Нынешняя тенденция Запада двояка: с одной стороны, она движется в том направлении, где расправлены крылья превосходства молодого здорового человека и принципа свободной воли, с другой стороны, жизнь пытаются сделать более ценной приемами основанной на науке суицидологии, пишет в Postimees профессор в области душевного здоровья Тартуского университета и ведущий научный сотрудник Эстонско-шведского института душевного здоровья и суицидологии Айри Вярник.
Айри Вярник: есть ли у человека право закончить жизнь, если она ему больше не нравится?
В поднятой дискуссии об эвтаназии и ассистированном суициде большая часть высказывающих свое мнение поддерживают насильственную смерть. Звучат возгласы «это ужасно!», особенно из уст опекунов умирающих. Конечно, ужасно, если говорить лишь об этой стороне дела. Однако есть процесс жизни, который начинается с рождения, а точнее, с соединения семейной клетки с яйцеклеткой, и заканчивается последним вздохом.
И начало процесса, и его конец – ужасны. Вынашивающая ребенка мать испытывает ряд неудобств, от чего-то отказывается, у нее возникают проблемы со здоровьем и адские боли и разрывы во время родов. И новый гражданин мира во время рождения испытывает шок – приятная беззаботная среда начинает его выталкивать, давить, вдруг прежде не виденный им яркий свет бьет прямо в лицо, температура, как минимум, на 20 градусов ниже, его окружают чужие руки, запахи, приятный крем стирают с тела, кто-то шлепает по попе, удар заставляет кричать... В итоге подносят к груди. Жизнь тоже заканчивается тяжелыми испытаниями.
На том свете тоже предлагают грудь? Учитывая приведенное выше, было бы органичным, чтобы как в начале, так и в конце дети и старики вместе делили все сложности.
Но обратимся к вопросу «кому принадлежит жизнь?». В нем заключается посыл, что контролировать и распоряжаться жизнью должен тот, кому она принадлежит. Действительно, на место принимающих решения есть много претендентов. Первый из них – мать (аборт!). Принадлежит ли жизнь государству (родине), которая отправляет на войну? Врачу, который решает какой способ лечения выбрать и когда отключить аппараты? Палачу, который нажимает на кнопку? Богу, который создал всё сущее? Меньше всего истине соответствует утверждение, что жизнь принадлежит тебе самому. В каком смысле?
До какого предела я свободна распоряжаться своей жизнью? До какого предела распространяется свобода действий и выбора индивидуума, право на его собственную жизнь, качество жизни общества? Где границы демократии и прав человека? Кто я? Являюсь ли я тем, что лежит в виде отрезанной ноги в операционном блоке и ждет церемонии сожжения? Я ли это, если мне установили кардиостимулятор и пересадили почку? А если пересадили мозг? До какого предела мое тело может составлять целого меня, чтобы быть в состоянии вместить в себя мою душу?
В нашей культуре любовь к эвтаназии и ассестированному самоубийству возникла вместе с развитием вульгарного индивидуализма, при котором жизнь с постоянным наслаждением или по меньшей мере без страданий считается правом человека. Но все же, есть ли у человека право выбрать смерть, если его жизнь ему больше не нравится? Есть ли у человека право создать ситуацию, при которой кто-то по его воле станет наемным убийцей? Это перекликается с вопросами об абортах и смертной казни.
К сожалению, это вопрос не только юридический, но и медицинский, который подрывает доверие к врачам и заставляет уклоняться от госпитализации, особенно если ты старый, больной и одинокий, или если ты стал обузой для семьи.
И еще: несут ли государство, общество и семья ответственность за выбравшего смерть? Ответ – да с тремя восклицательными знаками. Мы упустили тот факт, что смерть является естественной частью, ее не нужно бояться, что специфические ритуалы и церемонии должны быть само собой разумеющимися, что нужно объяснять детям, что жизнь временна.
Мелькнула хорошая идея – дети могли бы дружить с пожилыми людьми из домов призрения. Проблемы ухода и помощи больным и слабым каждый день обсуждаются в СМИ, но предлагающее облечение перед смертью паллиативное лечение остается заброшенным в обучении врачей. Лишь временной оказалась старая хорошая хуторская семья, где три-четыре поколения живут вместе, каждый на своем отрезке жизни, всем все видно и понятно, и нет надобности обращаться за помощью в социальную опеку.
Если обратиться к философским аспектам, то там наблюдается очень широкая шкала, идущая от культа свободной смерти (Платон, Аристотель, Сенека), где свободная смерть была средством демонстрации своих убеждений (Сократ), через Альбера Камю, который в процессе своих известных умозаключений об абсурде приходит к выводу, что суицид все же не выход, до религиозных убеждений, кредо которых - священность жизни и истина, что у человека как создания Божьего, есть в на этом свете своя цель, упование на которую зиждется на страданиях, беде и убожестве. В буддизме утверждается, что насильственное прерывание страданий в этом мире в случае следующей реинкарнации означает стремление к нирване с более низкого уровня.
Следует признать, что оценки и практики, связанные со свободной смертью, отличаются спецификой, связанной с эпохой и культурой. Нынешняя тенденция на западе двояка: с одной стороны, все движется в том направлении, где расправлены крылья превосходства молодого и здорового человека и принцип свободной воли, а с другой стороны, жизни придается особая ценность методами основанной на науке суицидологии.