Серия интервью: Сипсик и Чебурашка должны находиться в одной лодке

И хотя образование является сердечной привязанностью лидера партии «Eesti 200» Кристины Каллас, она не представляет себе ухода в пике ради приземления на место министра образования: идеи может претворить в жизнь и кто-то другой, рассказала она Postimees.

- Недавно вы забрали к себе главного редактора Postimees. Вы довольны?

- Мне очень приятно, что Лаури Хуссар присоединился к нам. Мы хотим, чтобы специалисты своих областей были в политике, чтобы они хотели говорить. «Eesti 200» состоит из таких людей, как Лаури.

- Как вы думаете, что чувствует редакция Postimees?

- Лаури должен был об этом подумать, и я предполагаю, что он это сделал. Что он нашел свои слова для редакции. Я говорила с ним о том, почему он хочет прийти в политику, каковы его цели.

- И все же, насколько вы понимаете, что чувствуют журналисты?

- Я думаю, что они огорчены, удивлены. Они, может быть, до конца не знают, что привело к такому шагу.

- А вы знаете?

- Я думаю, что к этому привело желание заниматься политикой напрямую, самому, как гражданину. Он мог вступить в любую другую крупную партию, я думаю, его приглашали.

- Но, пойдя с вами, есть уверенность, что он попадет в парламент – в общереспубликанском списке он – номер два, и первый номер в своем округе. В других партиях скамейка более длинная.

- Это не был только лишь вопрос места в избирательном списке. Речь шла о том, что он знает тех людей, с которыми идет, верит в нашу политическую платформу. Люди не принимают  решения, исходя лишь из места в списке.

- Когда вы сделали Хуссару предложение вступить в партию?

- На второй неделе января.

- Журналисты этому не верят.

- Конкретное предложение баллотироваться на выборах в Рийгикогу было сделано на второй неделе января, это я могу сказать, положа руку на сердце. Ему позвонил Прийт Аламяэ.

- Хуссар сказал, что «Eesti 200» - это либерально-консервативная партия. Вы говорили о либеральной партии, она теперь станет либерально-консервативной?

- Нет, она и дальше будет либеральной. Вера в свободу личности – это наша основная ценность. Я думаю, что он имел в виду правую сторону.

- Хорошо. Кто выдумал эту кампанию с плакатами?

- Мы сами. Это идея, родившаяся в этой конторе.

- Кто конкретно ее придумал?

- В нашей партии кампанией занимается Меэлис Нинепуу, за этим стояли Тоомас Уйбо и другие люди.

- Из-за этих плакатов на вас нападали как политические конкуренты, так и лидеры общественного мнения. Насколько вы довольны результатом?

- В течение двух недель, находясь под лавиной обвинений, не было возможности вести дебаты. Недовольство еще не сошло на нет. Мы смогли обратить внимание на тему, и когда эмоции улягутся и начнутся предвыборные дебаты, то мы сможем эту тему обсудить, я надеюсь.

- Вы хотели сделать национальный раскол основной темой выборов. Удалось?

- Нашей целью было поднять тему школьного образования. У нас все же сегрегированная, вышедшая из советских времен школьная система. Это - «тонкая настройка», но дети все же сегрегированны в разных детских садах и школах. С результатом этого мы постоянно боремся.

- Можно сказать, вы обидели интегрировавшихся русских. Почему?

- Это очень маленькая часть русскоязычного населения. Русские в среднем зарабатывают меньше, чем эстонцы, у них больше безработица. В эстонских школах учится около пяти процентов детей с родным русским языком. Этот процент не вырос за десять лет.

- Вы выходите с полным списком. Почему вы так мало занимаетесь представлением этих  имен?

Мы, как политический старпап, который хочет начать работать тогда, когда гиганты уже составили свои списки. Мы два месяца создавали свою партию, месяц составляли предвыборную программу, мы объехали всю Эстонию, чтобы привлечь людей в политику. Мы маленькие, быстрые и динамичные, утренняя мысль может не совпадать с вечерней. Жизнь несется на огромной скорости, мы действуем в настоящую секунду. У нас в списке 125 человек, которые являются специалистами в своих областях. У нас еще будет время, чтобы познакомить с ними. Их роль не в том, чтобы сверкать на всю страну, они должны действовать на месте, чтобы донести до местных жителей то, для чего существует «Eesti 200».

- Создание «Eesti 200» было долгосрочным планом Прийта Аламяэ, он же ее в значительной степени профинансировал. Почему он сам не возглавил партию?

- В какой-то момент нужно было решить, кто возглавит. Я не могу сказать, что на это место было огромное количество претендентов. Это очень тяжелая работа. На это нужно положить всю свою жизнь. Для меня это не было простым решением. Прийт взвесил свои возможности, но мне в тот момент было проще остановить свои дела.

- В вашем лице избиратель все же покупает кота в мешке. По мировоззрению партия не едина, рано или поздно головы поднимет более консервативное крыло, особенно, если учесть, что у вас есть ряд бывших членов IRL. Насколько вы, как либерал, к этому готовы?

