Интервью: как я поменяла пол

Анастасия-Кристель Домиани Фото: Privātais arhīvs

Международная медицинская общественность отказалась считать транссексуальность болезнью: из списка психических расстройств в международной классификации заболеваний исчез диагноз «транссексуализм». Это важное изменение, однако оно не означает автоматически, что положение трансгендеров станет лучше. Редактор Postimees Таави Минник побеседовал с украинкой Анастасией Евой Домани о том, как ей живется, будучи транссексуалом.

- Расскажите, каким было ваше детство?

- Мое детство пришлось на время существования СССР, но тогда я и подумать не могла, что когда-то сменю пол. Мне нравились некоторые предметы женского гардероба, косметика. Время от времени я пользовалась мамиными вещами. Но уже тогда закрадывались мысли, что я делаю что-то нехорошее: то, что надо скрывать. Я думала, это пройдет, когда я стану старше. Но с течением времени мой интерес возрастал, мне хотелось большего. Когда я поступила в университет, я стала смелее: покупала вещи на свой вкус. Но продолжала скрывать это от родителей. Во времена моей юности даже не существовало термина «трансгендер», казалось, что это психическое или сексуальное расстройство. Я боялась своего будущего.

- Когда вы начали ощущать, что находитесь не в своем теле? Когда вы приняли решение о смене пола?

- Это осознание пришло постепенно, конкретного переломного момента не было. Я начала чувствовать себя странно в первых классах школы; во время учебы в университете я узнала об этом больше благодаря Интернету. Я испытывала страх, стыд, стеснение: как со мной могло произойти такое? Что я скажу родным? Мне казалось, что это временное увлечение, которое пройдет. Было очень тяжело в моральном отношении: у меня появилась семья, и я думала — что я скажу жене? Как я объясню знакомым и коллегам? Я переживала очень долго, даже после того, как начала давать первые интервью. У меня до сих пор не было каминг-аута перед родителями; моя дочь, которой восемь лет, тоже еще не знает о моем переходе. После первых интервью я опасалась отвечать на телефонные звонки, боялась услышать вопрос — это был ты? Я была не готова объясняться. Жить в такой трансформации сложно, это ежедневная борьба.

Осложняется поиск работы; не все работодатели лояльно относятся к людям с трансгендерным статусом. Я работаю в ЛГБТ-организации, но это не навсегда, передо мной когда-то встанет проблема поиска нового рабочего места. Сейчас моя ситуация стала проще: я сменила документы, вопросов и недовольства стало меньше.

Сменить пол я решилась поздно: мне было тридцать семь лет, был 2016 год. Семейная жизнь разладилась, но мы продолжали жить вместе. Последние несколько лет я занималась организацией транс-квартирников. Во время таких встреч я больше узнавала про трансгендерность. Стала готовиться к заместительной гормональной терапии. Некоторое время работала в Праге, где чувствовала себя раскрепощенно. Вернувшись в Киев осенью 2016 года, я поняла, что не хочу больше носить мужскую одежду и играть мужскую социальную роль. Я начала принимать гормоны. Все стало развиваться очень быстро; я устроилась работать в ЛГБТ-организацию, нашла понимающих врачей, которые поставили диагноз, необходимый для смены пола. Два года и четыре месяца я нахожусь на гормональной терапии.

Было очень тяжело в моральном отношении: у меня появилась семья, и я думала — что я скажу жене?

Неудобство создает отношение к трансгендерности как к диагнозу, из-за этого мы поражены в правах: например, нам запрещено усыновлять детей, становиться донором крови, служить в армии и так далее.

- Расскажите, пожалуйста, о процессе изменения тела в результате приема гормонов. Какие ощущения во время этого?

- Я начала гормональную терапию поздно, обычно люди начинают раньше. Меняется психоэмоциональное состояние: воздушное, позитивное настроение. Кажется, что жизнь меняется к лучшему. Но это состояние проходит. К третьему месяцу терапии у меня стала увеличиваться грудь, были болезненные ощущения. Замедлился рост волос на теле и лице. Кожа стала нежнее и мягче. У трансженщин теряются репродуктивные функции; через полгода приема гормонов невозможно зачать ребенка. Пропадают эрекция и сперма.

- Теперь мир выглядит для вас иначе, чем прежде?

- Да. Я долго шла к тому, чтобы стать женщиной. Половина жизни уже позади, я не могу совершать свой переход медленно, нужно наверстать упущенные годы. Я стала больше успевать, появилось больше вкуса к жизни. Можно сказать, что я счастлива. Счастье собирается по крупицам. Я нахожу радость в общении со своим ребенком, это дает мне силы. Недавно был мой день рождения: я ощутила колоссальную поддержку от близких и незнакомых людей.

- Как реагировали ваши близкие и друзья?

- Я прекратила отношения с друзьями. Поддерживаю отношения только с некоторыми одноклассницами, которые меня приняли. Мои родные не знают (или скрывают то, что они знают) о моем переходе. Они видят мои внешние изменения, но я, собираясь на встречу с ними, надеваю одежду в стиле унисекс, чтобы их не шокировать. Возможно, мне легче будет рассказать им о себе через прессу. Мне предстоит несколько встреч, во время которых я планирую совершить каминг-аут. Не исключаю, что когда я расскажу об этом своим родителям, наши отношения могут измениться.

- Сталкивались ли вы после этого с насилием, угрозами или издевательством?

- В декабре 2017 года в гей-клубе я подверглась физическому насилию. История повторилась в августе 2018 года во Львове. Эти случаи освещались в прессе. 19 августа 2018 года в общественном транспорте, днем, на меня напали. Думаю, это произошло на почве трансфобии, неприятия. Никто не вмешался, не заступился на меня. Но, в целом, я считаю, что у меня все нормально: каждый день я выхожу в общество, контактирую с госслужащими, медработниками. Наше общество практически ничего не знает о трансгендерных людях. Не знают, как общаться, считают трансгендеров психически больными или извращенцами. Люди убеждены, что трансгендеры переодеваются в одежду противоположного пола для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Встречается и иное отношение: люди избегают нас, иронизируют, смеются над нами. Часто в поликлиниках врачи мужского пола намеренно обращаются ко мне как к мужчине, хотя я просила обращаться ко мне как к женщине.

Отношение к ЛГБТ-людям меняется очень медленно. В крупных городах отношение иное — есть доступ к информации в интернете. В маленьких городах и селах все осталось так же, как и сто лет назад. Людей необходимо просвещать.

- В интервью я читал, что ваша семья распалась. Вы надеетесь создать семью снова?

- Семья распалась в мае прошлого года, но официально брак еще не расторгнут. В свидетельстве о браке я записана как мужчина, недавно подала иск о внесении изменений в этот документ. Больше года мы с женой не живем вместе: забрав ребенка, она уехала жить к моим родителям. Через какое-то время мы расторгнем брак.

Мне хотелось бы обрести семью, но я не строю прогнозов. Сейчас я уделяю много времени личностному развитию и активистской деятельности.