговаривать. Если они представляют какие-то группы общества, это уже очень хорошо. Это не тот раскол, который мы заимствовали из девяностых вместе с комитетами граждан и народными фронтами. Мы это преодолели. При расколе общество теряет кислород, что не дает сил для обновления. Это не значит, что я призываю к скуке и монотонности. Хорошо, что появляются новые реваншисты. Другое дело, стоит ли их выбирать?
И еще, что хорошо: в государственной политике я не вижу никого, кто хотел бы красть. Крайне важное дело. Другое, что бросается в глаза: мы должны осознать, как много в жизни и развитии Эстонии все же зависит от политики. Предполагается, что мы хотим чего-то добиться, но возникла какая-то пауза. Ключ от движения вперед находится в руках свободных людей, которые хотят себя реализовать, жить полноценной жизнью, вносить свой вклад. Читаешь предвыборные программы – столько, сколько успел – и понимаешь, что это все дежавю, перечисление того, что уже было. Я бы даже сказал, самое слабое из программ Res Publica. А за 15 лет могло бы что-то измениться.
Но это не критика. Может, нужно попытаться больше вдохновлять людей, чтобы у них выросла уверенность в себе. Я не говорю о чем-то новом: красивые светлые тона, которые видны со стороны, нужно уметь ценить. Основная задача - найти баланс между корнями и полной "международностью".
- Нет. Нет и нет! Это я и хотел сказать, что здесь какая-то пауза. Должна быть стратегия адаптации и поиска возможностей на уровне мировых тенденций. Люксембургская история (контрольная палата находится в Люксембурге – ред.) интересна, они ищут возможности, находясь между крупными странами, смотрят, где будет что-то происходить и где можно что-то очень быстро повернуть свою пользу. Я не знаю, но сейчас кажется, будто в Эстонии все повторяется. Может быть, это неплохо, поскольку самым плохим было бы, если бы имелась какая-то подрывная программа. Может быть, у семьи Хельме и есть нечто такое, но их нужно рассматривать в другой рубрике. От них не исходит никакой угрозы. Если они эдакие ночные директора и свадебные генералы, которые добавляют азарт, так это даже нужно.
- Хелир-Валдор Сеэдер был молодым, все эти разговоры о левом правительстве… В широком смысле эта коалиция все же придерживается тех больших эстонских нарративов, которые были свойственны 1990-м годам. Добавлено одно-другое, но больший нарратив все же взят из тех времен. Это во многом сохранила и партия «Отечество». Я думаю, это очень серьезный выбор, несмотря на ее низкие рейтинги. Это, может быть, исходит из запредельной серьезности. А в политике должны быть своего рода шоу.
- С одной стороны, интересно, что никто не знает, как много денег теряется. А если этого не знать, то сложно оценить, как много можно было бы инвестировать, чтобы риски оставались на разумном уровне. Другой вывод: если нет претензий, то обман и коррупция увеличиваются. Ни по одной программе ЕС мы не идентифицировали снижение рисков на таком уровне, как это делает частный сектор. То же говорит пользователь европейских средств в Эстонии: о, господи, как много правил, проверок, аудитов.
Европейские правила сами часто мотивируют людей создавать схемы, чтобы получить деньги, и это очень плохо. 70 процентов граждан ЕС говорят, что в европейских средствах уже заложен элемент обмана. Оптимисты утверждают, что граждане просто не в курсе, они стали жертвами промывки мозгов со стороны желтой прессы. Но если граждане ЕС так думают, то это настроение само по себе является риском обмана.
Реорганизация OLAF, Европейского департамента борьбы с мошенничеством, заключается в централизации институциональной силы. И он должен предъявлять претензии, оказывать профилактическое действие. Трудно сказать, что сейчас это так. Аудиторы очень надеются на появление Европейской прокуратуры. Она должна начать работу в 2020 году, но есть риск, что и она окажется беззубой организацией. Много бюрократии, а главное, чего там нет – проактивной силы, которая есть у обычной полиции. Создается организация, которая может приносить дополнительную ценность, но нет механизма, как она могла бы использовать политические ресурсы.
- О какой-то европейской полиции говорить неразумно. Но это не означает, что если деньги европейского налогоплательщика идут в одну или в другую страну, это не должно сопровождаться определенным механизмом контроля. Это никак не связано с федерализацией. Глядя на то, как много дел удалось сделать благодаря европейским деньгам, понимаешь, что Эстония молодец.
У нас ситуация, при которой чиновники расстроены невероятным контролем – подсчитывается каждый цент, нужно иметь три предложения на заказ ручек. С другой стороны, у нас есть так называемые насосы евроденег, которые выкачивают европейские дотации и все видят, что по сути совершается обман. Где пролегает граница разумного контроля?
Прежде всего, не должна возникать ситуация, при которой, выделяя средства, ЕС создавал бы дополнительные условия, которые мотивируют или даже заставляют людей лгать для получения денег. У меня полно примеров из прежнего опыта. Например, для получения каких-то средств на науку должен быть проведен семинар, но есть правило, что в нем должны принять участие 15 человек. Но 15 взять негде, есть семь. Если приписать восемь человек, это уже обман, преступление.
- Да. Было бы идеально, если бы деньги давали за реальные результаты. Есть подвижки в этом направлении, но в случае каких-то программ это работает, в случае каких-то других – нет.
- Об этом можно каждый день читать в газетах. Есть хороший пример того, как происходит применение конвенции ОЕСЭ против взяток. У них нет такой ответственности, как у Европейской комиссии, но пришлось создать схему оценки и мониторинга противления, и она работает очень хорошо. Может быть и так, что деньги не дадут, пока в стране нет такой системы на заслуживающем доверия уровне. Если нет жесткой критики, деньги провоцируют всевозможные злоупотребления. Хуже всего, если эти правила просто заставляют предприятия или обычных людей жульничать. Мы видели такое и в Эстонии.
- Конечно. Традиции настолько укоренились, что введение каких-то разумных изменений иногда оказывается невозможным. Другое дело – фонд сопричастных. Больше нет такого эффекта, который в 2004 году был у малоразвитых регионов во время присоединения к рынкам и перераспределении денег. Философия сопричастности только с такими программами и очень детальными рекомендациями Брюсселя себя явно исчерпала. Мы это видим и в случае Эстонии, которая явно начала догонять развитые страны. Где есть, там и прибавляется. Особого стремления догонять нет, но европейским договором поставлена цель: догнать, чтобы единый рынок мог работать.