- Нас связывает желание провести те реформы, которые вписаны в нашу программу, а не желание создать партию, основанную на новых мировоззрениях. Нас объединяет представление о том, что нужно изменить. Можете называть это технократией. Нас объединяет видение будущего Эстонии. По своим ценностям мы являемся либералами. В партии нет разногласий, например, в отношении к той же самой теме с русскоязычным населением. Я вижу свою роль в поиске компромиссов – это то, из-за чего я в политике. Я готова обсуждать эту тему со всеми.

- Вы начали с того, что нужно говорить не об обещаниях, а об идеях. Рано или поздно вам придется начать обещать. Когда?

- Мы уже дали обещания в своей программе. Это те дела, которые мы готовы сделать, если мы войдем в правительство. Они исходят из длинного плана, видения. Мы никому не обещаем просто добавить денег, поскольку мы не считаем, что это реалистично. Того, что у людей всегда есть государство, мы не достигнем разовым повышением поддержки. Мы добьемся этого тогда, когда приведем в порядок социальную систему, систему здравоохранения, транспортную сеть.

- В первых интервью вы говорили о предвыборной борьбе, но может получиться так, что будет непросто даже преодолеть избирательный барьер. Каков ваш личный долгосрочный план?

- Наша цель попасть в Рийгикогу и в правительство для того, чтобы сделать то, что мы уже сформулировали в своем манифесте.

- Нет никаких гарантий, что так будет.

- Мы работаем сейчас для этого. Если это не получится, – во что я не верю – то продолжим свою работу, оказывая давление как внутри парламента, так и извне именно теми темами, которые мы подняли. Мы никуда не исчезнем. Если я уже пришла в политику, то я готова и выложиться на 100 процентов.

- Может же получиться и так, что вы просто разочаруетесь в политике, насколько вы видите такую возможность?

- Конечно, возможно, что это произойдет. Политика – это очень сложно, я это уже испытала на собственной шкуре. Она, как кажется, иногда выходит из фокуса. Борьбы больше, чем желания сделать вещи по существу. Сделает ли эта борьба беспокойнее и разбалансированнее, сложно сказать.

- Вы не боитесь, что энергия кончится и пузырь сдуется еще до выборов? Вы взяли хороший старт, но крупные партии не спят, у них и денег больше, чем у вас.

- Неравенство, конечно, очень большое. Мы не можем взять деньги налогоплательщика, чтобы проводить кампанию. Но мы очень хорошо подготовлены к кампании. У нас есть время, чтобы дойти до каждого жителя Эстонии с объяснением, почему мы вообще находимся в политике. Я не пришла для того, чтобы бороться с большими. Мы в политике для того, чтобы сделать вещи, которые мы хотим сделать – в экономике, социальной сфере и здравоохранении, в образовании.

- Для того чтобы что-то сделать, вы должны входить в правительство. Предположим, что вы в нем. Там есть лишь одно место министра образования. Министром чего еще вы себя можете представить?

- Место министра – это не то, о чем я думаю. Серьезно. Я думаю о себе, как о человеке, который хочет вести дебаты, и прийти в ходе этого процесса к какому-то решению, и воплотить эти решения в жизнь. И не самое главное, чтобы именно я их воплощала. Конечно, у меня нет желания стать министром образования, для чего у меня нет ни компетентности, ни внутреннего горения. Мое внутреннее горение – это Министерство образования и тема образования, а также финансирование науки. Но Кристина Каллас не является тем, кто будет до последней минуты биться за место министра.

- Который из двух крупных партнеров подходит вам больше всего: Центристская партия или Партия реформ?

- С обоими есть точки соприкосновения: с Центристской партией в образовании и по социальным темам, с Партией реформ по экономическим темам.

- С EKRE, вы сказали, дела не сделать, какие общие темы у вас есть с «Отечеством» и социал-демократами?

- С социал-демократами такая же история, как с Центристской партией: социальная область и образование, с «Отечеством», вероятно, точек соприкосновения меньше всего. И все же мы одинаково беспокоимся о региональном развитии. Сосредоточение Эстонии в Таллинне – это плохо для Эстонии, на это не смотрели со всей серьезностью. Этот процесс нельзя останавливать, но для того, чтобы и через 50 лет кто-то жил в Калласте, нужно принять политические решения.

- Посмотрим еще раз программу, которая написана общими словами. В экономической части есть понятие страны главных контор – что точно нужно сделать для того, чтобы воплотить эту идею?

- Задачей политических партий не является составление планов действий для министерств. Эстонские чиновники очень компетентные, они точно знают, какие пункты законов нужно переписать для того, чтобы достичь цели. Задача политиков – обозначить крупные цели и договориться, в направлении каких целей двигаться. Чиновники могут сказать, каким шагами нужно идти. Политик не должен предписывать чиновнику эти шаги.

Страна главных контор означает то, что мы должны начать растить национальный капитал и свои деньги, которыми мы управляем экономикой.

- Точки соприкосновения с EKRE и «Отечеством»?

- Вероятно. Наши собственные деньги, которые мы собираем в пенсионных фондах, нужно направить в экономику Эстонии, чтобы мы могли быть хозяевами своей экономики. Для эстонских предприятий нужно создать среду, чтобы они хотели держать свои главные конторы здесь. Это означает такое изменение законов, при котором им юридически было бы выгодно держать их здесь. Это означает судебную и арбитражную систему, которые могли бы быстро рассматривать международные договоры. Главные конторы не будут держать в стране, из которой нельзя выехать на поезде или самолете. Это очень комплексная реформа.

- Как и все остальные вы обещаете сократить очереди к врачам, чем ваш план отличается от других?

- Мы сосредоточены на целостной реформе здравоохранения, чтобы через 20-30 лет медицина не оказалась в банкротстве. Мы должны выстроить систему здравоохранения, глядя на человека и его потребности. Все услуги сейчас выстроены с учетом управления и администрации: как нам удобнее донести услугу до человека. А нужно исходить из того, как человеку было бы удобнее получить услугу.

- Вы сказали, что дети – это наше богатство. И снова, это говорят все, в чем ваше отличие?

- Я не верю в то, что детей будет рождаться больше тогда, когда семьям станет проще получить деньги. Для увеличения рождаемости нужна благотворная среда обитания. Это означает, что общественное пространство построено, исходя из детей: как ребенку там находиться удобнее и безопаснее. Когда мы что-то планируем, нужно в центр поставить ребенка.

- И вы обещаете построить четырехполосные шоссе, при необходимости, взяв кредит. Как все.

- Да. Но не во всем нужно отличаться от других. Мне приятно, что есть договоренность: их нужно построить.

- Какова внешнеполитическая сила партии?

- К нам присоединились старший научный сотрудник Центра оборонных исследований Калев Стойческу и бывший посол Таави Тоом. Они представляют партию на внешнеполитических дебатах.

- И о налогах вы говорите мало по той причине, что это должны разрабатывать чиновники?

- Налоги – это все же политическое решение, но налоги должны исходить из крупных экономических планов. С налогами мы немного зашли в тупик: как получить больше денег, чтобы это не подорвало бюджет. Мы хотели бы повернуть дебаты в другое русло: прежде всего, посмотрим, в каком направлении мы будем двигаться, каковы амбиции. Во-вторых, какие деньги нам нужны, чтобы содержать свое государство. И как только мы решим эти два вопроса, то нужно провести один хороший анализ.

- «Eesti 200» находится в начале своего жизненного цикла. Как вы планируете избежать судьбы Свободной партии?

- А почему «Eesti 200» должна постичь судьба Свободной партии? Я не сравниваю «Eesti 200» со Свободной партией.

- Но сравним тогда с крупными партиями. Они сосредоточены на широком электорате, а вы – нишевая партия. Вы тоже хотите стать партией масс?

- Мы не хотим стать партией масс. У нас вообще не было цели создавать партию. Партия – это средство для того, чтобы прийти в политику, чтобы заниматься какими-то вещами. Как политическое движение мы не могли участвовать в выборах, для этого нам пришлось создать партию.

- Вы говорили, что на половину являетесь русской. Вы чисто говорите на эстонском и чрезвычайно хорошо на русском языке. Русский язык от матери или от отца?

- Русский язык от матери. Это был язык, на котором больше всего говорили дома. Я ходила в эстонский детский сад и в эстонскую школу. В Эстонии живут мои родственники, российская ветка очень маленькая. Я считаю себя эстонкой, вторым родным языком которой является русский язык.

- Мы знаем, что у вас есть дети и муж-поляк. Чем занимались ваши мать и отец, они были политически активны?

- Они никогда не были политически активными. Они всю жизнь прожили в Кивиыли и работали  в сланцевой промышленности.

- В Нарвском колледже, где вы работали, на стене висит картина Марии Сидляревич «Сипсик и Чебурашка по пути в лето». Сипсик на картине очень радостный, Чебурашка гребет. Что это символизирует для вас?

- Я купила эту картину, когда стала директором колледжа.

- В 2015 году на сайте Osta.

- Да. Эта картина символизирует то же самое, что я теперь говорю в политике. Чебурашка и Сипсик – герои детских книжек – должны быть в одной лодке. В одной школе и в одном детском саду.

- Почему Чебурашка гребет один?

- Сипсик явно управляет этой лодкой, а Чебурашка явно выполняет физическую работу. Я думаю, что у автора не было такого посыла, что эстонцы указывают, а русские должны выполнять тяжелую работу. Для меня важно, чтобы русские дети знали, кто такой Сипсик, а эстонские дети знали, кто такой Чебурашка. Сейчас они не всегда это знают.

- Что вы сейчас читаете?

- Последнее, что приходи на память – «Серафима и Богдан» Вахура Афанасьева, что оказало на меня сильное влияние. Она рассказывает о причудских староверах и советском времени, которое я не очень помню. В сумке у меня «Мой датский дядюшка» Андрея Иванова.